— Поехали.

— Ну вот и отлично, — сказал Трент с удивленной улыбкой.

Я слез с мотоцикла и обошел «додж», чтобы сесть рядом с братом. Горячий воздух, который шел от машины, обжег мне кожу, и я впервые почувствовал, что на улице очень холодно, а одет я совсем не по погоде.

— Тебе Шепли позвонил?

— Ага. — Трентон сдал назад и, осторожно маневрируя, стал выруливать со стоянки. Потом посмотрел на меня. — Точнее, его девушке позвонил какой-то парень и сказал, что вы с Эбби ругаетесь возле столовой.

— Мы не ругались. Я просто… пытался ее вернуть.

Трентон кивнул:

— Я так и подумал.

Выехав на дорогу, мы замолчали. Разговор возобновился, только когда мы вошли в «Датч» и расположились за стойкой. Публика в этом баре собиралась не самая спокойная, зато большинство завсегдатаев и сам Билл, бармен и хозяин заведения, были приятелями моего отца, и мы с братьями выросли у них на глазах.

— Рад вас видеть, ребята. Давненько вы к нам не заглядывали, — сказал Билл, вытирая столешницу и ставя перед каждым из нас по стопке виски и по бутылке пива.

— Привет, Билл, — ответил Трентон, тут же опрокинув свою стопку.

— Трэвис, с тобой все хорошо? — спросил хозяин.

Трент ответил за меня:

— Ему станет лучше, когда он выпьет.

Я был благодарен брату за то, что он избавил меня от необходимости говорить. Сейчас мне от греха подальше действительно стоило отмолчаться.

Трент одну за другой ставил передо мной стопки виски до тех пор, пока у меня во рту все не онемело и я не почувствовал, что вот-вот вырублюсь. Потом, наверное где-то между баром и моей квартирой, я действительно отключился. Во всяком случае, проснулся я на диване, одетый, не помня, как попал домой.

Меня разбудили знакомые звуки: Шепли закрыл дверь и «хонда» Америки выехала с парковки. Я сел и открыл один глаз:

— Ну как вы? Хорошо повеселились?

— Да. А ты?

— И я. Наверное. Ты слышал, как я пришел?

— «Пришел» — не совсем подходящее слово. Трент втащил тебя по лестнице и бросил на диван. Ты ржал, и я подумал, что вам, видать, было весело.

— Трент, может, и придурок, но брат он неплохой.

— Это точно. Есть будешь?

— Ой нет, только не это! — простонал я.

— Как хочешь. А я пойду поем хлопьев.

Я стал мысленно восстанавливать события прошедшего вечера. Часы, проведенные в баре, виделись как в тумане, зато встречу с Эбби возле столовой я вспомнил отчетливо. Меня передернуло.

— Я сказал Мерик, что сегодня мы будем заняты. Думаю, пора заменить твою разнесчастную дверь.

— Тебе не обязательно нянчиться со мной, Шеп.

— А я и не собираюсь. Через полчаса мы выезжаем. Перед этим тебе не помешало бы помыться, — сказал он, усаживаясь в кресло с миской хлопьев в руках. — А как вернемся домой, нужно будет заниматься. Скоро ведь экзамены.

— Вот же свинство! — вздохнул я.

— Я закажу пиццу: пообедаем ею, а вечером доедим, что останется.

— Нет уж, спасибо. Скоро День благодарения, и мне предстоит два дня подряд есть пиццу на завтрак, обед и ужин.

— Ладно, тогда китайский ресторан.

— На фига так суетиться из-за бытовой ерунды?

— Иногда это помогает отвлечься. Поверь.

Я медленно кивнул, надеясь, что Шепли прав.

Время еле ползло, и я был даже рад необходимости засиживаться допоздна (мы занимались вдвоем с Шепом, или к нам присоединялась Америка): за подготовкой к экзаменам можно было хоть как-то коротать бессонные ночи. Трентон обещал до Дня благодарения не говорить отцу и братьям про мой разрыв с Эбби. Приближение праздника внушало мне беспокойство: я ведь уже сказал своим, что Голубка придет. Если явлюсь без нее, они пристанут с вопросами, а обмануть их вряд ли удастся. Они меня насквозь видят.

В пятницу, после занятий, я позвонил Шепли:

— Слушай, я понимаю, что эта тема закрыта, и все-таки не сможешь ли ты узнать, где Эбби собирается провести праздники?

