В связи с новыми подозрениями, правда, расплывчатыми, кого еще нужно взять под контроль? Сербин вспомнил скупые сведения о подругах Белоусовой. Одна из них Зарецкая, которая была в здании в момент убийства Гринько. Кстати, вот у кого лицо было не на месте, когда она входила в здание. А если предположить, что Ксения Зарецкая участница преступления? Какие у нее могут быть мотивы? Это и следует выяснить немедленно. У кого? Есть два ателье, вполне возможно, там кто-то что-то знает. А вторая подруга – некая Лека Сулимова...
Бельмас и бровью не повел, услышав, кому предстоит нанести визит с ограблением. Но внешняя сторона не имела ничего общего с тем, что творилось внутри. А внутри разрасталась паника вместе со злобой, такой, которая глаза застит, печень выедает, кровь кипятит. Нет, даже не со злобой, а с ненавистью. Ну кто перед ним? Воротила, захарчеванный бобер, которому всегда будет мало денег и власти. А ему самое место в ломбарде рядом с божницей (то есть в тюрьме возле унитаза). Бельмас прекрасно понимал: требование невыполнимо. Но отказаться нельзя. Где выход? Он произнес на одной невыразительной ноте:
– Я не знаю ни одного аса, способного взять медведя на лапу (вскрыть сейф) в таком специфическом учреждении.
– Ты справишься, – понял его слова без перевода и убежденно сказал Шах.
– Мне бы твою уверенность, – проворчал Бельмас. – А ты не пробовал купить документы?
– Другие пробовали – он несговорчивый. Редкое качество и весьма неудобное, не находишь?
– Такой человек, как ты, всегда договорится. Или найдет другой способ снять проблему.
– Пулю имеешь в виду? – усмехнулся Шах. – Видишь ли, тогда будет шум, а я не люблю шума. К тому же на место этого начальника сядет другой, папка с документами перейдет к нему, и неизвестно, каков окажется его аппетит, вдруг он тоже предпочтет голодовку. И последнее: мне неизвестно, что в документах.
– А ты не слишком запаниковал?
– Когда тобой интересуется такая организация, меры безопасности принимать необходимо. Ты кушай, дорогой, кушай...
Ага, усмехнулся про себя Бельмас, полезет кусок в горло при таких обстоятельствах. А хозяин дома продолжал источать гостеприимство: – Не пренебрегай зеленью, она нейтрализует плохой холестерин. В нашем возрасте пора заботиться о здоровье.
– Если я полезу в ОБОП, оно мне не понадобится, – невесело произнес Бельмас.
– Не стоит смотреть так пессимистично. Ты умеешь стать невидимкой.
– Ну а вдруг не получится? Не допускаешь, что меня могут пристрелить на месте преступления или схватить?
– Хороший вопрос. Но ты сделай так, чтобы выйти оттуда целым и с документами. В противном случае твоя дочь, Зарецкая, ее бывший друг... Ты меня понял?
– Понял. – Бельмас едва разомкнул челюсти, чтоб ответить злому джинну, так и хотелось свести их на его горле. – Я попробую.
– Нет, дорогой, не «попробую». Хочешь получить своих девочек – принеси мне зеленую папку из сейфа Кушнарева. Сейчас это самый оптимальный и мирный способ устранения всех проблем, ведь ты бы не согласился помочь мне за деньги.
– Я должен обмороковать все. Понадобится время.
– То есть ты хочешь выйти отсюда? – улыбнулся одними глазами Шах. – Ты получишь полную свободу, а также план всего здания, где располагается ОБОП. Ты получишь все, что тебе нужно, – спецодежду, инструменты и так далее. А свяжешься с ним... – Шах всего-то шевельнул бровью, чего не мог видеть бугай сзади, но тот поднялся во весь рост. – Это Склиф.
– Деньги, трубки, ксиву и зонт, – потребовал Бельмас.
– Да-да, конечно, тебе все вернут. Иди, он отвезет тебя.
Бельмаса привезли на одну из центральных улиц, указав на типично административное здание времен сталинизма, Склиф сказал:
– Тебе туда.
– Сегодня не пойду, переутомился, – произнес Бельмас, открывая дверцу.
– Держи, – протянул Склиф прозрачный файл, в котором находились бумаги. – Это план. Бывай.
