Это победа. Полная и безоговорочная.

И не меньше половины наёмников уже праздновали её: они на всём скаку штурмовали обозные телеги, стоящие кучей у берега.

— Вон они, — сказал Шалопай, указывая вправо. — Вон Гриз… а вот Олистера я что-то не разгляжу.

Тяжёлая конница неторопливо выезжала из-за леса. На первый взгляд их стало чуть больше, чем было, а значит, с ними пленные и, должно быть, немало. Чтобы разобраться в происходящем, им потребовалось не больше пары секунд. И через эти пару секунд тяжёлая конница начала набирать ход. К обозам, конечно же. Благородные любят грабить ничуть не меньше наёмников.

— Это разгром, — хмыкнул Шалопай и, подмигнув Валлаю, приложился к фляжке. — Сотен пять уже легло в траву, сотни три утонуло или вот-вот утонет и столько же, если не больше, в плену. Треть армии, да? И сколько ещё сумеет добраться до дома? Как думаешь, что Ёбнутый выторгует у короля за эту победу? Принцессу? Полкоролевства?

Он шутил. Но Валлай совершенно серьёзно произнёс:

— Меньше, чем на всё королевство, Гриз уже не согласится, — и, приняв фляжку, сделал большой глоток.

— Да ты пьян, — фыркнул Шалопай.

— Да. Но Гриз после этой победы будет ещё пьяней меня.

***

Валлай уже порядком напился, когда Настоятель пихнул его в бок и, ухватив за локоть, повёл куда-то. Жаль. Кажется, эта благородная мадам, которой рубака рассказывал про Битву при айнсовских бродах, была совсем не прочь выслушать конец рассказа наедине. Её пьяному мужу, уже в открытую лапающему служанку, на это было плевать.

Они вышли из приёмного зала, прошли по короткому узкому коридору, упирающемуся в лестницу, и поднялись на второй этаж. Этот коридор оказался ещё уже и короче первого. Жрец уверенно толкнул одну из дверей, и та поддалась.

Шкаф, сундук да стол с тремя стульями — вот всё, что находилось в рабочем кабинете второго человека королевства. Ну, и он сам, конечно. Олистер зло зыркнул на Настоятеля и улыбнулся, переводя взгляд на рубаку.

— Добро пожаловать.

Валлай и жрец уселись напротив хозяина, и тот разлил вино из простой оплетённой бутыли по золотым кубкам.

— За что пьём? — спросил Олистер, поднимая кубок.

— За героя, прикрывшего нашего горячо обожаемого короля своим телом? — предположил Настоятель, болтая вино.

Герцог выгнул бровь и стрельнул глазами в Валлая.

— Бычара это подтвердил?

— Кажется, на мой вопрос он ответил словом «конечно».

— Ничего удивительного, эта легенда в ходу даже у тех, кто видел произошедшее воочию. Многоуважаемый Бычара в тот момент, как мне думается, как раз пытался убить горливского знаменосца и не видел, как оно было на самом деле. Наши отряды разъехались уже во второй раз, и мы собирались сшибиться в третий. И сшиблись. Один ублюдок попал мне копьём в шлем, завязки порвались, и шлем повернулся, загородив мне весь обзор. Я, как идиот, выехал вперёд, перегородив Гризбунгу дорогу, и получил удар копьём в правый бок. Меня сбросило с седла, но, к счастью, только и того, хотя рёбрам и левому плечу, конечно, пришлось несладко. Вот и вся история. Предлагай другой тост, жрец.

Настоятель быстро облизнул губы и нервно улыбнулся.

— Тогда, быть может, за правду?

— Отличный тост, жрец. Вот только будешь ли ты так откровенен со мной, как я был с тобой?

— Можно я уже просто выпью? — пробурчал Валлай. — Я в последнее время слышу слишком много разговоров, смысла которых не особо понимаю, но чую, что оказался по уши в говне, и вы только продолжите топить меня в нём.

Олистер зло улыбнулся и залпом осушил свой кубок, рубака сделал то же самое лишь на миг позже, а вот Настоятель только пригубил вина.

— На правду отвечают только правдой, — медленно произнёс он и ещё раз нервно улыбнулся. — Мне нужны люди, ваша светлость. Десятка два хорошо обученных воинов, рыцарей и их боевых слуг.

— О том, что тебе нужны люди, я знаю. Вопрос в том, зачем они тебе нужны, жрец?

— До конца осени нам нужно убить всех могильщиков, находящихся в Короссе. Наши люди работают над тем же в Горливе и даже у горцев.

