Причём писать без экивоков, а как есть. Брежнев — значит Брежнев, Горбачёв — значит Горбачёв, Андропов — значит Андропов. События должны быть изложены также точно, хоть и в художественной форме.

Но тут же одна мысль охладила мой пыл… Когда-то читал в своём будущем, что у каждой печатной машинки свой неповторимый шрифт, образцы которых хранятся в КГБ. Вроде как для того, чтобы вычислять как раз тех, кто занимается самиздатом. И в магазине записывались паспортные данные покупателя. Но может и брехня. Машинок выпускалось тысячи, а шрифты если и снимались, то снимались с новых, заводских, перед тем, как они уйдут в народ. А впоследствии могли быть не раз перепроданы или вообще подарены.

Однако по здравому размышлению лучше не рисковать. Несколько лет в запасе есть, крайним сроком себе назначу, предположим, 1979 год, когда началась заварушка в Афганистане. А до того времени, может быть, мне удастся пробиться либо во власть (что маловероятно — ну какой из меня функционер), либо подняться в спорте или музыкальном творчестве так, что я буду иметь доступ к телам высшего партийного руководства. Например, на вручении государственных наград. Блин, ну тут нужно постараться. Либо олимпийское «золото» выиграть, либо ораторию или оперу написать типа «Малая земля». И то не факт, что пригласят к высшему руководству страны. Это в моём будущем Путин лично вручал награды отличившимся «олимпийцам» на торжественном приёме в Кремле, шампанское с ними пил, а в этом времени, возможно, дела обстоят по-другому. Космонавтов Брежнев точно принимал, в памяти даже отложился снимок, где он с целой группой советских космонавтов после полёта двух «Союзов под номерами 4 и 5. Ну, космонавтом стать мне точно не светит, придётся пробиваться там, где могу.

Приняв для себя такое решение, я сразу же успокоился, как-никак тема моего «дневника» исподволь терзала меня с момента его написания. И занялся насущными делами. В частности, тренировками. Первенство СДСО «Буревестник» не за горами, стартует 10 сентября в Кутаиси. А с 14 по 24 ноября в Каунасе будет проходить чемпионат СССР, и мне очень хочется стать его участником. Причём, что характерно, на обоих турнирах среди заявленных весовых категорий самыми тяжелыми являются свыше 81 кг. Представляю, как против бойца весом, скажем, 82 кг выходит 110-килограммовый слон. Примерно то же самое, кстати, имело место быть в Крыму, когда я бился с Клопом. А в нём навскидку было килограмм 130.

В спортзале физвоса я появился 21 августа, к тому моменту мой загар уже слегка побледнел, но Казаков всё же не удержался, заметил:

— Вон как загорел! Ну чисто индус.

Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Надо же, насколько у них с нашей вахтёршей одинаковое мышление. Но когда включился в работу — сразу стало не до смеха. После Крыма я слегка поправился, и Лукич решил сгонять с меня лишние килограммы в ускоренном темпе. Даже с моей чудесной выносливостью мне пришлось несладко. Думаю, Казаков просто хотел, чтобы я умер, но я не дал ему возможности порадоваться.

— Ну ты и лось, Покровский, — отдуваясь, заявил он, стягивая с рук «лапы». — Но учти, эту неделю буду гонять тебя как сидорову козу. До первенства СДСО меньше трёх недель, нужно быть готовыми на все сто.

А в тот же вечер, в половине десятого, когда я только поужинал после тренировки, дверь в комнату распахнулась и в проёме показалась лохматая физиономия одногруппника Кости Парамонова.

— Женька, дуй на вахту, там на проводе Москва.

Я уже догадывался, кто мог звонить по мою душу, и не ошибся.

— Евгений, я получил вашу бандероль… Думал, наложенным платежом пришлёте, но думаю, не на последние оплатили, — хмыкнул Силантьев. — А теперь к делу. Вы мне прислали партитуры сразу двух композиций. Могу смело сказать, что талантом вы не обделены, и если продолжите в том же духе — вас ждёт большое будущее. Обе песни я готов включить в наш репертуар, если вы, конечно, не против. Но я думаю, что не против, раз прислали мне партитуры… Кто их, кстати, писал? Вы же вроде как не владели нотной грамотой, а там ещё и аранжировки довольно неплохие.

— Это как раз руководитель «ЭВИА-66» постарался, Александр Дорнбуш. Ну помните, я вам говорил, что это ведущий свердловский ВИА…

— Ах, да, да, помню. Передавайте от меня этому, как его… Дронбушу?

— Дорнбуш.

— Да, передавайте Дорнбушу мой поклон. Но и вам, пожалуй, следует уже выучить ноты, это на самом деле не так сложно, если захотеть. Не искать же каждый раз человека, который вам их будет писать… Так вот, Евгений, я у вас беру обе песни, и та, что про аиста, её можно ведь тоже подготовить к праздничному концерту, тема мира в СССР всегда актуальна. Вы согласны?

— Насчёт песни или насчёт мира?

— Хм, и того, и другого. Но первое меня интересует в данный момент больше.

— Да конечно, я буду только рад, если она прозвучит на праздничном концерте. Только я ведь ещё не член Союза композиторов.

— Скоро им станете, это я вам обещаю. До концерта в Колонном Зале Дома Союзов получите членский билет.

— Верю, Юрий Васильевич, — сказал я серьёзно. — Тогда у меня ещё один вопрос… Кто будет исполнять песню «Аист на крыше»?

— Пока я не думал над этим, у меня есть несколько вариантов…

— А как вам то, что вы слышали на плёнке? В смысле, вокал?

— Учитывая качество записи… В целом, девочка неплохо поёт, у неё чувствуются задатки. Она ваша, свердловская?

— Да, закончила культпросветучилище, поступила в этом году в музыкальное училище. Полина Круглова. Что, если она и споёт на концерте?

— Как? — опешил Силантьев. — Но её же никто не знает! У нас есть исполнительницы, чьё имя на слуху, которых знают и любят в Советском Союзе. В том числе и молодые. Слышали, как поёт Ротару? А Толкунова? У Валечки прекрасный голос, правда, она у Саульского сейчас работает, ну так мы попросим, одолжит… А Нина Бродская!

— Юрий Васильевич, я ведь когда писал песню — то писал её именно под Полину. Я обещал ей. Что петь её будет только она.

Тут я, конечно, приврал, никаких таких обещаний я Полине не давал, но сейчас подумал, что, согласись на предложение прославленного дирижёра — это станет своего рода предательством по отношению к Полине.

— Если вам понравилось, как поёт наша вокалистка, почему бы ей спеть и на концерте для первых лиц страны? — продолжал я давить. — В конце концов, где ещё зажигаться новым звёздам, как не на таких ответственных мероприятиях? А вас, Юрий Васильевич, если всё пройдёт удачно — а я уверен, что успех обеспечен — станут называть маэстро, зажигающим звёздочки на небосклоне отечественной эстрады.

Ну, старина, давай же, поддавайся на уговоры!

— Ах вы льстец… Так я ведь совсем вашу девочку не знаю, только заочно, и то по одной, записанной в так себе качестве песне.

— А она готова к вам приехать, пока занятия в училище не начались, послушаете её и уж тогда, если дело совсем плохо, будем решать с другой исполнительницей из вашего списка.

На том конце провода задумались, потом я услышал вздох и произнесённое на выдохе:

— Ладно, пусть приезжает. Дайте ей мой телефон, созвонимся и договоримся более конкретно.

— Спасибо, Юрий Васильевич…

— Пока не за что, мы ещё не знаем, чего ждать от вашей протеже… А что касается песни «Этот город», то я предлагаю отдать её Магомаеву. Мы уже вчера пробовали, она буквально создана для него.

— Ну если так… Тут я возражений не имею.

Засим мы и распрощались. Чуть позже я лежал на своей кровати с закрытыми глазами и думал. Вот ведь, придумали же все эти Союзы… На загнивающем Западе званий не дают, а звёзд Голливуда и музыкантов типа Синатры знает весь мир. А Чайковский и Мусоргский? Они ни в каком Союзе композиторов не состояли, но их музыка вот уже почти сто лет является достоянием мировой общественности. Равно как и Пушкин с Гоголем нигде не состояли и взносы не платили в отличие от какого-нибудь Задрищенского-Мухосранского, с гордостью демонстрирующего направо и налево свою членскую книжку. А что сделаешь? Таковы реалии советского образа жизни. Чтобы куда-то пробиться — нужно где-то состоять. Хоть в партии, хоть в Союзе композиторов.