За время моих домыслов, не занявших и пары секунд, пока сатанист размазывал кровь с языка по губам и носу, остальные служители Вельзевула обнажили свои ножи. Никогда бы не подумал, что всё, ради чего я творил в своей жизни, оборвётся здесь, от рук оккультников. Выход оставался один. От всей души я двинул со всей дури стволом по яйцам длинноволосого. Он и не успел опомниться, как я схватил его и упёр дуло меж лопаток. Сатанист скулил, пытаясь присесть на корточки, но оружие ему не позволяло. «Терпи, мразь, — сказал я ему по буквам, после обратился ко всем. — Если не пропустите, то вслед за ним каждый из вас встретится с Сатаной. И, поверьте мне, встреча будет не из приятных». Адептов похлеще, чем от цунами в Японии, снесло в сторону. Чума взял их всех на прицел.

— Хм, неплохой ножичек — отобрал я его у чернокнижника. — Учили хоть обращаться с ним? Ладно, повторю вопрос: «Сколько нам осталось до Лиговского»?

— Пять… десять, да, десять метров! — перед лицом смерти все равны и все жалки. И именно в сей момент лучше всего узнаётся человек.

— Почему же мы его не видим? Впереди одна темень. Хочешь наколоть?!

— Нет! — ещё больше заскулил сатанист, прижимая руки к набухшейся промежности. — Там у них гермоворота. Слева звонок, позво́ните, скажите: «Молох».

— Что? — по мне как ток пропустили. Хотя, всё логично.

— Молох — повторил оккультник.

— Допустим, поверил. Поведай, как вы тут вообще оказались? И запомни, не позво́ните, а позвони́те, грамотей. А ещё пафосно так начал.

— Мы дети Лиговского — проводил мимо ушей замечание ведьмак. — Воспротивились воли и морали людей, веганов и лемуров.

— Лемуров? О ком это он? — Чума был сегодня в ударе на вопросы.

— Скоро всё узнаешь. Так, мы с тобой, сатанюга, до ворот, чтоб остальные дали пройти.

Двенадцать адептов расступалось перед нами, как перед персонами нон-грата. Оставшиеся десять метров дались нам без особого труда, хотя шли мы по-прежнему в темноте. Чума от своего сдохшего фонаря решил избавиться сразу, как тот заглох. Свет бочки кое-как ещё просачивался до того места, где тоннель заканчивался. Там же мох не доходил буквально метра до ворот, хотя несколько лиан свисало с них. Сатанист указал налево, в сторону ржавых ступенек, уходивших почти на вершину тоннеля. Надо же, не обманул. «Поднимешься с нами», — приказал я длинноволосому. Чума замыкал восхождение.

Когда последняя ступень была достигнута, я оглядел панораму. Группа сатанистов стояла в нескольких метрах от лестницы и глядела вверх. Вот они — последние и единственные. Я было потянулся к звонку, как Чума решил пооткровенничать. Так и так, от банального волнения, распиравшего меня, я и сам хотел побольше оттянуть решающий момент.

— Молох, а ты знаешь, что мы могли бы погибнуть ещё на Владимирской? — начал он.

— Не совсем тебя понимаю.

— Представь, что все события в жизни ведут к какому-то одному конкретному знаменателю, выбору, повлиявшему бы на всю оставшуюся жизнь. Ещё давно я читал в старых газетах о случае, имевшим место в 59-м году, когда разбился самолёт, на котором летел один из первопроходцев рок-н-ролла Бадди Холли. Тем рейсом так же следовал выдающийся музыкант, с которым сотрудничал Бадди — Большой Боппер. Он мог бы не садиться на тот роковой рейс, но выиграл билет на самолёт, подбросив монетку. А теперь вообрази, что все события, не только в его жизни, но и во всех остальных, были устроены так, что именно в ту ночь жизнь Большого Боппера зависела от того, как упадёт монетка.

— Допустим. И к чему ты ведёшь?

— Тогда, на Владах я знал ответ на первый вопрос Робби по поводу убитой сестры. Мне задавали такой тест, когда я жил в «Радиусе», ещё до встречи с Ахметом, но не объяснили всей сути. То, что пройти его можно только ответив неправильно. И когда вы с Ахметом спорили по поводу вопроса, мне почему-то показалось странным, что всё так просто, и про себя проговорил детскую считалку. Я не знал, сколько в ней слов, пусть она и была короткой, и задумал, что, если нечётное количество — не говорю ответ, если чётное — говорю.