Бельмас захлопнул дверцу, проследил за удаляющимся автомобилем, затем перевел взгляд на здание. Четыре этажа. Охраны, наверное, до фига, и пускают туда по пригласительным билетам. Дохлый номер.
Он достал сотовый, набрал цифры сотового Державы. Глухо, как в подводной лодке. Он еще раз позвонил, еще – безрезультатно. Выбрал мобильник Горбуши. Если связь появится, Бельмас ему скажет, где будет ждать их. Трубки парней принимали сигналы, но они не ответили. Что думать по сему поводу?
Бельмас неторопливо двинул вдоль по улице, постоянно названивая Державе и Горбуше.
К Шаху вошел Дьяк:
– Он своим пацанам звонит. Что сказать ему?
– Ничего, – ответил Шах. – Очень тяжело, когда тебя бросили друзья. Мы позже покажем их. Будет сюрприз для него.
Сербин отыскал Леку не где-нибудь, а в библиотеке. В данном заведении, по его мнению, работают люди высокообразованные, естественно, начитанные, следовательно, интересные, но при этом чуточку сухарики и совсем немного зануды. Лека оказалась из другого теста и очень-очень славненькая. Хорошенькая женщина сама по себе располагает мужчину к общению – хочется расправить крылья, распушить перья и дать ей понять: я еще о-го-го! А когда она еще и болтушка, то, несомненно, просто находка для следователя. Он уединился с Лекой на лестнице, там оба закурили, она вздохнула:
– Курю, курю... мама ругается, папа тоже. Но женщины слабее мужчин, уж если начинают пить, то спиваются, а курить им редко удается бросить. Потому что удовольствие. Удовольствий так мало...
– Я бы не сказал, что мужчины сильнее. Мне тоже не удается бросить курить, как ни стараюсь.
– Ну и курите, раз нравится. Я что-то должна рассказать? Мне, признаюсь, никогда не приходилось общаться со следователями. Ваша должность немного пугает, но одновременно интригует.
– Не бойтесь, я не страшный, – улыбнулся он, любуясь очаровашкой. – Скажите, Лека, вы ведь дружили с Белоусовой и Зарецкой...
– Ну, сказать, что дружили, будет не совсем правильно, – перебила она. – Дружба – это когда и в горе и в радости люди вместе, когда между ними теплые и доверительные отношения. А мы встречались редко. То в кафе посидим – Ксюша оплачивала, она же богаче нас с Таей, – то на дне рождения увидимся. А в основном обходились звонками. У каждой своя жизнь.
– А проблемами делились?
– Бывало. Все-таки мы остались подругами. Только Тая не очень откровенничала, она всегда, со школьной скамьи помню, была замкнутая. У нее комплекс – мол, некрасивая. А Ксюша ей сто раз говорила: некрасивых не бывает, есть ленивые, и однажды такой ей наряд сшила – мы упали. Фигура у Таи приличная, лицо тоже удачное, потому что нарисовать можно любой портрет, просто не всякая умеет.
– Вы, значит, с детства дружили?
– Вроде того. Учились в разных классах, а жили в одном дворе.
– У Белоусовой был постоянный друг, она вам рассказывала о нем?
– Представьте, нет, не рассказывала! – излишне эмоционально воскликнула Лека. Очевидно, она была обижена на подругу из-за ее скрытности. – Мы с Ксюшей по звонкам догадались. Сидим где-нибудь, а ей звонят. Она сразу как-то вся закрывалась, говорила с ним чуть ли не паролями. Мы пристали к ней: кто да что? Она краснела, бледнела и молчала. Ксюша и я решили, что он женатый, поэтому Тая его прячет.
Ну, об этом мужчине Сербин знал уже достаточно, ему стало неинтересно. Он хотел задать следующий вопрос, как вдруг Лека вспомнила:
– И однажды мы получили своим предположениям подтверждение. Ксюша меня как-то подвозила. Остановились на светофоре, а впереди нас, чуть сбоку, стала дорогая иномарка. И вдруг Ксюша сказала: «Смотри, там Тая». И действительно: Тая сидела рядом с водителем, а за рулем был Никита, муж Риты Гринько. Ксюша тогда очень рассердилась, сказала, что Никита дерьмо, да и Тайка не лучше. Больше мы этой темы не касались.
– По каким же признакам Зарецкая сделала выводы, что они любовники?