— Не лёгкого, — согласился я. — Она больше подходит для правительственных концертов, приуроченных к какой-нибудь красной дате.

— Гляди ты, — изогнул левую бровь Дорнбуш. — Интересно было бы послушать.

— Со временем услышите, — с улыбкой пообещал я. — Вас-то, наверное, интересуют больше эстрадные песни?

— Логично, — тоже улыбнулся собеседник. — Собственно, по этому поводу я и захотел с вами встретиться. Ничего у вас не завалялось в загашнике такого, что могло бы подойти к нашему репертуару?

Перед моим мысленным взором тут же промелькнули лица легенд свердловского рока Бутусова, Шахрина, братьев Самойловых… Затем Гребенщикова, Шевчука, Цоя, Кинчева… Нет-нет, с такими песнями «ЭВИА-66» никогда на сцену не выйдет, собственно, ни один худсовет не примет у них «Предчувствие Гражданской войны», «Пачка сигарет» или «Этот поезд в огне». Даже вроде бы невинные «17 лет» группы «Чайф» и то не пройдут цензуру из-за строк «я с тобой опять сегодня этой ночью…»

Нужно что-то такое, к чему ни одна комиссия, ни один худсовет не придерётся.

О, а ведь группа «Браво» с подавляющим большинством своих песен — это ж самое то! Ну к примеру, «Этот город». В конце 80-х мне услышал её на магнитофоне, потом сам подобрал на гитаре. Слова я вроде помнил.

— Можно инструмент?

Я кивнул на «ленинградку» и, получив одобрение, взял гитару в руки. Проверил строй — вроде бы настроена.

— Песня называется «Этот город», из самого свежего, — нагло заявил я. — Просто наиграю-напою, чтобы у вас появилось о ней представление.

Я даже сыграл нечто типа инструментального вступления, прежде чем запеть:

Этот город — самый лучший город на Земле

Он как будто нарисован мелом на стене.

Нарисованы бульвары реки и мосты,

Разноцветные веснушки, белые банты…

Ну что сказать… Композиция Дорнбушу и его музыкантам явно пришлась по вкусу, и они загорелись желанием тут же её сыграть уже в «электричестве». По словам руководителя коллектива, песня универсальная, может относиться к любому городу страны, где имеются трамваи, а они в тексте упоминаются. Вот только в Свердловске они не ярко-жёлтые, как в песне, а красные, в нижней их части, и не буду же я против, если в их варианте будет звучать «ярко-красные трамваи»? Я махнул рукой, в принципе, для меня это не столь принципиально.

Текст я им, не отходя от кассы, накидал на тетрадном листе, аккорды тоже, так что при мне ребята минут двадцать спустя уже играли что-то, приближенное к оригиналу. После чего я заявил, что у нас с Полиной ещё планы на сегодняшний вечер, и мы откланялись.

В планах у нас было кино, мы пошли на последний сеанс в «Салюте», шла французская приключенческая лента «Чёрный тюльпан» с Аленом Делоном, снятая ещё в 1964 году, но только сейчас попавшая в советский прокат. Вот там, на последнем ряду, где, кроме нас, никого не оказалось, мы нацеловались вдосталь. Окажись мы в этот момент или чуть позже в каком-нибудь уединённом месте, думаю, дело дошло бы и до постели, но податься нам было некуда. Она с подругой на съёмной комнате, я с товарищем в общежитии… Хоть номер в гостинице снимай. Да и то вместе хрен поселят, не положено по советским законам селить в одном номере мужчину и женщину, не являющихся мужем и женой. Аморально!

Потом я провожал её домой, и снова мы целовались под фонарём, к общежитию вернулся без четверти полночь, двери уже были заперты, и в комнату пришлось влезать по пожарной лестнице, благо она проходила рядом с нашим окном. В прошлой жизни тоже приходилось проделывать подобное, иногда даже будить Вадима стуком в окно, если он уже спал, как и сейчас.

— Нагулялся, котяра? — позёвывая, спросил он, открывая половинку окна.

— Да так, — уклончиво ответил я.

— Ну-ну, — хмыкнул Вадим. — Есть хочешь?

— Не, мы с Полиной перед кино в кафе заскочили.

— Смотри, а то мне с оказией из дома сало передали…

— То самое? — спросил я.

— Ага, с мясными прожилками.

Я почувствовал, как мой рот моментально наполнился слюной.

— Чёрт с тобой! Хлеб у нас вроде был? Бутербродик себе сделаю, если ты не против.

