Набрав номер на сотовом телефоне, он вызвал Склифа. Тот явился незамедлительно, правда, заспанный и кислый, но такова его доля – по первому зову бежать к хозяину.

– Бросьте ее в подвал, – сказал Шах, – к сообщнику.

И вышел из спальни, больше не желая смотреть на жену.

Бельмас спал неглубоким сном, как вдруг загорелся электрический свет, заскрежетал поворачиваемый в замочной скважине ключ, заскрипела открываемая дверь. Первой мыслью было: за ним пришли, значит, пришел и его конец. Щурясь от света, Бельмас сел и не сразу понял, что в подвал внесли большой, длинный и тяжелый предмет, завернутый в простыню. Белый тюк три человека положили на матрац у противоположной стены, вышли, ничего не объясняя. В глазах Бельмаса рассеялись темные пятна, он привык к яркому свету, смотрел на необычный тюк, не понимая, что там такое.

Его потянуло посмотреть, и было бы странно, если б не победило здоровое любопытство. Он подошел. Тюк размером с человека. В сущности, мысль и мелькнула, что в простыню завернут человек. Желая убедиться, Бельмас присел и сдвинул простыню... Его отпугнуло лицо женщины, непроизвольно он отшатнулся, сел на пятую точку.

За окном раздалось первобытное ржание – за ним наблюдали и получили удовольствие от его реакции. А он не обратил внимания. Бельмас зажмурился, подумав: у него наваждение. Затем открыл глаза, устремил их на лицо, узнал Дину. И, конечно, понял, что она мертва, что умерла не своей смертью.

Свет погас, в глазах мельтешили зайчики на черном фоне, тишина просто выдавливала мозги. Сначала Бельмас сидел около трупа, обхватив голову руками и раскачиваясь взад-вперед. Потом начал ходить из угла в угол, ударяя кулаком в ладонь. Суевериям Бельмас не был подвержен, его не пугал труп женщины в одном с ним темном помещении, ведь труп ничего ему не сделает. Но как зол был Бельмас, как зол! Он догадался, что Дину застукали, когда она звонила, за это ее и убили. Варварская расправа. И в назидание Дину принесли к Бельмасу – мол, здесь не в игрушки играют, с тобой поступят так же беспощадно. Только злила Бельмаса не угроза в лице мертвой Дины, а собственное бессилие, беспомощность. Раньше все зависело от него, сейчас – в корне другая ситуация, когда он никто, даже не пешка, а ноль. Это бесило. Так Бельмас и встретил рассвет.

Рассвет не принес облегчения, ибо с ним пловцы должны были увидеть берег. Не увидели. Пришло ощущение, будто барахтаются они на одном месте, а ведь плыли всю ночь, редко отдыхая, чтобы окончательно не закоченеть. Ко всему прочему утяжелились спасательные средства, разбухавшие от морской воды, а питьевая вода заканчивалась, осталась одна бутылка. Голода не чувствовали, он блокировался чувством страха перед смертью.

– Морю не будет конца, – едва вымолвила Ксения синими губами.

– Ничего-ничего, – подбодрил ее, да и остальных, Горбуша. Подбодрил вяло, силы истощались и у него. – Мы продержались ночь, самое страшное позади, днем будет легче. У берега лодки плавают...

– Господи, как холодно, – прохрипела Ксения.

– Солнце сейчас поднимется, станет теплее. Не стоять... – командовал Горбуша, – то есть... всем плыть... всем...

– Черт, кому рассказать, так не поверят: мерзнем летом в теплой воде, – горько усмехнулся Артур. – Саня! Не спи!

– Я не сплю, – медленно выговорила Сандра. – Я думаю.

Артур подплыл к ней, похлопал по щеке, Сандра подняла голову.

– О чем думаешь? – тормошил ее он.

– Ненавижу море. В жизни больше не подойду к воде.

– Ножками, ножками! – подал голос Держава. – Я чую землю. Дымок чую. Где-то костер горит...

– Вот ты брехло, – со свойственной ей простотой сказала Сандра. И заработала ногами, ворча: – Нет уж, я топиться не собираюсь. Я доберусь до берега, а потом... потом этому ублюдку Шаху устрою нашествие. Утоплю козла в кастрюле с кипятком!

Нечто похожее на смех вырвалось у пловцов.

– Не верите? – оживилась Сандра. – Вот посмотрите. Меня бабушка недаром называла чертовой дочерью.

