Долгие три часа передо мной вереницей проходили мужчины, женщины и дети дворянских семейств, причем об одних мне давали больше сведений, а других характеризовали всего несколькими словами.

– Я тоже не могу все про всех знать, – ответил маг, когда я его спросил, почему такая дискриминация. – Стараюсь дать тебе больше сведений о тех, с кем ты имел дело. Но учти, что могут быть накладки. Я все-таки не твоя нянька и за тобой хвостом не ходил, поэтому могу быть не в курсе всех твоих знакомств. На этот случай можно припасти объяснение, связанное с частичной потерей памяти. Скажем, неудачное занятие с мечом. Иногда сильный удар плашмя по голове...

– Спасибо! – с сарказмом поблагодарил я. – Мне для полного счастья не хватало только слухов о том, что я еще и ушибленный на голову.

– Тогда придумай что-нибудь сам, – мотнул он головой. – А сейчас освобождай кровать и иди заниматься к Герату, а я буду отдыхать. У нас следующие два дня уйдут на Ольмингию и еще дважды по три дня на остальные герцогства.

– Можно один вопрос? – спросил я, слезая с кровати. – Я утром разбирался в религии и так и не понял, в чьих руках власть. Понятно, что она принадлежит семье, но кто больше правит обществом, герцоги или жрецы?

– Кажется, я понял, что тебе непонятно, – устраиваясь на кровати, сказал Зантор. – Судя по твоим высказываниям, в людях очень сильно стремление к власти, причем всей, до какой только можно дотянуться. Я прав? Видимо, и ваши успехи в создании оружия связаны с тем, что оно часто используется в войнах.

– Не совсем так, но очень близко к истине, – ответил я. – Не все люди стремятся к власти, но таких достаточно много. А войны сопровождают человечество на протяжении всей истории его развития.

– А у нас все не так, – сказал он. – Честолюбие тоже есть, как и стремление к власти, но не  к безграничной, а только той, на какую ты можешь претендовать в рамках существующих правил. Непонятно? Объясню на наглядных примерах. Бароны могут собачиться между собой, но никогда не поднимут руку на графа, даже если будут иметь такую возможность. Это просто за гранью обычаев.

– Что, совсем никогда? – не поверил я.

– Я обобщаю, – поправился он. – Мы не кубики в игре, а живые саи, поэтому бывает, когда кто-то переходит грань. Например, тогда, когда нанесена обида, которую просто нельзя простить. Но такое случается очень редко, а я тебе говорю о поведении, привычном для большинства. Войн в твоем понимании у нас просто нет. Те же бароны никогда не сражаются со своими дружинами насмерть. Как только определился проигравший, он тут же сдается, а мирное население, как правило, совсем не страдает. Бывает, у кого-нибудь что-то отберут или женщине задерут подол, но такое случается достаточно редко. Теперь перейдем к власти. Драки и ссоры дворян жрецов не касаются, поэтому в такие разборки храмы не встревают. Это дела герцогов и Повелителя. То же самое касается судов, налогов и многого другого.

– А во что же тогда они вмешиваются? – спросил я.

– Еще раз перелистай священные книги, – посоветовал Зантор, – тогда поймешь. Если выразиться просто, они стоят на страже стабильности. Нельзя сказать, что они вообще против всего нового, но что можно разрешить, а что нельзя – будут решать именно они. И с нарушителями наших традиций, которые освящены волей бога, будут разбираться они. На практике все немного сложнее, и Верховный жрец всегда найдет общий язык со своим владыкой. Обычно у них нет никаких расхождений во взглядах, а если появляются, кому-то приходится уступать. Они близкие родственники, а родственные отношения важнее мелких разногласий.

– А я это мелкое разногласие, или уже нет? – задал я еще один вопрос.