— Да хоть два! — снова хмыкнул Вадим, доставая завёрнутое в промасленную бумагу сало из тумбочки. — На, режь, сколько душа желает. А я опять на боковую, если ты не против. Очень уж приятный сон снился.

Через неделю Дорнбуш пригласил меня на премьеру песни. Оказывается, её буквально за пару дней до концерта в этом же ДК, где базировался «ЭВИА-66», принял худсовет. Концерт был посвящён в честь открытия после реконструкции парфюмерно-косметической фабрики «Уральские самоцветы». Я сидел в третьем ряду — первые два занимали руководство фабрики, городские и областные чиновники. Я грешным делом подумал, что увижу среди них и Ельцина, и что мне делать, если и он меня увидит — кинуться к нему с благодарностями? Мол, спасибо, Борис Николаевич, за то, что помогли разобраться с этими нехорошими Язовскими… Но нет, не было его, у меня буквально камень с души упал.

«ЭВИА-66» исполнил три песни. Первую — про комсомольскую юность, а вот второй была моя «Этот город». То бишь группы «Браво», но в данном случае со сцены автором был объявлен я, пришлось даже вставать и кланяться, отчего мои щёки и уши тут же запылали огнём.

Исполнили неплохо, во всяком случае лучше, чем я ожидал, хоть до оригинала Хавтана&Со и не дотянули. Ну а третьей стала «Аист на крыше», и снова мне пришлось вставать и кланяться. Солировала Полина, подпевала же ей Галя Максимовских. Даже без детского хора здорово получилось! В общем-то, с этими ребятами можно работать, подкидывая им время от времени какой-нибудь шлягер их моего прошлого-будущего. И опять же, песни, как объяснил Саша Дорнбуш, автоматом при принятии худсоветом становятся моей интеллектуальной собственности. А значит — очередные авторские отчисления капают на мой расчётный счёт в Сбербанке СССР. Так что необходимости звонить Нечипоренко я пока не видел.

На тот момент, кстати, вся наша группа благополучно сдала летнюю сессию, и на двухнедельную практику была распределена по предприятиям Свердловска. Большую часть отправили, как мы и предполагали, на «полтинник», он же «Уральский завод транспортного машиностроения имени Свердлова». В прошлой жизни в это время я проходил реабилитацию, не до практики было, а вот после второго курса попал-таки сюда. Работа по большому счёту — не бей лежачего, начальство нам доверяло выполнять простейшую работу, связанную, правда, с радиотехникой, а не уборкой помещений. И на том спасибо!

Ну и, конечно, я не забывал о моей тетради с «предсказаниями». Хранил я её сначала под матрасом, но затем решил найти более надёжное место. Сочинитель детективов Фридрих Дюрренматт любил повторять: «Если хочешь спрятать дерево — прячь его в лесу». Я послушался его совета и просто стал таскать тетрадь с собой среди других тетрадей, никогда не вынимая из портфеля. С одной стороны, она всегда при мне, не нужно беспокоиться, что её кто-то найдёт в твоё отсутствие, а с другой — никто же не устроит обыск моего портфеля. Это если я только совершу какое-то преступлении, вот тогда да. Мои вещички перетряхнут как следует, особенно если органам нужно будет что-то найти, какое-нибудь вещественное доказательство.

Но не будем о дурном… Я вот тут намедни задумался, а какого, собственно, хрена мои «Хроники будущего» лежат мёртвым грузом?! Я для чего их писал? Разве не для того, чтобы они помогли избежать ошибок и катастроф? А значит, они должны попасть в руки людей, в силах которых использовать эти предупреждения на благо общества. И не одного человека, а нескольких, чтобы как можно больше увеличить вероятность того, что мои записи начнут действовать.

Брежнев отпадает сразу, этот даже к 70-му году успел закостенеть в своих мировоззрениях, став податливой игрушкой в руках своего окружения. Жаль только, в это окружение просочились люди, отличающиеся политической и экономической близорукостью. Либо специально делающие вещи, идущие во вред СССР, хотя мне в это и не хотелось верить. Хотя кое-кого уже сейчас можно было бы авансом поставить к стенке. Того же Яковлева, например — идеолога чудовищного социального эксперимента под названием «Перестройка» и идейного вдохновителя оппозиции. Сейчас он вроде бы трудится в аппарате ЦК КПСС. Шеварднадзе из той же когорты. Творец международных «инициатив», подорвавших международные позиции и авторитет СССР в мире. А Суслов! Серый кардинал, «человек в галошах», застывший в своей идеологической неповоротливости, как мошка в янтаре.