Герцог зло фыркнул.

— Ты же в курсе, что некоторые северяне затевают мятеж, намереваясь примкнуть к Альгарту. Те самые люди, которым Гризбунг помог защитить свои земли, сейчас замышляют против него. Горлив уже оправился от того поражения, и, по слухам, которые для сведущих людей уже давным-давно не слухи, именно туда сбежал Шератли этой зимой. Просит свергнуть узурпатора и вернуть хотя бы южную часть тех земель, что, как ему кажется, принадлежат ему по праву. И многие южане не против такого расклада. И вот, приходишь ты, жрец, и в такое смутное время просишь у меня как будто какую-то мелочь, всего-то два десятка человек. Но не кого-то, а рыцарей и их боевых слуг. В ответ я могу лишь спросить у тебя: не рехнулся ли ты?

— Бунт, если он вообще случится, произойдёт не раньше следующего года.

— Мы думаем так же. Но нам известно, что достаточно одной искры, одной обиды, которую невозможно стерпеть, и все расчёты и предположения идут по пизде, а точными сведениями остаётся только подтереться. Но вашей братии, кажется, это невдомёк. И действительно, что же произойдёт со жрецами, если на место Гризбунга вернётся Шератли, а северные провинции отойдут Горливу? Да ни хера с ними не случится. Так, может, пару храмов разграбят под горячую руку да пришьют пару десятков младших жрецов. — Олистер наполнил свой кубок и протянул бутыль Валлаю, но рубака сделал отрицательный жест — он подливал сам себе уже дважды. — В то время как некоторые, — продолжал герцог, сделав два жадных глотка, — в том числе я, рискуют потерять всё, кроме чести. Но, предположим, у меня есть люди. Предположим, я даже готов их дать. Только скажи мне, жрец, зачем мне отправлять рыцарей убивать проклятых бродяг? И с чего это вы так на них ополчились?

На этот раз Наставник не торопился с ответом. Валлай ожидал долгую речь, но после всех раздумий жрец Единого сказал только:

— Это будет святая война против слуг Неназываемого. Её должны вести лучшие люди страны.

— И вы уже нашли того, кто поведёт лучших людей за собой? — хмыкнул Олистер, кивая в сторону Валлая.

— Да.

— То есть лучшие люди страны под предводительством человека, фактически, выигравшего Гризбунгу битву за престол, пойдут убивать нищих бродяг?

— Да.

Олистер расхохотался. Да и Валлаю стало смешно от этих слов. Он даже пьяный не мог выдумать такого бреда, а он сейчас очень пьян. И, тем не менее, это происходит на самом деле, не в пьяном бреду и не в глупом сне.

— Боги, — буквально простонал герцог, отсмеявшись. — Скажи хоть, зачем вам это?

— Могу только сказать, что если этого не сделать, нам грозят вещи гораздо хуже, чем бунт и возвращение Шератли, — сумрачно ответил Настоятель. — И не только нам. Не пытайся давить на меня, ваша светлость, я и вправду не могу об этом говорить.

— Ладно, пускай. Но, скажи, неужели у храма Единого нет денег, чтобы заплатить за это дело не простым головорезам, а благородным людям? Ведь есть, и это глупо отрицать.

— Когда храмам требуется помощь паствы, они за этой помощью обращаются, — жёстко сказал жрец и указал на идол, висящий на шее герцога — фигурку, прячущую лицо в ладонях. Это было второе популярное изображение Единого. — И паства не спрашивает о причинах и не думает о размерах этой помощи, паства просто помогает. По крайней мере, так должно быть.

Олистер сузил глаза и склонился к жрецу.

— Я знал твою мать, щенок, — процедил он, делая ударение на слове «знал», — не стоит со мной так разговаривать.

На этот раз Настоятель не повёл и бровью.

— Если вашей светлости будет интересно знать, именно моя мать начала это дело и хочет его закончить. Любыми способами. Она послала меня к вашей светлости. И она выбрала Валлая на место предводителя этой войны.

Лицо герцога буквально за один миг приобрело благодушное выражение.

— Мне это известно. И я дам людей. Но только потому что и я, и многие другие действительно уважаем Аклавию и потому что в бой их поведёт он. — Олистер допил вино и тяжело поставил бокал на стол. — А теперь уходите. И тебя, жрец, я не хочу больше видеть в моём доме. Что же до тебя, Бычара, моя дверь всегда распахнута. Друг короля — мой друг, и так будет всегда.