Справедливости ради нужно заметить, что Ленин не только разрушал памятники темного российского прошлого. Где-то в начале 1920-х, в тяжелый для советской республики период послевоенной разрухи, неустроенности, Ленин распорядился выделить средства на реставрацию собора Василия Блаженного. И, может быть, благодаря этой ленинской доброхотной опеке собор был спасен от погибели. Об этом свидетельствует известный архитектор-реставратор П. Д. Барановский, — человек, отнюдь не симпатизировавший большевикам.
Но если памятник великому князю Сергею Александровичу был уничтожен, едва мечтатели обосновались в Кремле, то могила его в Чудовом монастыре так и осталась нетронутой. Княжеской могиле повезло, потому что она попросту оказалась утерянной на долгие годы: монастырь в 1929 году снесли, а о знаменитом захоронении забыли. И лишь в 1985-м, при каких-то ремонтных работах в Кремле, оно было случайно обнаружено. В гробнице находился высохший до крайности покойный в прекрасно сохранившемся военном мундире. Но тогда еще не наступило время оказывать почести останкам великих князей. И гробницу поскорее засыпали землей. Причем никто не позаботился хотя бы чем-нибудь прикрыть останки князя. Так на самый мундир землю и набросали. Через десять лет, когда наступила настоящая мода на почитание царских или великокняжеских костей, гробницу снова раскопали, и Сергей Александрович был перенесен в Новоспасский монастырь.
Теперь нижний храм преподобного Романа Сладкопевца, в котором находится романовская усыпальница, открыт для свободного посещения. Правда, не постоянно, а лишь во время ранней воскресной или праздничной литургии.
Можно в монастыре теперь увидеть и васнецовский крест — распятие с херувимами под высокой сенью. Не тот, разумеется, который сам Ленин отволок когда-то на помойку. Но точную его копию. Он стоит неподалеку от колокольни, как раз там, где прежде было кладбище. На постаменте надпись: Крест воссоздан в 1998 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго в память о Великом князе Сергее Александровиче. Останки князя перенесены из Кремля в Новоспасский монастырь 17 сентября 1995 года и погребены в усыпальнице бояр Романовых. Нужно заметить, что погребены многострадальные останки великого князя были не сразу: еще два года они находились в часовне возле церкви Спаса Преображения и только в 1997-м, наконец упокоились в самой родовой романовской усыпальнице.
Слева от колокольни, у самой монастырской стены, стоит небольшая, стройная, аккуратно побеленная часовенка. Ее построили в начале XX века над могилой инокини Ивановского монастыря Досифеи. Эта одна из легендарных могил московского некрополя всегда привлекала к себе внимание: к ней и прежде шли отовсюду паломники, и теперь возле нее можно повстречать многолюдные экскурсии.
Под именем Досифея в московском Ивановском монастыре с 1785 года находилась в заточении княжна Тараканова — дочь императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Григорьевича Разумовского.
В детстве княжна жила в семье отцовой сестры госпожи Дараган. И, вероятно, от этой мудреной фамилии она стала впоследствии именоваться Таракановой.
Когда ей исполнилось шестнадцать, граф Разумовский отправил дочку за границу, чтобы отроковица обучилась там всяким благородным экзерцициям.
Самой ли княжне это пришло в голову, или она действовала по чьему-то наущению, но в 1773 году, в Италии, в чудном приморском городку Ливорно, она впервые открыто назвалась дочерью и наследницей Елизаветы Петровны и заявила свои претензии ни много ни мало на всю нашу необъятную.
Но государыню Екатерину Алексеевну на арапа не очень-то возьмешь, с нею такие штучки не проходили, — она сама была ловкой «бизнес-вумен» и со всякими претендентами на свою выстраданную богатую добычу не делала иначе мировой, как снявши шкуру с них долой.