– Сейчас ты – это головная боль и для Ларга, и для Гордоя, – ответил он. – С самого начала они оба с радостью бы от тебя отделались. Только у Повелителя уже было понимание того, что с этим не стоит спешить, а у Верховного жреца оно твоими стараниями появилось позже. Но если Ларг со временем может оценить твою полезность и найти в тебе замену погибшему сыну, то Гордою это будет сделать несравненно трудней. И я бы на твоем месте на такой исход вообще не рассчитывал. Но против воли брата он уже в открытую действовать не будет. Я тебе советую сейчас не забивать себе голову этими мыслями. Пока идет борьба, ты нужен, поэтому удара в спину можешь не ждать. Борись с врагами Ольмингов и копи силы. Жизнь интересна неожиданными поворотами, и никто тебе не скажет, что случится завтра. Все, уходи, а то Герат тебя уже заждался.

С Гератом, который провел мне сегодня вводную лекцию и показал, как работают с разными потоками силы, мы занимались до обеда.

– На сегодня хватит, – заявил он, когда в гостиную зашли слуги с судками на подносах. – Продолжим завтра.

Я сам проголодался и вдобавок устал, поэтому поблагодарил его за учебу и поспешил в свои комнаты.

– Умывайся и садись обедать, – сказала встретившая меня в гостиной Адель. – Через полчаса к нам должны прибыть гости. Нет, кто приедет, я не скажу, иначе ты нормально не поешь. Ты задержался, и я уже пообедала, поэтому сейчас просто посижу рядом и посмотрю, как ты ешь.

Я не стал у нее ничего выспрашивать и навалился на еду, в очередной раз подумав о том, что нужно будет спросить Зантора, есть ли в магии что-нибудь для определения ядов в пище или нет. Сейчас достаточно было подкупить одного единственного повара или подавальщика, чтобы потравить нас всех. Раз кто-то начал применять яды, что ему мешает пользоваться ими дальше? На тренировки с Сигаром я думал идти не раньше трех, поэтому не сильно ограничивал себя в пище, съев почти все, что для меня оставила Адель. Как только я закончил, в дверь постучали. Вошел барон Ольт на пару с молодым господином с перевязанной рукой.

– Это и есть твои гости? – спросил я у девушки, поздоровавшись с вошедшими. – Дорогая, нужно отличать визит в гости от рабочей поездки. Барон, я вас правильно понял? Неужели этот молодой человек из Госмара?

– Верт Парниш, – поклонился мне парень. – Благородный кавалер. Я, милорд, единственный из всей агентуры нашей службы, кому удалось уйти из Госмара. Все остальные схвачены, и двух я самолично видел болтающихся на виселице. Что с остальными, не знаю, но, думаю, тоже ничего хорошего. Я последние дни провел на городском дне, а потом направился к южному тракту. Так вот, чтобы вы знали, южный тракт полностью блокирован и по нему мало кого пропускают. Я поначалу даже не поверил своим глазам, хотя до этого насмотрелся в столице на многое, чего вроде бы не должно быть. Пришлось пробираться в Ольмингию через предгорья. Там достаточно дорог, но почти все идут к побережью, поэтому пришлось потерять много времени.

– И что же вы видели, Верт? – спросил я. – Не ждите, пока я начну вас расспрашивать, рассказывайте сами.

– Многое видел, милорд, – ответил он, – а слышал еще больше. Пришлось потратить много золота, но сведения у меня самые достоверные. Прежде всего, совершенно точно, что у Дарминов власть от отца перешла к сыну.

– Герцог Орин добровольно отдал всю власть своему тринадцатилетнему сыну Салею? – недоверчиво спросил я. – Он что, устал от жизни в свои неполных пятьдесят лет?

– Бывшему герцогу Орину уже все равно, кто и как управляет герцогством, – ответил Верт, сделав упор на слове «бывшему». – Я его сам видеть не мог, но говорил с тем, кто видел. Герцог постарел и стал походить на покойника. Сын дает ему какую-то гадость, которую Орин колет в свои руки и, похоже, каждый такой укол отнимает у него жизнь. А без этих уколов он начинает сходить с ума.

– Вот гаденыш! – высказался я о мальчишке. – Травит отца наркотой. И как такое сообразуется с сыновним долгом? Что у вас по остальной семье?

– Принцессы сидят под охраной в охотничьем доме Дарминов в тридцати дерашах от Госмара, – ответил он, – а герцогиню Ортию уже две декады никто не видел.

– А Верховный жрец Фортен? – спросил я. – Что предпринимает он? Надеюсь, не выпрашивает у мальчишки уколы?