Я не знала, как ей помочь. Даже, если бы мне было известно имя отца Маши, то еще не факт, что молодой мужчина ей обрадуется. Очень мало мужчин, готовых признать свое отцовство. Лично я не знала ни одного.

Спала я очень мало. Это уже входит в привычку. Хорошо, что хоть сегодня не нужно бежать к семи часам. Наташа уже проснулась и крутилась на кухне, держа малышку на руках.

 – Привет. Ты как? – я забрала у Наташи чайник, чтобы налить воды.

– Да, нормально. Прости, что все вывалила на тебя.

– Правильно сделала. Трудно все держать в себе.

– А ты как? – Наташа села в уголочек, чтобы не мешать.

– Я? Мне тоже, наверное, нужно все кому-то рассказать. – Я стала готовить бутерброды и кашу.

На кухню приплелся сонный Егорка.

– Мам!

– Привет, солнышко мое! – я прижала к себе сына. Как же я по нему соскучилась!

– Ты во сколько пришла? – пробурчал Егор.

– Поздно. Прости. Ты уже спал.

– У меня для тебя подарок! – сказал Егор.

– Правда?!

– Да, только я его еще не доделал.

– М-м-м, значит, я подожду, – я поцеловала Егорку и отправила умываться.

– Все-таки  самый лучший мужчина – это сын! – с улыбкой сказала Вельская, глядя в след Егорке. – Он не променяет тебя ни на кого. Ты все равно останешься его мамой даже, если у него будет миллион других девушек!

– Это точно! Но! Хватит хандрить! Мы пока прекрасно справляемся и без мужчин!

– Ну, тот, кто мне нужен, навряд ли вспомнит обо мне, а вот  тобой стоит  заняться. Развод – еще не повод всю жизнь прожить одной!

– Ты только что пять секунд назад сказала, что у меня есть самый замечательный мужчина! – фыркнула я.

– А я и не спорю! – парировала Вельская.

– Так зачем мне еще кто-то?!

– Чтобы любил и никому не отдавал!

– Знаешь, Наташ, я сейчас так счастлива, как никогда до этого не была. И вот не надо мне ничего лишнего! И никого. Ваша овсянка, леди! – я поставила перед Наташей тарелку с кашей.

– Вот почему я должна есть за тебя, Машка? Это не справедливо! –  вздохнула молодая мамочка.

– В жизни вообще мало справедливости! – философски заметила я. – Но кашу тебе съесть придется! 

Влад.

Первый блок «Amazday» был запущен. Результат превзошел даже смелые ожидания. Можно немного выдохнуть. Впереди три месяца. Но расслабляться мне не хотелось. И сбавлять темп тоже. После успеха пришло много новых заказов. Не таких больших, но времени и внимания они требовали. И они могли быть выполнены без непосредственного моего участия. Но. Сам не зная почему, я решил лично во всем участвовать. Не потому, что никому не доверял, а потому, что мне этого хотелось. Мне ужасно понравилось работать так, как прошла неделя. В таком темпе и с таким составом: я и Морозова. Согласен, что тандем вышел неплохой. Даже не думал, что такое возможно. Но результат стоял перед глазами. Точнее, она сидела за своим столом. Я имею в виду, Веру. Но часто заходила ко мне. Не скажу, что она была послушной и со всем соглашалась! Нет! Если ее что-то смущало, она говорила это прямо. И это радовало. Терпеть не могу покорных овечек: «Да, Владислав Сергеевич! Хорошо, Владислав Сергеевич!» Вот просто убивает! Она больше подходила на роль партнера, а не помощницы. И отпускать от себя я ее не хотел. Такая помощница нужна самому!

Отец все еще находился под наблюдением врачей и постоянно ворчал. Но ему ясно и четко дали понять, что в больнице он пробудет не менее месяца, плюс реабилитационный период может затянуться до полугода. С сердцем не шутят! А он перенес на ногах два инфаркта. Смотреть на него было грустно. Он страдал не столько от состояния своего здоровья, сколько от безделья. Я и Светлана навещали его по очереди. Хотя я подозревал, что Чащина приходит к нему каждый день.

Демьян, как ни странно, тоже вел себя сносно и не доставлял хлопот. Может, и правда, поумнеет? Очень на это надеялся. У него еще есть на это время. Артем каждый день сообщал мне о нем. И я даже успокоился, что все хорошо.

