— Минуту назад я видела одну внизу, но не уверена, была ли это она. Ваша девушка сбежала?

Я не удостаиваю ее ответом, и яростно проношусь мимо вниз по ступенькам. Я поймаю этого птенчика. Она не могла далеко уйти.

Я вырываюсь через аварийную дверь, и осматриваю стоянку. Она пуста. Но в глаза бросается одна вещь. Девушка в банном отельном халате дергает дверь каждой машины на парковке.

Это мой птенчик.

— Вот ты где!

С выражением шока на лице она оборачивается ко мне, а затем кричит во всю глотку:

— Не приближайся ко мне!

Он убегает к следующей машине, и пытается спрятаться, пока я приближаюсь.

— Порхай, сколько влезет, птенчик. Из клетки не выбраться.

— Отвали! – доносится до меня из-за машины, а потом в меня что-то летит. Увернувшись, я понимаю, что это был тапок. Отельный тапок, который она сперла. Она бросает второй, и я ловлю его.

— Не подходи ко мне, ты, сукин сын! – кричит она.

Мне повезло, что стоянка пустует, иначе жильцы отеля изрядно посмеялись бы над шоу. Но вообще-то, после меня не остается свидетелей. Даже ее не останется, если она сейчас не заткнется.

— Скажи-ка мне, птенчик, как ты освободилась?

— Черта с два! – выплевывает она.

Я – сама сдержанность.

— Кажется мне, наручников тебе не достаточно, — я оглядываю ее щиколотки и запястья. Левое запястье и пальцы полностью усеяны синяками. Могу догадаться, что она выкручивала руку, как могла, а потом сперла ключ из моего кармана, пока я спал. Умная девочка. Я представляю, сколько боли ей пришлось вытерпеть...

— Ты не можешь держать меня здесь, — продолжает она.

Я достаю пистолет и трясу им перед ее глазами, опуская палец на курок.

— Могу. Ты можешь бежать, но тебе не уйти от меня, — произношу я низким голосом. Я изо всех сил стараюсь оставаться спокойным, и, правда, не хочу повредить ее или чью-то машину.

— Немедленно иди сюда, или я выстрелю! – говорю я.

— Не выстрелишь! – орет она, продолжая убегать от машины.

Я целюсь в асфальт перед ней. Спуск курка. Она кричит и продолжает увиливать от меня в сторону. Я целюсь и стреляю туда. Куда бы она ни повернулась, следует выстрел. Даже с расстояния я вижу, как ее лицо охватывает паника. На ее лбу выступают капельки пота, а ее длинные ножки танцуют под темп моих выстрелов.

— Вот так, птенчик, лети ко мне, и это прекратится, – каждый мой шаг к ней пугает ее еще больше, пробуждая желание удирать. Она попалась, и она это знает. Не важно, куда она убежит. Я все равно её найду. – Идем со мной, и ты будешь в безопасности.

Она трясет головой, по щекам струятся слезы.

— В безопасности? Я никогда не буду с тобой в безопасности!

— Я не стану вредить тебе до тех пор, пока ты подчиняешься, — медленно произношу я. Машу пистолетом, приказывая ей приблизиться. Но она остается на месте.

— Ты хочешь причинять мне боль, — говорит она охрипшим голосом.

— Боль. Такое странное слово. Я рассматриваю его, как наказание. Обратная сторона боли – это похоть.

Я делаю еще один шаг. Она отступает. Я опускаю пистолет на уровень ее живота, и она следит за ним взглядом. Она пятится назад.

Я начинаю терять терпение.

— Ты возвращаешься в комнату. Со мной. Сейчас же.

— Нет! Ты чудовище!

У меня нет времени на эту чушь. Стискивая зубы, я надвигаюсь на нее. Она замахивается на меня кулаком, но я уклоняюсь от него, и вдавливаю пистолет ей в живот.

— У тебя нет выбора.

Она продолжает визжать.

— Прекрати это! Что ты делаешь?

Я хватаю ее за руку.

– Отпусти меня!

Мне приходится быть начеку, и я проверяю каждый угол, прежде чем заволочь ее обратно в отель. Они могут быть где угодно, в любое время. Они следят за нами, всегда наготове спустить курок, и выстрелить в наши головы. Им плевать на ее жизнь. Или мою. Если они нас увидели, жить нам осталось несколько секунд. Будь я проклят, почему я позволил ей сбежать?

— Убери от меня свои гребаные руки! – орет она.

Я блокирую ее в углу здания, и его тень скрывает нас от посторонних глаз.

— Ты, мать твою, сошла с ума? – в гневе шепчу я. – Я же сказал тебе, что ты умрешь, если выйдешь сюда.

— Я вышла сюда! И жива!

— Не держи меня за дурака, — рычу я. – Ты забыла, что я тебе сказал? Забыла, что я не единственный, кому нужна твоя голова?

— Конечно. Но пусть тогда меня заберут они, чем я проведу еще хоть секунду с тобой! – она плюет мне в лицо, но я вжимаю пистолет в ее тело, пока вытираю лицо.

— Бл*дь, ты заплатишь за это! – я слышу, как скрежещу зубами. – Ты, на хрен, не имеешь ни единого понятия, насколько я тебе нужен!

— Это не правда, — смеется она.

— За тобой придут. Такие же, как я: ублюдки, готовые убивать даже детей. Ничего не помешает им убить и тебя. Ты слышишь меня? Ничего! Ни ты, ни я. Они и глазом не моргнут перед тем, как нас убить, – я подымаю указательный палец, прислоняю к ее лбу, и делаю жест, будто спускаю курок. Она часто моргает. Она шевелит губами, но молчит.

— Я единственный, кто может спасти тебя от них. Единственный, кто знает, как защищать тебя.

— Мне не нужна твоя защита, — бубнит она.

Я провожу большим пальцем по ее носу, потом по губе, ласкаю подбородок, а потом поднимаю его вверх, чтобы она, наконец, посмотрела на меня. По-настоящему посмотрела. Поняла, что только я могу гарантировать ей жизнь.

— Твоя жизнь в моих руках. Не важно, сбежишь ли ты. Они все равно придут убить тебя. Это их работа, и они сделают все, чтобы ее выполнить. Ты это понимаешь? Пути назад нет. Ты – номер один в их списке. Это не закончится. Ни тогда, когда ты убежишь. Ни тогда, когда я умру. Это никогда не закончится. В ее глазах появляются слезы, когда она, наконец, понимает, что потеряла свободу. Не из-за меня. Из-за мира.

— Я не могу... — шепчет она. – Я больше не хочу боли.

— Боль – это то, что ждет тебя в случае неповиновения. Ее можно избежать. Хочешь ты этого, или нет, ты теперь — моя. Я спас тебе жизнь. И я сохраню ее, пока ты делаешь то, что я говорю, — медленно говорю я. – Все. Что. Угодно.