Ты еще встретишься, читатель, с Дональдом Маклином и Джоном Кэрнкроссом в главе «В лабиринтах разведки», а пока вспомним еще одного англичанина, работавшего в те годы на Советский Союз. Алан Нанн Мей, просоветски настроенный английский ученый, занимался ядерными исследованиями в Канаде с сорок второго года. На вербовку он пошел по личной инициативе. Было это почти в конце второй мировой войны.

С Меем работало ГРУ. Когда в одну из встреч агент принес секретный доклад о ядерных исследованиях, информацию о бомбе, сброшенной на Хиросиму, и образцы обогащенного урана, резидент военной разведки в Оттаве был потрясен. Впрочем, это чувство, рассказывают, за период сотрудничества с Меем полковнику ГРУ пришлось пережить еще не раз — за работу с такой агентурой разведчик получил один за другим два боевых ордена…

Вспомним и выдающегося ученого-физика, эмигранта из Италии Бруно Понтекорво. По данным Первого главного управления КГБ, ученый-ядерщик начал передавать совершенно секретную информацию о работах западных коллег в 1943 году, когда работал в монреальской англоканадской группе, занимавшейся атомными проблемами. Специалисты считают, что он, как и Клаус Фукс, внесли особый вклад в обеспечение СССР важнейшей разведывательной информацией.

Но только ли они? И в СНГ, и на Западе до сих пор немало кривотолков о физике, имевшем агентурный псевдоним «Персей». По некоторым данным, подтвержденным бывшими разведчиками, этот человек начал работать в «Манхэттенском проекте» еще за полтора месяца до приезда в США Клауса Фукса. Кто он, остается пока только гадать. Особый интерес вызывает то обстоятельство, что, по заявлению Анатолия Яцкова, советский разведчик, к счастью, жив. Этим, мол, и объясняется все остальное…

Да, драматическая история проникновения советской разведки в тайны ядерной программы Соединенных Штатов Америки или, как кто-то довольно точно заметил, «расщепления» американского атома, до сих пор полна тайн и загадок. И хотя «холодная война», кажется, позади, а участников тех далеких событий остались единицы, ни на Востоке, ни на Западе «карты» раскрывать, похоже, не спешат. Что ж, видимо, у спецслужб есть на то какие-то лишь им ведомые серьезные причины.

Сегодня уже почти никто не помнит, что у нас с союзниками существовала договоренность об обмене секретной военной и технологической информацией. Такое соглашение было подписано еще в начальный период войны. Увы… Уже летом сорок третьего Рузвельт и Черчилль на встрече в Квебеке подписали секретное соглашение о совместных работах в области ядерной энергетики. Был там один любопытный, имеющий прямое касательство к СССР пунктик — союзники договорились не посвящать в свои секреты третьи страны… Как мы уже знаем, «за бортом» атомной проблемы Советский Союз оставить не удалось — научная, политическая, военная разведка работала превосходно. После успешных испытаний первой советской атомной бомбы Игорь Васильевич Курчатов даже написал специальное письмо, в котором от имени ученых благодарил разведчиков…

Выдающиеся ученые… Выдающиеся разведчики… У каждого из них в истории создания советского ядерного щита свое, особое место. Пожалуй, лишь один человек вычеркнут из списка создателей оружия XX века. А ведь именно он, мой отец, тогда, полвека назад, оказался на острие ядерной проблемы. И что бы ни писали сегодня о бывшем председателе Специального комитета, за грандиозный проект отвечал перед страной именно он. Это в его руках был сосредоточен и колоссальный научный потенциал, и разведка. Так стоит ли переписывать прошлое?

После освобождения из тюрьмы мне, к сожалению, всего лишь дважды довелось встречаться с Игорем Васильевичем Курчатовым. Мы много говорили и о роли моего отца в создании ядерного оружия, и о том по-своему замечательном времени, когда в сложнейших условиях в беспрецедентно короткие сроки усилиями советских ученых была решена глобальная проблема. Тогда и узнал от Игоря Васильевича, как его, Бориса Львовича Ванникова и многих ученых, участвовавших вместе с моим отцом в реализации ядерного проекта, вызывали к себе Маленков и Хрущев и требовали: «Дайте показания на Берия! Партии необходимо показать его злодейскую роль».