Все было хорошо. Ровно до того момента, пока я случайно не подслушал телефонный разговор Веры.

Я иногда сам поднимался, а не вызывал свою помощницу. Мне нравилось смотреть, как она работает. Складочка между бровей, которая появлялась у нее, когда она была сосредоточена, просто умиляла. И мне хотелось провести пальцем, чтобы ее разгладить.

Я открыл дверь, и застыл на пороге.

Вера разговаривала по телефону. Но ее тон был очень далек от делового, который я обычно слышал. Голос был мягкий и нежный. Он звучал, словно музыка, обволакивая и убаюкивая. И я заслушался. На секунду закрыв глаза, я представил себе другую Морозову: мягкую, нежную, женственную. Такая картина меня не просто потрясла. Я никак не смотрел на свою помощницу с такого ракурса. Я так привык, что она всегда была строгой, сухой, колючей, дерзкой. Какой угодно, но только не такой бархатно милой и чарующе нежной!

– …Я постараюсь…. Конечно…. Обязательно, родной! У тебя все получится! Да…. Я постараюсь сегодня прийти….  Хорошо…. Конечно, сходим! Спасибо…. Хорошо, я буду ждать. Я тоже очень скучаю! Я тоже тебя очень люблю! Очень! До вечера. Я позвоню. Целую….

Вера еще несколько секунд улыбалась в никуда после того, как закончила разговор. То, что она разговаривала с мужчиной, было понятно. Но то, как светилось ее лицо, ее нежная улыбка, адресованная кому-то на том конце связи, привели меня в бешенство! Никогда не был сентиментальным. А вся карамельная ваниль была для меня приторной, и я терпеть не мог такие проявления нежности. Они меня напрягали, потому что слова и чувства никогда не совпадали с действительностью. А проявление простой человеческой теплоты я никогда не видел и не чувствовал! И вот сейчас я смотрел на то, как светилась моя помощница после телефонного разговора! Черт возьми! В душе все перевернуло, закипело и выплеснулось наружу:

– Я хотел бы попросить Вас своими личными вопросами заниматься в нерабочее время. И не отвлекаться на пустые телефонные разговоры! – И сам не узнал свой голос. Но и отвести взгляд от лица Веры тоже не мог.

Морозова очнулась. Ей понадобилось всего пара секунд, чтобы улыбка исчезла с ее лица! Она смотрела на меня с непониманием. Или удивлением? Я не понял. Но то, что ее лицо потемнело при взгляде на меня, заметил. Нет, она не злилась. Она просто погасла.

– Извините, Владислав Сергеевич. Такое больше не повторится, – донеслось до меня. Но отвечать я не собирался. Совсем забыв, зачем выходил, вернулся в кабинет и зло уставился перед собой.

В ушах до сих пор звучал ее нежный, ласковый голос.

Черт!

Да, я привык, что Морозова Вера Владимировна более двенадцати часов в сутки была рядом! Она, конечно, уходила во второй корпус, но я всегда знал, что она здесь, в «Медиаграде», и принадлежит мне. Точнее, работе! И никак не подозревал, что у нее может быть какая-то своя личная жизнь! Меня это вывело из равновесия. Никогда не замечал за собой такой собственности! А тут просто вышел из себя! Где-то в глубине души слабый голос пищал, что Морозова – простой человек, и ничто человеческое ей не чуждо. Но я был против! Против, черт возьми! Наверное, в прошлой жизни я точно был рабовладельцем, иначе, откуда такие замашки? Я не знал. И мириться с тем, что моя помощница успевает проводить время с кем-то еще, не хотел. Я словно стал монстром. Жадным монстром, который ни с кем не хотел делиться!

И та неделя, которую мы работали вместе, как один механизм, полетела к чертям! Я стал придираться по таким пустякам, от которых мне и самому становилось дурно! А ведь мне просто хотелось, чтобы она  беспрекословно выполняла все, что я просил. Бред? Полный! Но я так хотел! Потому что знал, что почти все женщины так поступали. Делали то, что я хотел. Все! Но не Морозова! Она спорила, отстаивала свое мнение, упиралась, делала так, как считала нужным, если я ошибался. Но никак не хотела подчиняться! Я стал нервным и раздражительным. Я хотел не только знать, что она здесь, но и видеть. Я стал чаще требовать приготовить мне кофе, который выпивал почти залпом, и требовал еще.