— Так мы что, и правда не заявим на них в полицию? Они же нас натурально убить хотели?
Лев обхватил голову Мирославы руками и заглянул в глаза, будто в душу.
— А вы хотите их непременно посадить, милая девушка?
Пташкина немного смутилась, такими непривычными казались жесты и взгляды то ли бывшего, то ли нынешнего босса. К тому же она и в самом деле не знала — хочет ли вендетты для этой сладкой парочки. Все живы и здоровы — уже хорошо. Сам Лев рядом — тоже неплохо, душевненько так.
— Я не знаю, правда. Просто... вам не кажется, что они опасны для общества?
— Вряд ли. Они наверняка и сами не рады тому, что случилось. Сами же видели, этот рецидивист нас даже спасти хотел.
— А он рецидивист?
— Представьте себе! Так что если даже такой человек встал на путь исправления, то нам больше нечего опасаться.
— Думаете? — в сомнении протянула Пташкина.
— Конечно! К тому же сами чуть не пали нашими жертвами. Думаю, это послужило неудавшимся Бонни и Клайду хорошим уроком. Мира неуверенно кивнула, и тут Лев вдруг вспомнил, что хотел все это время спросить:
— А кстати...Мира, чего она вообще вас связала-то?
Пташкина прикусила губу. Очень уж ей не хотелось рассказывать Льву про ту запись, что она сделала со слов Степки. Но и промолчать она тоже не могла. Наконец Мира решилась и кратко пересказала все, что поведал ей Степка. И про то как она к Ольге пришла тоже рассказала. Все-все. В красках и подробностях. Аверьянов выслушал ее молча, казалось, что даже спокойно, но...
Первым его порывом было забежать обратно, в подъезд и таки сделать повод для вызова Глухаря Васьки. А если точнее — прибить кукушку Ольгу.
Мирослава еле-еле удержала шефа от необдуманного поступка, и еще полчаса успокаивающе гладила по голове и целовала в небритую щеку.
Лиля, уставшая ждать сладкую парочку на соседней скамейке, махнула на них рукой и вызвала себе такси, пообещав сказать Степке, что с ними все в порядке.
— И еще скажу, что вы скоро дома будете. Поняли? Скоро я сказала!
Лев кивнул, приобнял Миру за талию и прижался лицом к ее животу.
— Поедем ко мне? — вдруг прошептала он так тихо, что Мира еле расслышала его слова.
— Так там же это... Степка.
— Да? А да...точно. Ну тогда к тебе.
— Так там этот, Вадик.
— А мы его выгоним. — Нет уж, не сейчас. Тут рядом гостиница, за уг...
Она не успела договорить, как Лев уже тащил ее за этот самый угол, чтобы... А впрочем, это уже совсем другая история.
ЭПИЛОГ
— Ненавижу я эти ваши бананы! Дайте мне еще персиков!
Мирослава с трудом перевернулась на бок и надулась, словно воздушный шарик.
— Ты сейчас лопнешь, — засмеялся Степка и пристроился к ней под бочок.
— Не лопну... — в ответ ворчливо буркнула Пташикна, в смысле теперь уже год как Аверьянова, и смачно вгрызлась в персиковую сочную плоть зубами. — А папа сказал, что лопнешь.
— А папа вообще лучше пусть молчит. Я его ночью как человека просила мне за клбуникой сбегать?
— Ну...
— Гну! Я его как человека, а он что принес?
— Что?
— Землянику! Представляешь? До стольких лет дожил, а землянику от клубники отличить не может. Стыдно должно быть папе, так ему и передай.
— Жуть какая... — подтвердил Степка, пристраиваясь под руку Миры, чтобы она его погладила. То есть совершила ежедневный ритуал.
Тут же прибежал наглый Васька и тоже потребовал его погладить. Он удобно устроился на плече у Степки, и требовательно мяукнул, привлекая к своей важной персоне внимание. — Кыш отсюда, вредитель... — беззлобно прикрикнула на кота Мирослава, но тот даже ухом не повел, точно зная, что хозяйка поворчит-поворчит, остынет и погладит в порядке очереди.