— Вышло, что нечётное — ответил я за бойца.

— Вот именно. Я понимал, что кто-то из вас в любом случае даст ответ. Теперь понимаешь, что значит всего один неправильный выбор, когда мы втроём по воле судьбы оказались в одном месте, в одно время. Будь чётное число, вспомни я не ту считалку, сейчас бы наши трупы, скорее всего, Робби повёз куда-нибудь в тоннель на съедение крысам.

— Голова кругом. Какой ответ хоть правильный в итоге?

— Всё просто: она убила свою сестру, чтоб на похоронах снова повидаться с незнакомцем.

Я ничего не стал отвечать. На всё судьба Божья, вот только вопрос в одном — кто её вершит? Мы своими поступками и решениями? Или случай в виде монетки или количества слов в поговорке? Я нажал на звонок. После гудков послышалась тишина. Ни здравствуйте, ни до свиданья. «Молох», — сказал я в пустоту, и замок тут же щёлкнул. Яркий свет просачивался сквозь образовавшуюся в двери щель.

— Беги — сказал я ведьмаку, стоя у приоткрытой двери в страну лемурии.

— И его ты тоже так просто отпустишь? — смотрел на меня Чума, видимо, припомнив Минотавра, в то время как главный уже сошёл со ступенек.

— Да нет — задумался я, давая оккультнику форы. — Он Иуда — это раз, а второе…

— Что второе? — переминался солдат с ноги на ногу, когда чернокнижнику оставалось всего ничего до того, как попасть в объятия своих адептов.

— Он забыл свой нож — что есть силы я метнул клинок вниз.

Секунду спустя, пройдя через заросли длинной шевелюры и толстого слоя черепа, лезвие вышло изо рта сатаниста. Оккультник сделал несколько шагов вперёд, постоял, подумал, и после сего его мёртвое тело с достоинством прибрала мать сыра-земля.

— Почему вы выбрали нас?

— Понимаете, ваша сила нам как никогда нужна. С Отчуждёнными не удаётся договориться, они не пойдут ни на какие радикальные шаги, а понадеяться на анархистов с Нарвской и Кировского всё равно, что открыть ящик Пандоры. Правда, остаются ещё каннибалы, но вы сами понимаете абсурдность одной только мысли. Вы — лучшая кандидатура, кто бы что ни говорил о вашем невмешательстве в дела подземки.

— Вот оно что. Как я понимаю, вы хотите развязать войну Приморскому и Гражданскому Альянсам и с ними прихватить сопутствующие станции?

— Как бы вам сказать. Не совсем развязать. Порой успех в войне зависит от того, жив ли лидер или нет. И кого поставить на его место. Кто бы заменил Ленина в семнадцатом году, Гитлера в тридцать третьем или того же Цезаря в дохристианскую эпоху? Убрав главный винтик, и, поставив за место него свой, мы сможем заменить устаревшую машину. Подчинить её себе и своим интересам. Поэтому нам так нужны ваши ресурсы для нанесения совместного удара по верхушкам Альянсов.

— Кто ещё участвует в войне и какова наша цель?

— Насколько я знаю, вы сотрудничаете со станциями отрезка Фрунзенская — Московский проспект. Предлагаю консолидировать силы.

— А остальные?

— Поверьте, Геннадий Андреевич, у меня есть на примете три товарища, способные, каждый по своей причине, забраться в сердце неприятеля и нанести ему там поражение. Первый возьмёт на себя бордюрщиков, второй вторгнется на Садовую, перекрыв кислород Узлу, а третий нанесёт удар по Приморским. Поверьте, каждый из них уже или скоро выдвинется в путь.

— Три товарища. Хм, хорошо звучит. Последнее: какая выгода нам, коммунистам?

— Расширение границ, нейтралитет. К тому же сведе́ние личных счётов за потерю Железного Феликса и Владлена Степановича.

— Товарищ Молох, есть ли уверенность в том, что веганы не предадут?

— Более чем, Геннадий Андреевич. Я им ещё до конца не поведал истину. Самую главную.

— Вам виднее. Мы выдвинем свои войска на слияние с Московским проспектом сегодня с отбоем света. Слыхали о ночи длинных ножей? Символично, не правда ли? Но мы, конечно, не национал-социалисты и дело наше правое.