Как и Курчатов, большинство ученых, знавших отца по совместной работе многие годы, в этом спектакле участвовать отказались, и я лишний раз убедился в честности и порядочности этих людей. Могу лишь догадываться, чего каждому из них это стоило. Но это был подвиг….

Пожалуй, единственное, в чем им пришлось уступить, так это не предаваться публичным воспоминаниям… Но с этим они вынуждены были считаться.

Прошло уже много лет, но я, повторяю, с теплотой вспоминаю ученых, работавших с отцом. Для меня важно, как ОНИ, люди, хорошо знавшие его, видевшие его в самых критических ситуациях, отзывались о нем, как добивались моего освобождения из тюрьмы, как стремились помочь… Я не мог принять от этих людей материальную помощь, потому что в самые трудные для себя времена считал это неприемлемым, но моральная поддержка, а я ее ощущал постоянно, была для меня крайне важна. Наверное, читатель меня поймет…

Глава 9. Тайна великой княгини

«5 июня. Вторник. Дорогой Анастасии минуло уже 17 лет… Гуляли всей семьей перед чаем. Со вчерашнего дня Харитонов готовит нам еду, провизию приносят раз в два дня. Дочери учатся у него готовить и по вечерам месят муку, а по утрам пекут хлеб! Недурно!..

14 июня. Четверг. Нашей дорогой Марии минуло 19 лет. Провели тревожную ночь и бодрствовали одетые… Все это произошло от того, что на днях мы получили два письма, одно за другим, в которых нам сообщали, чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми! Но дни проходили, и ничего не сочилось, а ожидание и неуверенность были очень мучительны…

30 июня. Суббота. Алексей принял первую ванну после Тобольска. Колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем».

На этой записи дневник последнего российского монарха обрывается — через несколько дней Николая II, всю его семью и приближенных расстреляли.

О трагической судьбе царской семьи сейчас пишут и говорят много. Могу в связи с этим рассказать одну любопытную историю, приключившуюся со мной спустя три или четыре года после войны…

Но прежде напомню читателям некоторые подробности, связанные с находкой под Екатеринбургом останков Николая II и его семьи.

1991 год. Мировая пресса сообщает о сенсационной находке вблизи Екатеринбурга. Около года в России ведется кропотливая работа по изучению останков девятерых погибших от пуль и штыков людей. Российские ученые проводят экспертизы на установление возраста, пола найденных и воссозданных скелетов, осуществляют компьютерное фотосовмещение прижизненных снимков и снимков черепов. Главный судмедэксперт России Владислав Плаксин заявляет, что из девяти скелетов монаршей семьи и ее окружения идентифицированы останки Николая II, царицы Александры Федоровны и доктора Боткина. Якобы к такому же выводу пришли и американские специалисты из штата Флорида.

1992 год. В Екатеринбурге закладывают первый камень в основание храма-памятника на месте расстрела царской семьи. Вопреки ожиданиям, на Урал не прибыли Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II и члены великокняжеской семьи Романовых. Патриарх заявляет, что пока нет ясности в канонизации Николая II и всех членов его семьи, он не может присутствовать на закладке камня храма, что, по сути, возводит погибших в ранг святых. Объяснение кривотолков не вызывает. А что же члены великокняжеской семьи? Их-то заявление и вызывает настороженность: «Не хотим давать повод общественному мнению, которое свяжет наш приезд с признанием останков, найденных в окрестностях Екатеринбурга, останками царской семьи. Есть сомнения…»

Впрочем, одинокий тревожный звоночек многоголосая пресса не замечает. Расставаться с такой сенсацией, похоже, никому не хочется. Предполагаемые останки берутся под государственную опеку, о чем заявляет Президент России Борис Ельцин. Пресса СНГ сообщает, что именно с такой просьбой обратилась к Борису Николаевичу вдова Великого Князя Владимира Кирилловича Великая Княгиня Леонида Георгиевна.