Пистолет до сих пор упирается ей в бок, и когда я слегка сдвигаю его, она хватает ртом воздух. В ее быстром дыхании я чувствую панику. Ее страх. Ее падение.

Она выдыхает. Плечи расслабляются, она открывает глаза, и я чувствую, как падает ее защита против меня. Она проиграла.

— Я не хочу умирать. Я сделаю все.

Я глубоко вдыхаю.

— Я единственная причина, по которой ты жива. Ты живешь, потому что я так хочу. И я могу забрать твою жизнь, когда захочу.

— Я знаю.

— Я мог бы убить тебя просто здесь, если бы хотел. Всем плевать. Никто даже не узнает. Ты просто исчезнешь.

Она втягивает носом воздух.

— Пожалуйста, не надо…

Я провожу рукой вверх по ее лицу, лаская щеку.

— Что ты будешь делать? Побежишь и умрешь, или останешься со мной, и выживешь?

— Я не хочу умирать. Я сделаю все... Пожалуйста... Я сделаю...

Я медленно улыбаюсь.

— Хорошо.

По ее щеке скатывается слеза, и я медленно наклоняюсь к ней, ожидая ее реакции. Но она не сопротивляется. Ее губы такие соблазнительные. Я с жадностью на них набрасываюсь. Она раскрывает их мне навстречу, наконец, позволяя взять то, что мое. Ее рот. Ее язык. Все. Я с яростью впиваюсь в нее. Я хочу ее больше, чем что-либо в этом мире! Я всегда хотел ее.

Но еще я хочу, чтобы она заплатила. Это и будет моей местью.

«Если тебя мучает совесть, душа одной ногой в аду»  

- Джон Кельвин

Икс

Пятница, 16 августа, 2013. Утро 5.30.

Она сидит на кровати, скрестив ноги, и опустив руки на бедра. Она ждет меня. Ждет моего приказа. Наконец-то, она слушается. Этого я и хотел. Я заслужил это.

Но того, что я наконец имею это, недостаточно. Я хочу ее. Физически. Духовно. Я сделаю все, чтобы она полностью была моей.

Я сажусь к ней на кровать. Она напрягается, и в ее глазах сверкает страх. Пальцами убираю несколько прядей, закрывающих от меня ее лицо. Я едва касаюсь ее щеки, пока заправляю прядь ей за ухо. Слегка наклоняюсь и шепчу:

— Ты проголодалась?

Она втягивает нижнюю губу.

— Н-нет…

Возможно, клубники ей хватило. Пока одной рукой я ласкаю ее щеку, второй веду под ее халатом вверх по ноге. Она вздрагивает.

— Пожалуйста, не надо.

— Почему ты до сих пор сопротивляешься мне? — мурчу я. Губами я зажимаю ее ушко, прикусывая его. На языке я чувствую капельку ее крови. Я слизываю ее, и чувствую ее вкус. У нее вкус шлюхи. Моей шлюхи.

Этот птенчик, который танцевал и порхал вокруг мужчин, будто они кормили ее золотым зерном, теперь принадлежит мне, и только мне. Отныне я единственный буду за ней присматривать.

— Все, что угодно, Джей.

— Все, — содрогается она.

— Но ты сама предложишь мне это.

Она закрывает рот, а ее тело снова содрогается. Я беру плед с кресла, и укутываю ее.

— Я не какое-нибудь чудовище. Я твое чудовище. Я забочусь о том, что мое. Можешь поверить в это.

Она дергает плед, и укрывается сама. Не думаю, что прямо сейчас она готова отдать себя мне. Хотя, сейчас я все равно не хочу ее трахать. После того, как я увидел ее в своей сперме, мне даже мыслить стало легче. Я знаю, что делать дальше. Я обучу мою зверушку, и получу свое возмездие. Одно другому не мешает. Наоборот, когда она будет в полном моем распоряжении, это скажется на ней. Я заберу ее удовольствие и боль, и это уничтожит ее, как я и планировал.

Не могу сдержать смешок, думая об этом.

— Что смешного? — спрашивает она.

— Забавно. Я всегда хотел, чтобы ты была моей, но только на моих условиях. И теперь ты моя, — хватаю ее подбородок и наклоняюсь к ней, оставляя на губах крепкий поцелуй. — И я не собираюсь когда-либо отпускать тебя, ты ведь понимаешь это?

Она нахмуривается, но позволяет поцеловать ее. От ее мягких сочных губ мой член снова встает. Меня заводит то, как она терпит мой запах, и все равно позволяет поцеловать ее. Мой язык исследует линию ее рта, а потом погружается глубоко внутрь, пока она хватает воздух носом.

Внезапно ее рука вырывается из-под пледа, и она опрокидывает меня, оказываясь сверху. Я падаю на спину, пока она пытается возместить всю свою злость на мне. Она почти ухватилась за пистолет. От стен комнаты отразился ее бешеный крик. Одной рукой я прижимаю ее к своей груди, а другой хватаю за запястья.

— Отпусти меня, урод!

Я начинаю хохотать, когда чувствую ее сопротивление.

— Джей, сколько раз ты еще попытаешься сделать это?

Она бесится, словно сумасшедшая в припадке, пока я отдираю ее пальцы от пистолета. Теперь она лежит сверху на мне, с руками за спиной (не без моей помощи), и ее глаза стреляют по мне, словно глаза ястреба по добыче.

— Почему ты до сих пор сопротивляешься?

— Потому что я могу, — рычит она.

— А что потом? Если бы тебе удалось заполучить мое оружие, о чем можешь забыть, конечно, что дальше? Моя смерть тебе не поможет. Я уже сказал тебе, и ты на все сто понимаешь, что я прав. Ты видела их. И они придут за тобой.

— Мне плевать.

— Даже зная, что умрешь?

Она захлопывает рот. На лбу появляется глубокая складка, что вызывает во мне еще больший смех.

— Я сказал тебе — единственный способ выжить — остаться со мной.

— Чушь! Если у меня будет пистолет, я сама позабочусь о себе.

Я качаю головой.

— Как ты собираешься позаботиться о себе, если со своим же дерьмом разобраться не можешь? Не считая моего.

— Что это должно означать? — она пытается освободиться из моей хватки. — Отпусти!

— Только если скажешь, что не попытаешься снова сделать это!

— Хорошо. Не попытаюсь. Доволен?

— Нет. Наоборот. Я редко бываю доволен.

— Это почему же? — она продолжает ерзать. — Ты всегда выглядишь чертовски довольным.

Она до сих пор ведет себя, как ребенок. Это напоминает мне далекое время, когда я хоть немного был счастлив. Как и она. Когда я не был под завязку в дерьме, как сейчас. В принципе, я с рождения был в дерьме, но в моей семье это считалось нормальным. Но теперь…после того, что со мной случилось…да, пожалуй, можно сказать, что хуже уже некуда.