За Васькой на диван вскочил подросший и возмужавший перс, которого когда-то подарил Мире Вадик, и тоже устроился по соседству. У Пташкиной в ногах. Васька беззлобно шикнул на перса и прикрыл глаза.
Диван жалобно скрипнул, но выдержал всех.
— Эх вы... ладно уж. Но первым я чешу Степку. Он быстрее был. Васька скептически взглянул на мальчика, но промолчал. Мурлыкнул и улегся поудобнее, ожидая своей очереди на вечерний прочес.
Мирослава потрепала Степу по пышным воолосам, машинально отметив, что пора бы уже и подстричь дитя. Прикрыла глаза, вспоминая вкус сладкой сочной клубники, которая росла у них в огороде, когда она была еще совсем маленькой. Подумала, что надо бы и здесь все засадить ягодой и вдруг... что-то больно толкнуло в районе пупка. Вернее не что-то, а кто-то. Острая боль пронзила низ живота, она непроизвольно застонала и, под испуганным взгядом Степки, зачем-то пополза с дивана на пол.
— Пташикна, ты чего? А?
— Ничего... — прохрипела Мира.
— Все нормально.
— А чего на полу делаешь?
— Я не знаю... — простонала она.
— Ну тогда залезай обратно.
— Не...не могу я. Я встать не могу.
— Может позвать кого?
Мира подумала-подумала и решила, что стоит прислушаться к ребенку. Потому что сама она сейчас больше всего походила на таракана. Большого, пузатого таракана, который никак не может перевернуться.
— Ладно, позови кого-нибудь уже.
— Я мигом! Степка пулей понесся за «кем-нибудь», а Мирослава вновь почувствовала боль и поняла, что это всё, это конец. И как только она это поняла, её тут же отпустило.
До родов оставалось девять часов и двадцать шесть минут.
— Ну, и кто тут у нас? — сквозь вату в ушах Аверьянов услышал голос доктора и испуганно посмотрел на жену. Кажется свершилось...
— Кто там у них, спроси уже... — устало кивнула она и откинулась на кресло.
Сейчас его жена была еще краше, чем обычно, несмотря даже на красные глаза с полопавшимися в них капиллярами, и вздутые вены на шее. Он пригладил её растрепавшиеся мокрые волосы и поцеловал в лоб.
— Вот куда ты целуешь?! — прошипела Мира, и тут же подозрительно добавила, — Ну, кто-нибудь уже скажет — кто там у нас?
— Вы знаете, тут такое дело... — начал было доктор и вдруг замолчал.
В операционной повисла мучительная, гнетущая тишина.
— Какое, док? В чем дело? — Лев встревоженно разбил эту звенящую тишину.
— Ну... странно это все как-то...
— Да что там такое? — встревожились все, включая анестизолога и санитарку.
— Нет. Я всякое видел... и негритенка у белых родителей, и азиата... а тут...
— Что? — чуть ли не плакал Лев под сочувствующими взглядами персонала и офигевшим взором Пташкиной.
— Ну-ну...так уж и быть... не буду вас томить...
— Да что там???!!!
— Ну чего вы так кричите? Просто мне обещали одного ребенка, а тут что?
— ЧТО?
— А тут их двое. Вот только откуда второй... мда... странно однако.
Детский писк на два голоса озарил начало нового дня и новой жизни. Двух жизней. Нет, все-таки пяти жизней семьи Аверьяновых.
За большими солнечными окнами операционной вовсю цвела сирень, под окнами толпа сочувствующих, собранных Зинкой распевала какую-то невнятную, но наверняка мотивационную песню, а в самом помещении слезы умиления подчеркивали всю торжественность наступившего-таки долгожданного момента.
— Ну что, папаша... Девочки у вас. Две сразу... только как это вышло - ума не приложу. А так, конечно, поздравляем!
— Спасибо... — улыбался папаша и изо всех сил пытался устоять на месте от свалившегося на него двойного счастья.