Из динамиков несётся следующая песня:

Не река в половодье волнуется

И сметает растаявший лёд -

На весенних, на солнечных улицах

Майский праздник встречает народ…

Я бросаю взгляд на часы — семь минут десятого. И тут в колонне впереди начинается движение. Всё, пошли!

— Держим равнение! — зычно командую я. — Плакаты выше, руки устали — передали соседу.

Вадим незаметно подмигивает, едва сдерживая улыбку. Я тоже улыбаюсь. Вот сейчас, в эту секунду, мне чертовски хорошо! Как же хочется, чтобы этот миг длился вечность!

— Мимо трибуны шествуют студенты и руководящий состав Уральского политехнического института имени Сергея Мироновича Кирова! — торжественно объявляет диктор, и музыка, не прерываясь, слышится приглушённым фоном.

Дальше следует краткое изложение истории института и достижений его выпускников. Всё это нужно успеть сказать за те секунды, что мы минуем трибуну, с которой демонстрантам приветливо машут руками партийные боссы, все, как один, с приколотыми к лацканам плащей красными бантиками. По центру — член ЦК КПСС, первый секретарь Свердловского обкома партии Константин Кузьмич Николаев. На этой должности шесть лет, а в следующем январе уйдёт на пенсию. Будучи пенсионером персонального значения, станет преподавать на кафедре технологии воды и водного хозяйства нашего политеха. А в конце мая 1972 года скончается в одной из московских клиник после хирургической операции по поводу онкологического заболевания. Похоронят его на нашем Широкореченском кладбище. Сейчас же Николаев, импонировавший мне тем, что поддерживал «косыгинские» реформы и был настоящим, крепким хозяйственником, выглядел вполне бодрым, широко улыбался, и вряд ли предполагал, что жить ему осталось всего два года. Эх, если бы я задержался в этом времени подольше, уж нашёл бы способ подобраться к Николаеву и заранее предупредить его о будущих проблемах со здоровьем. Сейчас даже не подойдёшь, а если и получится дорваться до тела, то после моего предсказания меня либо на 15 суток посадят, либо опять же на Сибирский тракт отвезут.

О, а это что за знакомая рожа с краешка пристроилась?! Ну точно, Борис Николаевич собственной персоной! В прошлой жизни я даже не обратил на него внимания, это была невысокого полёта птица в толпе чиновников, а сейчас увидел эту морду с выпяченной нижней губой — и сразу признал. В данный момент Ельцин, если ничего не путаю, возглавляет в обкоме КПСС отдел строительства.

— Эй, Жека, что опять с тобой? У тебя такой вид, будто ты Гитлера увидел.

Встревоженный голос Вадима, который ещё и дёрнул меня за рукав, помог мне выйти из ступора. Я только сейчас заметил, что так крепко стиснул зубы, что они того и гляди начнут крошиться. И всё это на ходу, не сбивая шаг.

— Не обращай внимания, вспомнил кое-что, — сказал я, с трудом отводя взгляд от уплывавшей назад трибуны.

— Новыми трудовыми свершениями встретим юбилей Вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина!

Ага, уже встретили… И весь год будем встречать.

Тут из динамиков грянуло:

Восходит солнце ясное.

Блестит в траве роса.

Цветут вокруг прекрасные

Мои поля, мои леса.

Страна моя любимая

На всей земле одна

Стоит никем непобедимая

Моя Советская страна!

Наша колонна миновала площадь, продолжая движение по проспекту Ленина, и тут меня словно током ударило. Вот сейчас это должно случиться. Из подворотни, до которой оставалось идти метров десять, верхом на «Урале» с коляской выскочит пьяный мужик и врежется в толпу наших студентов. Пострадают пятеро, но все отделаются ссадинами и ушибами, а вот мне коляской прилетит по полной — перелом большой берцовой и последствия, о которых я уже упоминал.

— Стоять! — завопил я, протискиваясь между деканом нашего факультета и ректором УПИ.

Встал перед ними, раскидывая в стороны руки.

— Стойте!

