— Говорю тебе, я видел ее.

— Ну и что? — спросил я, пожав плечами.

— Ты не представляешь, как она прекрасна!

— Рад это слышать, — хмуро ответил я.

— И она мне сказала, что все еще любит меня…

— Тем лучше.

— И что вернется ко мне…

— Добрый знак.

— Пойдем выпьем, и я расскажу тебе о ней.

Я почувствовал, что лоб у меня покрылся холодным потом от этого предложения. И не потому, что не хотелось выпить, вовсе нет: но оказаться наедине с этим безумцем! Вот что леденило мне кровь. Я ответил, что я на вахте и потому не могу составить ему компанию. А сам тут же, не дожидаясь его ответа, бегом поднялся на палубу. Встретив на баке знакомого матроса, я послал его в трюм за канатами, боясь снова оказаться там один на один с этим сумасшедшим.

На другой день он велел позвать меня, но я опасался идти в его каюту и передал, что я болен. Не знаю, поверил ли он в мою болезнь или заметил, что я его избегаю, но только он оставил меня в покое, чему я был очень рад. И был бы рад еще больше, если бы он вовсе забыл про меня.

Когда он появлялся на палубе, я старался быть от него как можно дальше и часто прятался в трюме, только бы не встречаться с ним. Он же, не видя меня, спрашивал обо мне; и мои товарищи, которые все знали, отвечали, что я болен или занят по приказу капитана какой-то срочной работой. Тогда офицер, глубоко вздохнув, возвращался в свою каюту еще мрачнее, чем раньше.

Мы уже достигли австралийских берегов и даже видели на горизонте очертания их, когда как-то вечером я столкнулся с этим маньяком. Уверяю вас, что я провел скверные четверть часа, хотя они и были в его жизни последними.

Я стоял в тот момент на юте, ожидая конца своей вахты, чтобы отправиться спать. Помню, мы уже вошли тогда в Бассов пролив, который отделяет австралийское побережье от Тасмании, и находились в нескольких милях от острова Кинг. Я прикрыл глаза и едва не задремал, когда почувствовал, что моего лба коснулась чья-то ледяная рука. Резко подняв голову, я увидел перед собой моего офицера, с вытаращенными глазами, с лицом землистого цвета и волосами дыбом.

— Что вы хотите? — спросил я, обомлев.

— Там!.. Там!.. — воскликнул он прерывающимся голосом, указывая на пенящийся след от корабля.

— Что там? — спросил я его.

— Она!

— Кто она?

— Моя прекрасная!.. Моя единственная!..

— В море? Очнитесь, сударь, это вам приснилось.

— Нет, Катрам, — воскликнул он. — Я видел ее!..

Хоть я ни на йоту не поверил его словам, я все же наклонился над бортом и внимательно посмотрел в пенящийся след; но ничего не увидел, даже головы акулы.

— Успокойтесь, — сказал я, видя, что он весь вне себя. — В море ничего нет.

— Нет есть! — прошептал он мне в ухо горячечным тоном. — Говорю тебе, я видел ее там, посреди пены…

— Это был обман зрения.

Он не ответил; он кинулся вперед в страстном порыве и, перегнувшись через борт, уставился в море своими безумными глазами, которые испускали какие-то странные искры.

— Взгляни на нее!.. Взгляни, как она прекрасна!.. — повторил он.

Я посмотрел еще раз, движимый скорее сочувствием к нему, чем любопытством. Но тут… Вы мне не поверите, но я вдруг увидел в пенистом следе корабля, увидел среди белоснежной пены… голову! Было уже темновато, конечно, но пена была белая, почти светящаяся, и эта голова отчетливо выделялась на ней!.. Я видел, как она два раза всплыла, потом исчезла, и могу поклясться, что слышал звук, какой-то голос, который показался мне человеческим.

Если вы спросите, какая она была: красивая или уродливая, светлая или темная, я ничего не смогу ответить. Я был в таком шоке, изумление, которое я испытал, было столь сильным, что помешало мне разглядеть ее как следует. Но я видел человеческую голову, это несомненно…

Легкий смешок прервал папашу Катрама, это капитан заранее потешался над ним.

