Она повернулась к Уне.

— А у тебя, сестра, прошу прощения за свои резкие слова. Ты была права в своем страхе: моя просьба исходила от Тьмы. Но только поверь, что я не видела в том предложении зла. Я подвела тебя, и ты имеешь право сторониться меня, но наша дружба давняя, дружба двух одиноких маленьких девочек, а позже — одиноких женщин. Я не хотела бы, чтобы она закончилась по такой причине.

— Она никогда не прервется, — заверила владелица долины. — Место, которое ты заняла в моем сердце, всегда принадлежит тебе.

— Спасибо, дорогая сестра, спасибо за это и за все остальное. Возможно, мы больше не встретимся, и я желаю тебе удачи в предстоящей борьбе и счастья в жизни, будет ли она долгой или короткой. И без всякого предупреждения чуждая Уна встала и вошла в свой проход-врата. Через мгновение она исчезла.

Тарлах прижал к себе Уну, словно боялся, что её утянет в закрывающиеся врата. Только когда их совсем не стало видно, он отпустил женщину.

— Уна, я хочу, чтобы ты пошла со своими людьми… Она посмотрела ему в глаза: камни Морской крепости выглядели бы податливей.

— Ни при каких обстоятельствах я не позволю, чтобы ты один взвалил на себя груз этой ответственности. Мы делим его: ты как мой главнокомандующий, я как владелица долины. Я начала эту войну, и мы вдвоем отвечаем за её последствия. — Голос её смягчился. — Долго ли я проживу, Тарлах, если Тьма высвободится?

— Нет. Если врата откроются, мы все будем убиты, — признал он. — Рано или поздно они проглотят нас.

— Тогда больше ничего не говори. Я предпочитаю встретить свою судьбу такой, какой она будет.

Воин расправил плечи.

— Пора идти. Ты хочешь, чтобы я рассказал эту новость другим?

Уна ненадолго задумалась.

— Нет, — произнесла она наконец. — По крайней мере, не моим людям. Они в любом случае должны сражаться. Зачем омрачать их жизнь, если все равно ничего изменить нельзя? — Она помолчала. — С твоими товарищами может быть по-другому. Они будут сражаться на самой Колыбели.

Он покачал головой.

— Как и ты, я не хотел бы ослабить их боевой дух возможной страшной судьбой, которую они никак не могут изменить. Пусть сосредоточатся на борьбе с людьми и не боятся пробуждения страшного зла.

Войдя в большой зал, они убедились, что все готово. Быстро попрощались с остающимися на берегу и направились к кораблю, который доставит их на битву, от которой, может быть, зависит судьба всего мира.

У выхода из башни стоял Эльфторн. Но он не попрощался с ними, как остальные, а пошел рядом.

— У меня просьба, командир.

— Чего ты хочешь от нас, друг? — спросил Тарлах, уже догадываясь, о чем тот попросит.

— Места на борту «Крачки». Я тебе говорил, что мы с Ганволдом были соперниками, но ненависти между нами никогда не было. И я не рассказывал, что мы детьми жили на одном корабле. Я хочу отомстить за его гибель этому лорду Рейвенфилда, отомстить за страдания, которые он причинил вам обоим. Ведь вы спасли нас и приняли очень хорошо.

— Место для тебя на корабле есть, как и место в передовом отряде тоже. Нам пригодятся в схватке твои сила и мужество.

Тарлах стоял на палубе «Крачки» и смотрел на прекрасные и суровые берега Рейвенфилда. Он снял свой шлем, а плащ на нем был обычный, какой надевают моряки Морской крепости. Теперь, когда решающая битва близко, он не хотел, чтобы враг догадался о его истинных намерениях. И особенно не хотел преждевременно афишировать присутствие фальконеров на борту корабля.

Вначале он немного нервничал, вспоминая свою недолгую, но парализующую панику на борту «Звезды Диона», но это неприятное состояние не возвращалось, и теперь он чувствовал себя свободней.

Тем не менее настроение у него было неважное. Если его план не удастся, долину, которую он так полюбил, ожидают долгие месяцы кровопролития. Мрачная перспектива. Никто из его товарищей не хотел бы этого. В своих солдатах он уверен.