Государыня тогда направила в Италию отряд лихих молодцов во главе с графом Алексеем Орловым, наказав чесменскому герою правдой или не правдой захватить возмутительницу ее спокойствия и вывезти в Россию. Граф Орлов исполнил волю дражайшей своей императрицы, как обычно, безукоризненно. Он каким-то образом очень расположил к себе синьорину Тараканову и пригласил на корабль осмотреть его каюту. Вышла из графской каюты претендентка на русский престол уже только, когда корабль стоял на петербургском рейде.
Сейчас советские порядки нередко преподносятся, как сплошная власть тьмы, как беспримерное изуверство, на которое способны лишь самые отпетые злодеи и маньяки. И чаще всего такое мнение небезосновательно. Но при этом обычно стыдливо не договаривается, — а кто научил-то? В частности, иные наши запоздалые тираноборцы, ввиду отсутствия тирана, по всей видимости, припоминают, как в 1930-е, по воле мстительного отца народов, НКВД организовывал похищение руководителей белого движения в Париже — генералов Миллера, Кутепова, других. Но, как бы неприятно это кому-то ни показалось, справедливости ради нужно все же заметить, что такие приемы отнюдь не были изобретением советского режима. НКВД всего лишь использовал прежний российский опыт. Не более чем. Владимир Максимов рассказывал, как во Франции старики из белой эмиграции всё досаждали ему первое время, чтобы «Континент» непременно занял активную изобличительную позицию против «евреев-большевиков», навеки запятнавших себя кровью святого царского семейства. Максимов заметил им тогда, что восстание высокородных дворян в декабре 1825-го, между прочим, ставило целью и уничтожение августейшей фамилии. А кто научил-то? — отвечал Владимир Емельянович потомкам декабристов, — вы и научили! Каховские с Трубецкими. Вы и научили, милые!
Итак, княжна была схвачена и представлена Екатерине, которая сейчас объявила ей высочайшую свою конфирмацию: для наилучшей степени пользы и порядка империи и блаженство-вания всех ее подданных девице Таракановой надлежит принять монашеский сан и удалиться навсегда в монастырь.
Местом заточения лишенной свободы княжны был назначен Ивановский монастырь. По иронии судьбы, — а в России очень многое происходит по иронии судьбы, — чрезвычайно радетельное участие в устройстве этой обители приняла сама императрица Елизавета Петровна — мать княжны Таракановой. Причем в царском ее указе говорилось, что монастырь должен служить «для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей». Как чувствовала матушка. Куда уж знатнее сирота оказалась там.
Содержание ее в монастыре было необыкновенно строгим. Инокиня Досифея, — так княжна с этих пор стала именоваться, — занимала две крошечные кельи, и не только сама не могла их покидать, но даже не имела права принимать у себя визитеров, за исключением игуменьи, духовника и келейницы. Лишь со смертью Екатерины таинственная инокиня была переведена на общий режим: отныне она получила свободу хотя бы внутри монастырских стен, и ее мог теперь навещать кто угодно беспрепятственно.
И к ней потянулись посетители. Зачастую очень высокопоставленные лица. Много раз инокиню Досифею навещал выдающийся духовный просветитель митрополит Московский Платон. Это, кстати, подтверждает царское происхождение ивановской затворницы: вряд ли митрополит — крупнейший интеллектуал своего времени, воспитатель наследника Павла Петровича — был бы частым гостем у какой-нибудь самозванки.
Всего в Ивановском монастыре Досифея прожила двадцать пять лет. Умерла она в 1810 году, заранее с точностью предсказав день своей смерти — 4 февраля. И завещала быть погребенной рядом с отеческими гробами — в Новоспасском монастыре. Под Преображенским собором, в самой романовской усыпальнице, ее, разумеется, похоронить тогда не могли. Это означало бы признать, что она все-таки царского роду. Поэтому ей было отведено место на краю монастырского кладбища, под стеной. На ее погребении, помимо прочей многочисленной публики, присутствовали и кто-то из Разумовских. Это, как говорится, со стороны родственников.