— Тут и узнавать нечего. Она будет с нами. Мы едем к Америке домой.

— Серьезно?

— Да. А что?

— Ничего, — сказал я и быстро нажал отбой.

Я стал бродить по кампусу под моросящим дождем, дожидаясь, когда у Эбби закончится занятие. Наконец из корпуса стали выходить студенты, которые вместе с ней были на матанализе. Сначала я увидел голову Паркера, потом вышла Голубка. Она куталась в зимнее пальто, с явной неловкостью слушая болтовню Хейса.

Я надвинул на лоб свою красную бейсболку и подбежал к ним. Заметив меня, Эбби слегка приподняла брови.

Я принялся, как заклинание, повторять про себя: «Какую бы гадость ни брякнул сейчас Паркер, будь спокоен. А то все испортишь. Не теряй голову». Но Паркер, к моему удивлению, отошел, не говоря ни слова.

— Шепли сказал, что вы с ним и с Америкой едете завтра в Уичито?

— Ну да, едем…

— Ты пробудешь там все праздники?

Она пожала плечами, с видимым усилием пытаясь сделать вид, будто мое присутствие ее нисколько не смущает.

— Может быть. У меня очень хорошие отношения с родителями Мерик.

— А с твоей мамой?

— Она алкоголичка, Трэвис. Ей что День благодарения, что не День благодарения — она даже дат не разбирает.

У меня подвело живот: Голубкин ответ на следующий вопрос мог стать моим последним шансом. Услышав раскат грома, я поднял голову и поморщился, когда на лицо мне упало несколько крупных капель.

— Хочу попросить тебя об одолжении, — сказал я, втягивая шею. — Иди сюда. — Я потащил Эбби под ближайший навес, где мы могли укрыться от внезапно разошедшегося ливня.

— О каком? — спросила она, заподозрив неладное.

Из-за шума дождя мне было плохо ее слышно.

— Э-э-э… — замялся я. Мои нервы напряглись до предела, мозг забил тревогу, но я все-таки решился: — Мои братья и отец по-прежнему ждут тебя в четверг.

— Трэвис! — простонала Эбби.

Я посмотрел на свои ботинки.

— Ты ведь обещала прийти.

— Знаю, но… Ты не считаешь, что теперь это будет немного неуместно?

— Ты обещала прийти, — повторил я, стараясь, чтобы голос казался спокойным.

— Я пообещала это тебе до того, как мы расстались. Теперь все изменилось. Неужели не ясно?

— Нет, не ясно. И уже ничего не переиграешь: Томас забронировал билет на самолет, Тайлер взял выходной. Все хотят тебя видеть.

Эбби поморщилась и принялась накручивать на палец мокрую прядь волос.

— Твои братья в любом случае приехали бы на праздник к отцу, разве нет?

— Не все. Мы уже несколько лет не собирались в День благодарения полным составом. Ребятам непросто выбраться, а на этот раз я пообещал им настоящий праздничный ужин. С тех пор как умерла мама, у нас на кухне не появлялась ни одна женщина и…

— Вам что, кухарка нужна?

— Да нет, конечно. Ты же знаешь, Голубка: я не это имел в виду. Я только пытаюсь сказать, что мы все очень хотим тебя видеть.

— Ты не рассказал отцу и ребятам о нашем разрыве?

— Пока нет. Папа начнет меня расспрашивать, а я еще не готов об этом говорить. Мне до старости придется выслушивать, какой я дурак. Пожалуйста, Голубка, приходи.

— Индейку нужно поставить в духовку в шесть утра. Тогда в пять мы должны будем отправиться к тебе домой…

— Давай там и заночуем.

Она возмутилась:

— Ну уж нет! Хватит с меня и того, что я должна буду врать твоим родственникам, изображая, будто мы все еще встречаемся!

Такой ответ уязвил мое самолюбие, хотя, строго говоря, другой реакции ждать и не приходилось.

— Ты так кипятишься, словно я тебя из окна попросил выпрыгнуть.

— Ты должен был им все рассказать!

— И расскажу. После Дня благодарения. Обязательно расскажу.

Эбби вздохнула и отвела взгляд в сторону. Ожидание ответа было таким же мучительным, как если бы мне под ногти загоняли иголки.

— Хорошо, я приду. Но ты должен пообещать, что это не какая-нибудь очередная уловка и ты не будешь уговаривать меня восстановить наши отношения.

Я кивнул, стараясь сохранять невозмутимый вид: