Прежде чем выключить свет, я долго смотрю в глаза Никки на фотографии. Изучаю ее веснушчатый нос, пшеничные волосы, спелые губы. Целую ее много-много раз.

— Уже скоро, — говорю я ей. — Я делаю все, что могу. Я не подведу тебя. Помни: «вечность начнется сегодня».

А вот я качаю мышцы: силовая скамья, подъемы ног, подъемы корпуса на «Стомак-мастере-6000», велотренажер, приседания, отжимания на кулаках, скручивания — все, что полагается.

— «Азиатский десант» подберет тебя… — Клифф с улыбкой кивает. — Ага, снова гудим, значит. Твоя мать говорит, ты ни с кем не хочешь обсуждать футбол, но ты же не собираешься в самом деле пропустить домашний матч?

— Самое важное в поддержках — они должны смотреться так, будто ты вообще не прикладываешь никаких усилий, точно воздух держишь. Должно казаться, что я парю. Ты понял? А раз понял, прекрати трястись во время танца. Блин, такое ощущение, что у тебя болезнь Паркинсона!

— Как может команда, у которой всего одно поражение в пяти матчах, проиграть три раза подряд? — гремит отец, стоя на верхней ступеньке. — Команда, которая так круто разгромила «Даллас ковбойз»? Команда, у которой первоклассные атакующие, в которой защитники отбирают мяч еще на линии розыгрыша чаще, чем в любой другой команде лиги? Пэт, можешь гудеть сколько влезет. Но ты не можешь отрицать, что забрал удачу у «Птичек» и испортил нам весь сезон!

А вот я качаю мышцы: силовая скамья, подъемы ног, подъемы корпуса на «Стомак-мастере-6000», велотренажер, приседания, отжимания на кулаках, скручивания — все, что полагается.

— Ладно. Сойдет. Как ползти, ты понял, и даже одна из поддержек больше не выглядит ужасной. Но у нас всего неделя осталась. Мы сможем это сделать? Сможем?!

— Я купила тебе подарок, — говорит Тиффани. — Иди в ванную и примерь.

Зайдя в ванную, достаю из пакета желтое трико.

— Что это? — кричу я Тиффани.

— Твой костюм. Надевай, проведем генеральную репетицию.

— А рубашка где?

— Еще раз, — командует Тиффани, хотя на часах уже 22:45, а локти у меня болят так, точно вот-вот отвалятся. Я танцую на обнаженных нервах. Я танцую на костях. — Еще раз!

23:45.

— Еще раз, — командует Тиффани и занимает свое место в левой части зала.

Знаю, что спорить бесполезно, поэтому падаю на пол и готовлюсь ползти.

— Может быть немного щекотно, — предупреждает Тиффани и проводит розовой женской бритвой по моей груди, а потом показывает чашку, в которой смачивает лезвие, — сколько волос она сбрила.

Я лежу на коврике для йоги посреди танцевального зала. Моя грудь намазана каким-то зеленоватым гелем с алоэ — он белеет, когда вспенивается. Оттого что Тиффани меня бреет, как-то не по себе: меня никогда раньше не брила женщина, да что там, мне вообще никогда не брили волосы на теле. Когда она намыливает мою кожу, я закрываю глаза; пальцы рук и ног нещадно щиплет.

Я нервно хихикаю всякий раз, когда она выбривает полосу у меня на груди. Нервно хихикаю, когда она выбривает полосу у меня на спине.

— Эти мускулы должны сиять на сцене, прямо как солнце!

— Может, я просто рубашку надену? — спрашиваю я, хотя втайне наслаждаюсь бритьем, пусть и какое-то странное это удовольствие.

— Разве солнце носит рубашку?

Желтого трико солнце тоже не носит, думаю я, но вслух не говорю.

В преддверии нашего с Тиффани выступления мы с каждым днем бежим все быстрее и быстрее, а добравшись до парка, последнюю милю одолеваем со всей скоростью, на какую только способны. Я всегда прибегаю первым — я же мужчина и к тому же отличный бегун.

За два дня до конкурса, когда мы готовимся прогнать весь номер двадцать пятый раз за день (двадцать пять у Тиффани любимое число), она говорит:

— Мы должны это сделать безупречно.

Я стараюсь изо всех сил и, ловя отдельные моменты нашего танца в окружающих зеркалах, понимаю: господи, мы и правда безупречны! Когда заканчиваем, я взбудоражен до крайности, я уверен: победа будет за нами. Еще бы, с такими жертвами и упорными тренировками. Моему фильму точно обеспечен хеппи-энд!

Однако в перерыве, пока мы пьем воду, я замечаю, что Тиффани держится как-то странно. Не кричит на меня, не ругается крепкими словами.

— В чем дело? — спрашиваю.

— Сколько человек ты позвал на наше выступление?

— Всех, кого знаю.

— Вероника говорит, твоя семья сердится на тебя за то, что забросил футбол.

— Мама не сердится.

— Пэт, я волнуюсь, а вдруг слишком мало людей придет болеть за нас? Тогда других танцоров будут поддерживать громче, и судьи могут склониться на их сторону. Если мы проиграем, я не смогу быть твоим посредником.

— Если у вас нет планов на завтрашний вечер, может, придете с женой и детьми на наше выступление? — говорю я Клиффу. — Мы подготовили очень хороший номер, есть шансы на победу, но нам нужна поддержка зрителей, а отец с братом вряд ли появятся, так что…

— А после выступления ты покончишь с этими бесконечными репетициями?

— Ну да.

— То есть сможешь пойти на матч против «Редскинс»…

— Мм…

— Скажи вот что, если я выполню твою просьбу, ты в воскресенье пойдешь с нами на матч? «Азиатскому десанту» не хватает тебя, и, если честно, нам кажется, будто ты здорово подвел «Птичек», бросив их в середине сезона. Бедняга Баскетт всего два мяча принял за последние три игры, а на прошлой неделе вообще ни одного не поймал. «Иглз» три матча подряд проиграли. Пэт, ты нужен на «Линкольне».

— До завтрашнего выступления я не могу все это обсуждать. Скажу только, что мне нужно привести с собой как можно больше людей, чтобы они болели за нас с Тиффани и повлияли на жюри. И еще вот что скажу: для меня много значит эта победа, а Тиффани утверждает, что судейское решение часто зависит от того, как хлопают зрители.

— Если я приду, мы сможем поговорить о том, о чем тебе нельзя говорить, после выступления?

— Клифф, до выступления я не могу об этом говорить.

— Ну, в таком случае и я не могу сказать, приду или нет, — отвечает Клифф.

Поначалу кажется, мой психотерапевт просто пугает меня, но до конца нашей встречи он не возвращается к этой теме, и потихоньку закрадывается мысль, что я упустил шанс зазвать Клиффа с женой на конкурс. Я впадаю в уныние.

— Привет, вы дозвонились до Джейка и Кейтлин. Нас сейчас нет дома. Можете оставить сообщение после гудка. Би-ип.

— Джейк, извини, что звоню так поздно, но я только пришел с репетиции. Знаю, ты злишься на меня, считаешь, что я сглазил — ну, этих людей, из-за которых мне приходится сейчас гудеть, — но, если вы с Кейтлин придете на мое выступление, есть надежда, что я снова смогу… снова смогу делать то, что мы всегда делаем по воскресеньям, особенно если вы будете громко болеть за нас с Тиффани. Нам нужна зрительская поддержка, потому что зрители иногда влияют на судейское решение. Нам нужна эта победа. Джейк, я тебя как брата прошу: пожалуйста, подходите к отелю «Плаза» в…

Би-ип.

Вешаю трубку и снова набираю номер.

— Привет, вы дозвонились до Джейка и Кейтлин. Нас сейчас нет дома. Можете оставить сообщение после гудка. Би-ип.

— К отелю «Плаза» в…

— Алло? Все в порядке?

Это Кейтлин. Я нервничаю и бросаю трубку, полностью отдавая себе отчет, что упустил единственную возможность заманить Джейка на мое выступление.

— Пэт, ты же знаешь, что я приду. И буду болеть за тебя изо всех сил, но победа — не самое главное, — говорит мне мама. — Одно то, что ты выучился танцевать за считаные недели, уже впечатляет.

— Просто спроси папу, хорошо?

— Спрошу. Но не хочу давать тебе ложных надежд. Танцевальное выступление — не то событие, на которое твой отец с радостью согласился бы пойти, даже если б «Иглз» победили в последних трех матчах.

В субботу Вероника высаживает нас перед отелем «Плаза», желает ни пуха ни пера и уезжает. Вслед за Тиффани иду в вестибюль, где из огромного фонтана поднимаются четыре столба воды не меньше десяти футов высотой. В бассейне плавают живые рыбки, а рядом табличка: «Монеты в фонтан не бросать». Тиффани здесь уже бывала, поэтому она бодрым шагом проходит мимо стойки информации и устремляется в лабиринт из гостиничных коридоров, где стены оклеены золочеными обоями и увешаны большими помпезными светильниками в виде бронзовых рыб с лампочками в пасти. Наконец мы приходим в нужный зал.