– Хорошая мечта, жизненная, – одобрил морпех. – Если сегодня не задрыхнешь, глядишь, и исполнится. Все, ушел, коль настаиваете…
А потом старлей самым позорным образом проспал, едва ли не впервые в жизни. Очнувшись от того, что кто‑то аккуратно тормошил его за плечо:
– Вставайте, тарщ командир, через час светать начнет. Уходить пора.
– Ивченко? Почему раньше не разбудил?
– Так как же вас разбудишь, ежели секрет покидать нельзя? – хмыкнул, скрывая улыбку, ефрейтор. Выглядел снайпер хоть и невыспавшимся, но вполне бодрым – только покрасневшие от усталости склеры и выдавали. – Вы не переживайте, ночью тихо все было, мы в четыре глаза следили. Топайте, вон, к костерку, Карасев водички вскипятил, хоть немного согреетесь…
Их зажали на самом подходе к плацдарму. К этому времени они уже добрались до более‑менее знакомых мест, так что даже карта практически не требовалась, основные ориентиры и реперные точки Степан помнил и так. Знакомых, разумеется, не для всех – парашютисты тут, по понятным причинам, никогда не бывали. Продвигались исключительно лесами, избегая любых дорог, которых на всем протяжении изнурительного, на пределе человеческих сил марша, оказалось всего две. И обе отряд пересек без малейших проблем. За ночь десантники достаточно отдохнули, так что топали, несмотря на накопившуюся усталость и сведенные голодом желудки, бойко, прекрасно осознавая, что сейчас скорость – их единственное спасение. Ивченко с Мелевичем тоже держались молодцами, не подавая вида, что провели бессонную ночь. Испытывающий вину за собственную слабость – хорош командир, почти до самого рассвета позорно продрых, сурок хренов! – старлей почти всю дорогу двигался в передовом дозоре, отправив разведчиков в тыловое прикрытие. Отправив, ясное дело, тоже не просто так: с одной стороны, передохнут чуток, с другой – за тылами приглядят. Особенно снайпер, на наметанный глаз и свойственное людям его профессии чутье которого морпех возлагал особые надежды – два десятка зарубок на прикладе говорили сами за себя. Если за ними и на самом деле хвост тащится, ефрейтор должен это дело просечь. Ну, а Мелевич его из пулемета прикроет – с трофейным «тридцать четвертым» Толик, как захватил на разгромленном блокпосту, так и не расстался.
Вполне возможно, старлей и сам справился бы ничуть не хуже, но кто тогда поведет отряд? Он единственный, кто тут уже бывал, причем дважды – сначала двигаясь со сводной бригадой к Мысхако, затем – возвращаясь обратно вместе с разведчиками. Ну, не считая Левчука с Аникеевым, понятно. Но старые товарищи сейчас на Малой земле, и потому лучше него никто местности не знает…
Сверившись с картой, Степан удовлетворенно кивнул. Все, практически дошли. Еще километра два, максимум три – и они на месте. С квадратом он вроде бы тоже ничего не напутал, выведя отряд в одну из точек, где их должна поджидать группа прикрытия. Теоретически, понятно, поджидать. Если Кузьмин не получил последнюю радиограмму, никакой помощи не будет. Поскольку вовсе не факт, что она дошла: Прохоров мог нарваться на немцев, подорваться на случайной мине – да просто не суметь выйти в эфир из‑за чисто технических проблем с радиостанцией! И тогда выбираться придется своими силами, заново отыскивая подходящее «окошко» для перехода вражеских позиций: то, через которое они просочились сюда, наверняка уже давным‑давно закрылось…
Едва слышно захрустела под подошвами схваченная легким морозцем перепревшая прошлогодняя листва, зашуршали мелкие камешки:
– Не шугайся, командир, я это.
– С чего б мне шутаться, Коля? – неожиданное появление снайпера старлея не насторожило. Захлопнув планшет, Степан зафиксировал клапан ремешком, перекинул офицерскую сумку за спину. Взглянув на товарища, нахмурился: как правило не лезущий за словом в карман балагур Ивченко выглядел каким‑то излишне серьезным. – Чего случилось? Выкладывай!
– Да не знаю, как и сказать, командир… – отчего‑то смутился ефрейтор, отведя взгляд.
– Как есть, так и выкладывай!
Тяжело вздохнув, Николай кивнул:
– Слушаюсь. Только это… можно, я сначала одну историю расскажу?
– Валяй. Только быстро, буквально в двух словах. Времени нет.