Передние ряды замерли как вкопанные, задние ещё какое-то время по инерции напирали, а мне показалось, что я уже слышу низкий рык «ураловского» мотора. Да нет, не показалось, так оно и есть. И вот уже мгновение спустя из подворотни вылетает зелёный мотоцикл с коляской, за рулём сидел, низко пригнувшись, мужик совершенно ошалелого вида, вперившись перед собой остекленевшим взглядом. И если бы я экстренно не притормозил нашу колонну, то этот придурок точно влетел бы в наши ряды, идущие следом за руководством института. А так он с рёвом пронёсся мимо и… Перескочив через газон, мотоцикл на бордюре высоко подпрыгнул, кренясь в воздухе набок, и рухнул на пустынный в тот момент, к счастью, тротуар.

Раздался чей-то тонкий крик, кажется, Светки, тут же народ загомонил, кинулся к мотоциклисту, вылетевшему из седла и распластавшемуся на асфальте тротуара. Шлема на нём не было, это и сыграло роковую роль — из-под головы лихача растекалась тёмная лужица.

Снова кто-то взвизгнул, кажется, уже не Светка. Да, не повезло мужику. Но кто ж в этом виноват?! Кто просил его садиться пьяным на мотоцикл и нестись куда-то сломя голову? Да ещё и без шлема… Печально, конечно, но, с другой стороны, из наших никто не пострадал, а самое главное — цела моя нога. Вот такой вот получился чейндж, как говорят янки.

Врачи «скорой» на такого рода праздничных мероприятиях обязаны дежурить, и они появились уже несколько минут спустя. Но помочь они этому бедолаге уже ничем не могли.

— Товарищи, не толпимся, продолжаем движение! — крикнул в мегафон какой-то милицейский начальник в погонах.

Милиционеры рангом пониже тут же начали выталкивать нас обратно на проезжую часть проспекта, хотя до точки, где движение заканчивалось, оставалось от силы метров сто, после чего народ разбредался кто куда. Мужики — обычный пролетарий — с оглядкой по сторонам тихонько во дворах разливали по стаканчикам горячительное, закусывая плавлеными сырками. Было бы, как говорится, что выпить, а повод всегда найдётся. Тем более 1 мая, самый что ни на есть пролетарский праздник.

Мы и сами с мужиками нашими, с «Завода радиоаппаратуры», после таких демонстраций согревались во двориках. Особенно это было актуально после ноябрьской демонстрации, когда погода подчас не жаловала марширующих в общем строю, и без «сугреву» было не обойтись.

Мы продолжили движение до «финишной прямой», хотя в толпе только и было разговоров, что о несколько минут назад случившемся инциденте. Моё имя тоже звучало, со всех сторон сыпалось, какой я молодец, что вовремя заметил опасность. Закинули в грузовик транспаранты и портреты членов Политбюро, и тут я услышал голос Заостровского.

— Покровский.

— Да, Фёдор Петрович!

— Иди-ка сюда.

Ректор отвёл меня в сторонку от продолжавшей движение колонны.

— Что это сейчас такое было?

— Вы о чём, Фёдор Петрович? — с совершенно искренним видом удивился я.

— Ты дурачком-то не прикидывайся. Как ты понял, что сейчас из проулка вылетит мотоцикл?

— Так услышал звук мотора, и будто мне кто-то в ухо закричал: «Покровский, опасность!». Мистика какая-то!

— Действительно, мистика.

Заостровский ещё раз внимательно посмотрел мне в глаза, после чего мотнул головой:

— Ладно, ступай… Спасибо тебе, если бы не твоя реакция, то среди студентов могли быть жертвы, а так только сам лихач пострадал. Вот что значит заниматься боксом… Кстати, ты ещё не бросил?

— Как можно, Фёдор Петрович!

— Смотри, не бросай, тебе ещё осенью на первенстве «Буревестника» выступать. Если я ничего не путаю, а там, глядишь, на чемпионат СССР отберёшься. У нас в политехническом пока чемпионы ещё не учились. А за твоё поступок мы тебе, Покровский, хм, благодарность объявим, прилюдно, в актовом зале.

Надо же, благодарность… Так-то неплохо, лишние баллы в карму не помешают. А самое главное — спас ногу. И значит — могу продолжить спортивную карьеру.

Мужика, правда, всё же жалко. Я в какой-то мере чувствовал себя перед ним виноватым. Может, свечку в церкви за упокой души поставить? Так я даже имени его не знаю. Раб божий не знамо кто, упокой Господи его душу… Так, кажется, я в молитвах не особенно был силён даже на склоне лет.