И они плыли. Упорно плыли вперед, стиснув зубы.

У Сербина было плохое настроение, очень плохое, что сразу заметил Оленин, как только появился у него в кабинете. Сразу передал подробности диалога с Ритой, а теперь помалкивал, не высказывая личного мнения. Сербин сосредоточенно курил, часто затягиваясь, и было во всем его облике нечто, говорившее о том, что следователь находится в состоянии упадка. Оленин предположил: может, начальство наехало, выдало порцию оскорблений? Сербин на подобные издержки производства реагирует болезненно.

– Что-то случилось? – все же спросил Оленин.

– А ведь сходится! – не ответил на прямой вопрос Сербин. – Никита скрыл от нас, что знает, о чем шла речь в ресторане. Мало того, делал упор на лжи: я один не знал, что Андрей Тимофеевич должен отдать крупную сумму Бельмасу. Далее. Он часто заезжал в офис к Гринько, возил по поручению тестя Белоусову, следовательно, мог взять у нее ключ незаметно и сделать дубликат. Мотив у него есть: парень мечтал попасть к Гринько на должность менеджера, однако вряд ли это конечная его цель. И вот еще что я думаю! – поднял указательный палец Сербин, подчеркивая важность мысли. – Он каким-то образом прознал о тайной связи Вадима с Таисией. К тому же Никита далеко не глуп. А разработать план с подставой Бельмаса мог только умный человек.

– А Артур? – вставил Оленин. – У него тоже есть мотив – папин бизнес. К тому же Вадим, как вы сказали, показал, что сразу после разговора с Белоусовой хотел выйти и столкнулся с братом. Это же очевидно: Артур подслушивал.

Хорошо, когда рядом есть оппонент, а не поддакивающий робот, не умеющий конструктивно мыслить. Оппонент всегда найдет аргументы, позволяющие не упираться в одну версию, подаст дельную идею, каким образом проверить тот или иной факт. Хороший оппонент вдохновит... Однако вдохновение следователя оказалось неподъемным, прямо-таки на нуле.

– Артур? – Сербин посмотрел на опера весьма странно, с какой-то непонятной виной в глазах. – Артура нет.

– То есть?

– Вчера Шах приказал утопить яхту вместе с заложниками.

– Как! – воскликнул Оленин. – А документы, которые он хотел получить? Бельмо не звонил?

– Нет, – вздохнул Сербин и потянулся за пачкой сигарет. – Видимо, Шах раскусил его. Вернее, Дьяков, который видел тебя, естественно, доложил Шаху. Черт, как мы подвели Бельмаса! Ну, почему я именно тебя на встречу с ним послал? Будто других людей нет...

– Да не казнитесь, Виктор Серафимович, не ошибается тот, кто не работает. А как вы узнали, что яхту...

– Звонила неизвестная женщина, сказала, что от Бельмаса.

– Блин! – Оленин с досадой хлопнул ладонью по стене. – Так лихо все продумали... и зря. А Бельмас, что с ним?

– Вчера он был у Шаха в доме, а сегодня... Сегодня я не уверен, что он жив. Женщина сказала, что и Бельмаса Шах приговорил.

– Вчера? А группу захвата посылали?

– Нет, – потупился Сербин.

– Почему? Он же свидетель...

Сербин начал счищать о край пепельницы пепел с тлеющего конца сигареты, хотя пепла как такового не было, один тлеющий огонек, и спокойно проговорил:

– Кушнарев не считает разумным посылать людей из-за одного Бельмаса под пули. Он говорит, что убедительным свидетелем вор быть не может.

Оленин не нашел слов, лишь развел руками. Пауза была не в кайф, опер робко сказал:

– Надо было наших послать к Шаху, а не обращаться к Кушнареву.

– Не дали. Полагаю, Кушнарев позаботился, чтоб Шаха не спугнули этой ночью.

И опять пауза. Теперь Оленин предложил, вернувшись к убийству Гринько:

– Давайте все же не списывать со счетов Артура. Пусть его не стало, все равно... Мы не знаем, как развернутся события.

Вдруг, чего никогда не случалось, Сербин обнажил душу откровением:

– Мне стыдно! Для нас человеческая жизнь ничего не стоит. У нас уже в крови: использовать человека, кинуть его в пасть зверя, а выживет он или нет – нас не касается. Вернее, касается, но до тех пор, пока он нужен нам. Неправильно! Преступно! Мы же и творим беспредел! Чего же тогда хотим от преступников?