– Понял. Короче, в Крыму дело было, когданас туда из‑под Одессы перебросили. Вышел я на охоту, замаскировался как следует, жду. Час, другой, третий. Уж и задубел весь – не лето, чай, декабрь на дворе. И ведь даже не пошевелишься, до фрицев от силы метров с триста. Вмиг засекут, дадут с пулемета проверки ради, и придется сматываться, а я эту позицию пару дней подбирал, чтобы и окопы ихние как на ладони были, и блиндаж, где командир местный обитается…
Старший лейтенант досадливо мотнул головой:
– Коля, все это, конечно, очень интересно и познавательно, но я же просил покороче!
– Виноват, – стушевался тот, автоматически пробежав кончиками пальцев по зарубкам на прикладе снайперской винтовки – Степан и раньше замечал, что Ивченко так делал, когда говорил о чем‑то серьезном. – Ну, если уж вовсе коротко, дождался я того фрица, ради которого столько часов мерз. Вышел он из блиндажа, потянулся – выспался, значит. И, главное, погоны во всей красе видны, хорошие такие погоны, витые. То ли майор, то ли даже цельный полковник. Ну, прицелился я, чтобы прямехонько в лобешник пулю всадить. Пожелать, значится, доброго утречка. Уж и слабину на спусковом крючке выбрал, буквально пару миллиметров дожать осталось. А выстрелить не могу! Вот, хотите верьте, тарщ старший лейтенант, хотите не верьте, а никак не могу! Палец не слушается! И чувство такое странное накатило – разумом понимаю, что если сейчас не стрельну, уйдет, гад, и еще неизвестно, сумею ли я на эту позицию вернуться. Но одновременно словно бы точно знаю, что ежели завалю его, и самому мне никак не жить! Вот ей‑ей, командир, все так и было!
Решивший больше не перебивать ефрейтора, морпех молча слушал. Уже начиная догадываться, к чему все это. И эта догадка Степану сильно не нравилась. Можно даже сказать, катастрофически не нравилась.
Ободренный молчанием старлея, снайпер продолжил, стремясь поскорее завершить рассказ:
– Ну, убрал я, значится, палец со спуска, да лежу, ветошкой прикидываюсь. Даже дышу через раз. А секунд через пять камушки под сапогами захрустели, да фрицы мимо прошли. Пятеро. Сначала подумал, патруль, а после понял, что разведка это ихняя возвращалась. В камуфляжных накидках все, с автоматами. Метрах в пяти от моей позиции протопали, а ничего не заметили. А стрельнул бы я… ну, тут уж все понятно. С одной винтовкой да парой гранат от пятерых никак не отбиться. Вот такая история, тарщ командир…
– Давно почуял? – не стал тратить лишних слов Степан.
– Верите мне, значит? – заметно расслабился Николай, незаметно, как ему казалось, выдохнув.
– Верю, сам такое испытывал, – слегка приврал Алексеев. – Опытные люди это чуйкой называют. Предчувствие опасности, другими словами. Так давно?
– Нет, буквально только что. Как вы отряд остановили да карту достали, так на меня и накатило. Нельзя нам дальше, смерть там. Словно в прицел кто разглядывает.
– Понятно. Добро, Коля, я тебя услышал и понял. Возвращайся к Мелевичу, пусть незаметно пулеметную позицию подберет, а я бойцов предупрежу. Вперед пока соваться не станем, осмотримся. Если тут и на самом деле есть кто, пусть думают, что мы привал устроили. Кстати, а с фрицем‑то тем что? Ну, которого ты выпасал? Так и ушел?
– А вот хрен ему, – зло ухмыльнулся ефрейтор, закаменев лицом. – Я на принцип пошел, даже с места не двинулся. Дождался, пока те фрицы до своих дотопают – а он их встречать вышел, видать, хотел поскорее доклад выслушать. Даже из окопа вылез. Там его и снял. И еще двоих из разведчиков следом отправил. Потом, правда, полдня от преследования уходил, но к своим целехоньким вернулся.
– Ладушки, давай к танкисту. Заодно прикинь, откуда тебе работать удобнее будет, местечко подбери, без снайпера нам не справиться. Если что, сразу себя не выдавай, ты наш главный козырь. Выжди, осмотрись, определись с целями. Мы пока постараемся время чуток потянуть. Ну, да не мне тебя учить. Только возвращайся спокойно, как сюда шел, иначе заподозрят. Задача понятна?