Старик пожал плечами и продолжал:

— Несколько минут я стоял, как окаменелый, не зная, что думать, как быть. Из этого столбняка меня вырвал голос офицера:

— Так ты видел ее?..

Я не смог сказать ему «нет», и утвердительно кивнул головой. О, лучше бы я не делал этого! Бедный безумец одним прыжком перемахнул через фальшборт и головой вниз бросился в море, крича:

— Я здесь, Мануэла!..

Вскрикнув от ужаса, одним ударом ножа я перерубил веревку спасательного круга и бросил ему. Капитан тут же приказал лечь на другой галс и спустить на воду шлюпки.

Мы вернулись на то место, но все наши поиски были тщетны: бедный безумец так и не показался на поверхности!..

— Его в самом деле околдовала сирена? — спросили юнги.

— Откуда я знаю? — ответил папаша Катрам. — Я не мог хорошо разглядеть, ночь была темная… Но, может, наши старики и не выдумали сирен!

Капитан наш снова разразился веселым смешком.

— Знаешь, что это была за голова, папаша Катрам? — спросил он потом.

— Откуда мне знать! — резко ответил боцман.

— Это была голова тюленя!

— Может, и так, да что-то не верится.

— Да, старина, это был тюлень из Бассова пролива. Их в этом проливе столько же, сколько карасей в наших прудах, и в сумерках их круглую голову вполне можно принять за человеческую. Ну что, убедил я тебя или нет?

Боцман встал и, ничего не ответив, покинул нас, ворча больше обычного.

МОРСКОЙ ЗМЕЙ

И на девятый вечер боцман Катрам был пунктуален, как бортовой хронометр. Едва пробило восемь, мы увидели, как его берет, возраст которого, наверное, приближался к столетию, поднимается из люка; затем появилась и вся его костлявая, немного скособоченная, но еще крепкая фигура.

Он прошел на бак, чтобы взглянуть, в каком состоянии море и небо, приказал обрасопить фор-марсель, чтобы забрать побольше ветра, и бросил взгляд на компас, чтобы убедиться в точности курса. Потом он зажег трубку и уселся на свое обычное место, «на трон», как шутила команда.

Через минуту вся аудитория была вокруг него. Наше любопытство не только не уменьшилось, а, наоборот, росло из вечера в вечер — все хотели, чтобы капитан продлил «наказание» бедному старику, хотя его мрачные истории и наводили на всю команду немалый страх.

Папаша Катрам, похоже, подготовил уже свою новеллу, поскольку едва усевшись, он без обычных оттяжек и предисловий начал так:

— Сегодня вечером я расскажу вам о встрече с огромным чудовищем, которым давно занимаются так называемые ученые — одни подтверждают его существование, другие безоговорочно отрицают его. Я разумею не то морское чудовище, которое северные народы называют «кракен» и о котором Олаф Магнус, епископ Упсалы, писал, что оно имеет целую милю в длину и похоже больше на остров, чем на рыбу; и не то другое, виденное одним скандинавским священником, на теле которого он служил святую мессу, приняв его за скалу. Нет, папаша Катрам рассудительнее, чем кажется, и не так легковерен, как полагает господин капитан, — таким вздорным выдумкам я не верю.

Я не говорю, что эти два святых человека не могли видеть огромных чудовищ, похожих на того, с которым столкнулся командир пакетбота «Алекто» между Мадейрой и Канарскими островами несколько лет назад и от которого еще хранится кусок хвоста или плавника в Санта-Крус-де-Тенерифе. То был полип, огромнейший, да, но не такой, чтобы принять его за остров. Но оставим чужие рассказы и легенды и займемся нашим чудовищем.

— Ты сам его видел? — спросил капитан, который сразу заинтересовался и слушал с глубоким вниманием.

— Своими собственными глазами.

— Днем?

— Ночью, однако взошла луна, и видимость была довольно хорошая.

— Тогда у меня начинают рождаться сомнения.

— Какие, позвольте узнать? — спросил старик обиженным тоном.

— Я скажу позже. А сейчас продолжай, мы ведь еще не знаем, о каком чудовище ты собираешься говорить.

— Ладно. Слышали вы когда-нибудь о морском змее?

— Да, да, — воскликнули все.