Разумеется, подслушивающие устройства были установлены не только в американском, но и во всех остальных посольствах. Как-то я на несколько дней приехал из академии в Москву и зашел в спецрадиолабораторию НКВД. Накануне товарищ пригласил меня посмотреть новые разработки. В этом же здании находились обрабатывающие центры, куда поступала перехваченная информация из посольств, находящихся в Москве.

— Сейчас я тебе, Серго, очень интересную вещь покажу, — заинтриговал меня товарищ. — Думаю, тебе будет любопытно.

Это была запись конфиденциального разговора премьер-министра Черчилля с Кадоганом, постоянным заместителем министра иностранных дел. Я был потрясен. Не самим фактом записи, разумеется. О том, что иностранные посольства в Москве прослушиваются, я давно знал. Поразило совершенно другое: Кадоган последними словами ругал… премьер-министра Великобритании. Я неплохо знал английский, но крепкие выражения, которые допускал заместитель министра, явно выходили за рамки всех существующих учебников. Как выяснилось, Черчилль не имел права обсуждать какие-то вещи без санкции кабинета и согласования с ним, Кадоганом.

Возвращаясь домой, невольно подумал: странные взаимоотношения. Попробовал бы кто-нибудь из заместителей наркомов, да что там заместителей — самих членов правительства, членов Политбюро ЦК говорить в таком тоне со Сталиным…

Дома рассказал о том, что слышал, отцу. Он был очень недоволен:

— А какое право имели тебя к таким вещам допускать?

Мне не оставалось ничего другого, как попросить отца, чтобы он не вмешивался и все осталось между нами. Но об услышанном мною мы тогда поговорили.

— Да, там совершенно иные взаимоотношения между членами правительства, — объяснил мне отец. — Любой из них имеет право отстаивать свою точку зрения, оспаривать мнение премьера.

И я вновь сопоставил: у нас ведь, за редким исключением, члены руководства на задних лапках бегали…

Вышло так, что с Кадоганом я познакомился. Помню, он поинтересовался, откуда я знаю английский. Наверное, сказал, вы готовите себя к определенной карьере? Нет, отвечаю, я знаю и английский, и немецкий, при необходимости и еще выучу, но готовлю себя только к технической карьере.

Мне показалось, что он не поверил:

— Мы готовим людей с колледжа… Вы изучаете языки и стремитесь к совершенно другой карьере? Так не бывает…

Но я действительно никогда не мечтал ни о чем другом, кроме техники.

Ни в Ялте, ни еще раньше, в Тегеране, мы в силу вполне понятных причин с иностранцами не общались. Уже позднее совершенно случайно я встретился на одной из южных государственных дач с Гарриманом и Гарри Гопкинсом. Последний во время второй мировой войны был советником и специальным помощником президента Рузвельта. Оба приезжали к Сталину, но я об этом не знал и отправился на ту дачу в твердой уверенности, что там никого нет. Так и познакомились.

Разговор вышел довольно любопытный. Оказалось, что Гарриман еще до советизации Грузии имел там марганцевые рудники, работал у нас и позднее.

— А я твою маму помню совсем молодой, — рассказывал. — Она в банке работала, верно? Тогда у вас какая-то благотворительная кампания проходила и я пожертвовал голодающим даже больше, чем мне предложили. Твоя мама была такая красивая. Мне сказали, что она жена чекиста.

— Решили таким образом воздействовать на чекистов? — пошутил я.

— Да нет, она действительно была очень красивая, и я не устоял перед просьбой помочь голодающим.

Такой же случайной была одна из встреч моего отца в дни Тегеранской конференции. Виделись мы с ним, как и в Ялте, довольно редко. У каждого было много работы, но мнениями обменяться успевали. Как-то рассказывает, что познакомился с очень интересным парнем из американской разведки. Года 22 ему, грузин. Очень симпатичный, грамотный человек. Любит Грузию. Этого для отца было вполне достаточно, и общую тему они нашли быстро. Отец, признавался, был удивлен, что этот молодой человек очень хорошо знает историю. В частности, они говорили о так называемых лазах (другое название мингрельцев). Большое поселение одного из грузинских этносов находилось в Турции. В свое время, гораздо раньше советских депортаций и даже переселения во времена Суворова полутора сотен тысяч поляков на Урал, этих людей турки переселили с побережья в горы, подальше от границ Грузии. Лазы сумели сохранить язык, но магометанство им все же привили.