Он понимал и отношение своих людей к Морской крепости. Им тоже нравилась долина, и он не удивился бы, если большинство из них или даже все разделили бы его привязанность к ней. Это высокогорье способно привлечь сердца…

Тарлах покачал головой. Он пытался скрыть большую слабость, думая о том, с чем она связана.

Он закрыл глаза и крепче ухватился за поручень, чтобы не пошатнуться.

Что если сражение, которое вскоре произойдет вблизи Колыбели, окажется последней кормежкой, необходимой Псу, чтобы высвободиться? Тарлах поверил Уне-духу. Поверил в искренность её предупреждения, в точность предсказания того, что ожидает их всех. И вздрагивал от ужаса при мысли о том, что может вырваться через врата и обрушиться на Высокий Холлак и на весь мир. Это слишком для него. Слишком большая ответственность для одного человека…

— Тарлах?

Услышав этот негромкий оклик, он повернул голову. Так погрузился в свои мысли, что не услышал легких шагов хозяйки долины.

— Достаточно плохо было и раньше, — начал он, не скрывая от неё своего страха. Она тоже испытывала его. Как им не бояться? Ни один здравомыслящий человек не может без ужаса думать об этой угрозе.

— Мы правильно поступили, ничего не сказав своим людям, — заметила Уна. — У меня нет опыта ведения войн, но я думаю, это известие только ослабило бы солдат. — Она глубоко вздохнула. — Надо ли делать то, что мы задумали, Тарлах? Уна сказала, что мы должны остановить Огина, но цена может оказаться слишком большой для всех нас.

— Должны, — твердо сказал он. — Он и его «мясники» подкармливают Пса, они уже разбудили его. Если бы я не был в этом уверен, я бы не рискнул завязать бой в бухте, даже если бы это означало, что Огин и его палачи уйдут от нашей мести.

Он опустил голову и невидящим взглядом смотрел на океан.

— В этом одна из трудностей нашего положения. Так много зависит от нас, и тем не менее мы не имеем выбора.

Командир вздрогнул и плотнее закутался в плащ: сильный порыв ветра продул тяжелый материал, словно это была легкая летняя ткань.

Тарлах в тревоге взглянул на небо но не увидел ничего страшного. Холодный ветер — признак быстро приближающейся осени, а не предвестник новой бури.

Уна поняла его мысль.

— Похоже, зима в этом году будет ранней и суровой. — Да.

— Если война затянется…

— Я не намерен её затягивать, — чуть резко прервал её Тарлах.

Но тут же взял себя в руки.

— Прошу прощения, леди. Успокойся, по крайней мере, на этот счет. Если все пойдет хорошо, мы договоримся с Рейвенфилдом до того, как Ледяной Дракон начнет кусать понастоящему.

Он повернул голову и серьезно посмотрел на мрачные утесы.

— А теперь приготовься, миледи. Скоро мы нападем.

Когда небольшой корабль бесшумно приближался к смертоносной бухте, оба предводителя армии Морской крепости стояли на палубе.

Сердце Тарлаха сильно билось, как всегда перед битвой; он молча молился, как человек, которому вскоре предстоит оказаться в Залах Доблестных. Еще несколько минут. Совсем немного…

Неожиданно показался хорошо знакомый отрог, закрывающий бухту, показался только его кончик, но Тарлах сразу его узнал. И не скоро забудет.

Снизу поднимались фальконеры и члены экипажа. Работая молча, они освободили шлюпку, которая лежала на палубе «Крачки», как большая раковина, и опустили её в море. Она пойдет за кораблем, высадит воинов, которые должны захватить берег и утесы, пока «Крачка» будет сражаться с грабителями.

Уже наступил вечер, и под темнеющим небом океан казался серым. Тарлах успокаивал себя тем, что нужно острое зрение сокола, чтобы заметить два маленьких судна. Самая большая опасность в том, что их могут заметить на фоне неба, но даже этот риск уменьшили, сделав паруса пятнистыми.

Хоть день и закончился, света было ещё достаточно, чтобы рассмотреть крохотный залив.

Ничто не преграждало вход в него: «Звезда Диона» исчезла, словно никогда не существовала.