Американский разведчик прекрасно ориентировался в проблемах этого народа, и трудно было сказать, объяснялось ли это только его личным интересом, или это был целенаправленный интерес, связанный с его службой в разведке. Но от общения с ним отец получил явное удовольствие. Наверняка и ему было интересно общаться с отцом — всем было хорошо известно, кто прилетел в Тегеран вместе со Сталиным.

В одной из грузинских газет уже много лет спустя я прочел, что этот человек написал воспоминания и рассказал о встрече с моим отцом. С неменьшим удивлением узнал, что главнокомандующий вооруженными силами НАТО в Европе носит ту же фамилию — Шаликашвили. Вполне допускаю, учитывая некоторые детали, что тогда, в сорок третьем, отец встречался с кемто из близких родственников известного американского генерала.

Из официальных источников:

Джон Шаликашвили. Армейский генерал. С осени 1993 года — председатель объединенного Комитета начальников штабов. Прошел в армии США путь от командира взвода до командира дивизии. Ветеран вьетнамской войны. До назначения на высший военный пост в американской армии командовал вооруженными силами НАТО в Европе.

Отец армейского генерала Шаликашвили — офицер вооруженных сил Грузии, в 20-м сражался с наступавшими частями Красной Армии. После советизации Грузии бежал из страны и позднее служил в турецкой армии.

Джон Шаликашвили родился в Польше, где его отец продолжал службу в качестве военного советника, от брака Шаликашвили-старшего с полькой.

В годы второй мировой войны отец нынешнего председателя Комитета начальников штабов служил в Италии, где и был после вторжения союзников в Европу захвачен в плен американскими войсками. По некоторым данным, работал в Италии на американское правительство. После окончания второй мировой войны — в США.

У меня, разумеется, ни в Ялте, ни в Тегеране таких встреч быть не могло. Мы даже питались в отдельной комнате. В Тегеране, а позднее и в Ялте проходили официальные банкеты, носившие формально-аскетический характер, но в них участвовали высшие руководители. На более низком уровне тоже не обходилось без тостов. Скажем, наша и американская охрана быстро нашла общий язык. Ни к той ни к другой категории мы не относились, поэтому, видимо, и кормили нас похуже. Кстати, в Тегеране стол был более изысканным. Но так как в Ленинградской академии нас, слушателей, кормили более чем скромно, претензий, честно скажу, к начальству не было. Тем более мы уже знали, что питаемся не «с барского стола», и поэтому с пониманием отнеслись к намеку начальства, что спиртное нам не положено.

Как и все, наверное, я много читал любопытных воспоминаний о тех встречах, о всевозможных деликатесах, которыми, скажем, в Ялте потчевали высоких гостей. Наверное, так и было, судить не берусь. Мы были просто очень далеки от всего этого и видели Рузвельта и Черчилля лишь со стороны и отнюдь не на официальных приемах.

Кроме основной работы, связанной с текстом записанных разговоров, мне довелось заниматься и тем, что очень любил, — настраивал, ремонтировал принимающие системы. Сбоев у нас не было, и, кажется, начальство осталось нами довольно.

В период, когда проходили Тегеранская, Ялтинская, Потсдамская конференции, отец уже не имел никакого отношения к органам государственной безопасности, но, как и прежде, оставался членом ГКО и руководителем советской стратегической разведки. Этим, видимо, и объяснялось его пребывание в Тегеране, Ялте и Потсдаме. В Потсдаме я даже жил вместе с отцом, но каких-либо официальных поручений уже не имел. Так что ни Трумэна, ни Черчилля, ни представлявшего Англию после поражения последнего на выборах Эттли «слушать» мне уже не пришлось. Но что такие же разведмероприятия проводились в Потсдаме и советской стороной, и нашими союзниками, знаю. Да и не могло быть иначе. Ни одна разведслужба мира не упустит возможности получить интересующую ее информацию. Так было в Тегеране, так было в Ялте и Потсдаме и, думаю, будет еще долго в любой стране мира. Совершенствуется техника, а законы разведки, нравятся они нам или нет, вечны…