— Доном Хесусом Ордоньесом! — вскричал Лоран со странным выражением в голосе. — Тут должна крыться какая-нибудь гнусная клевета!
— Именно так я и подумала.
— Вам известно содержание письма?
— Я читала его, более того, украдкой от отца сняла копию и принесла ее вам.
— Вы сделали это, сеньорита?! — вскричал Лоран с чувством.
— Для вас, граф, сделала. Читайте.
Она достала из-за пояса сложенный листок бумаги и подала его молодому человеку, который поспешно развернул его и стал читать.
Вот что заключалось в письме и вот что прочел Лоран, побледнев от бешенства и отчаяния:
Его превосходительству дону Хосе Рамону де Ла Крусу, генерал-губернатору города Панамы.
Ваше превосходительство,
Верный подданный короля имеет честь донести вам, что вчера ночью в полумиле от города его людьми был захвачен разбойник-флибустьер, стремившийся пробраться в Панаму. Обороняясь, разбойник дал себя убить. При нем было найдено письмо со следующим адресом:
«Сеньору графу дону Фернандо де Кастель-Морено (в собственные руки, строго секретно)».
Письмо это находится в моих руках, и содержание его следующее:
«Любезный Лоран,
Мы у цели, преодолев нескончаемые преграды. Еще несколько часов, и мы наконец подступим к Панаме, которой без тебя не достигли бы во веки веков; вся честь экспедиции принадлежит тебе одному.
Потерпи еще немного, твоя роль графа скоро подойдет к концу. Испанцы, кажется, не хотят вступить со мной в бой иначе как у самых городских стен, под прикрытием огня с валов. Сражение будет жарким, но мы одержим верх, если, как мы договаривались в Чагресе, тебе удастся открыть нам одни из городских ворот. Только на тебя мы и надеемся. Это будет решительный удар! Тотчас по получении этой записки, которую передаст тебе один из наших самых верных братьев, прими меры, чтобы помочь нам без промедления войти в город и встретиться с тобой.
Все братья жмут тебе руку, я же остаюсь, как всегда, твоим братом-матросом.
Монбар».
Подлинное письмо, с которого снята эта копия, я представлю на благоусмотрение вашего превосходительства и буду иметь честь вручить его лично сегодня вечером, если вы соблаговолите принять меня. В десять часов я явлюсь к вам во дворец.
Честь имею быть покорным слугой вашего превосходительства.
Верноподданный короляQ.S.M.B11
По прочтении этого поражающего документа Лоран некоторое время оставался словно ошеломленный, желая, чтобы земля разверзлась под его ногами и поглотила его.
— О! — пробормотал он, с яростью сжав кулаки. — И не иметь возможности раздавить этого человека, как гадину, как ехидну!
Вскоре, однако, лицо его опять приняло спокойное выражение. Он с улыбкой возвратил письмо и хладнокровно осведомился:
— Дон Рамон, вероятно, поверил этому, сеньорита?
— Не вполне, быть может, но оно взволновало его, и он согласился принять того, кто написал его. Сейчас они вдвоем.
— Вот как! — с живостью вскричал Лоран, но тотчас овладел собой. — А вы, сеньорита, что думаете?
— О письме?
— Да, о нем.
— Вы хотите, чтобы я отвечала откровенно?
— Да, сеньорита, совершенно откровенно.
— Я думаю, что письмо это, хоть и написано рукой врага и подлеца, поскольку не имеет подписи, однако передает правду и излагает факты, каковы они есть на самом деле.
— Выдумаете так — и все-таки пришли?! — в изумлении вскричал Лоран.
— Пришла, сеньор, несмотря на свое убеждение.
— С какой же целью?
— Единственно чтобы спасти вас.
— О, вы ангел! — вскричал он.
— Нет, — едва слышно прошептала она, — любящая женщина!
Молодой человек упал к ее ногам, схватил ее руку и поцеловал.
— Благодарю, — сказал он, — благодарю, сеньорита, увы!..
— Ни слова, сеньор! — с достоинством перебила его донья Линда. — Ваше сердце принадлежит другой, которая счастливее меня.
— И эта другая благословляет тебя, моя возлюбленная сестра! — вскричала донья Флора, внезапно появляясь и бросившись в объятия подруги.
Две прелестные девушки крепко обнялись, потом обе взглянули на Лорана и в один голос вскричали с тоской:
— Что же делать? Боже мой! Что делать?
— Бежать! Бежать, не теряя ни минуты, — продолжала с жаром донья Линда, — быть может, и теперь уже поздно!
— Бежать? Мне? — возразил капитан с презрением. — Никогда! Скорее я лягу под развалинами этого дома, но в бегство не обращусь!
— Но ведь вы идете на смерть!
— Я исполню свой долг! Честь предписывает мне это, мое место здесь, и я не сойду с него. Вы верно угадали, сеньорита: да, я флибустьер, один из самых известных Береговых братьев. Мое имя — Прекрасный Лоран. Вы видите, что все изложенное в этом письме справедливо. Но меня привели сюда не жажда золота и не надежда на грабеж. Цель моя благороднее — исполнение священной мести! Теперь вы знаете все. Если я не могу сдержать своей клятвы, то, по крайне мере, сумею достойно умереть. Прекрасный Лоран не должен попасться живым в руки своих врагов… Теперь я должен готовиться к схватке. Донья Линда, ваше отсутствие может быть замечено, если продлится слишком долго; позвольте мне иметь честь отвести вас к вашему отцу. Девушка тихо покачала упрямой головкой.
— Нет, сеньор, — сказала она, — я остаюсь.
— Остаетесь?
— Что ж в этом удивительного?
— А ваше доброе имя, горе вашего отца, который сочтет вас погибшей?
— Мое доброе имя очень мало заботит меня в настоящую минуту; что же касается горя моего отца, то именно на него я и рассчитываю.
— О, ты любишь его! Ты любишь! — шепнула ей на ухо Флора, целуя ее.
— Да, люблю! — ответила она так же тихо. — А ты?
— О! Я!.. — страстно воскликнула Флора и закрыла лицо руками.
— Так сложим нашу любовь, чтобы спасти его!.. Не бойся, дорогая, когда настанет время, я исчезну бесследно. Будем же вместе страдать за него, а радоваться, когда пройдет опасность, будешь ты одна. Сердце мое разбито, но я сильная и предоставлю тебе твое счастье.
Донья Флора с рыданиями обняла свою подругу.
— Бедняжка! — прошептала донья Линда, нежно гладя ее по голове.
Лоран со странным душевным волнением присутствовал при этой сцене, настоящий смысл которой оставался для него загадкой.
— Видите, кабальеро, — обратилась к нему донья Линда, указывая на Флору, — этот ребенок не в силах выносить такие жестокие удары. Позвольте мне пройти в ее комнату и позаботиться о ней… Впрочем, теперь уже поздно, и вам, вероятно, надо сделать важные распоряжения.
— Простите, сеньорита, но, клянусь честью, я ничего не понимаю…
— В моем решении, не так ли?
— Смиренно сознаюсь, что так.
— Вы все еще упорствуете и бежать не согласны?
— Мое решение твердо.
— Я и не собираюсь с вами спорить. Но в таком случае я остаюсь. Если же вы спасетесь бегством, я уйду.
— У меня голова точно в огне, сеньорита, ваши слова…
— Кажутся вам непонятными, — перебила она, улыбаясь. — Постараюсь объяснить их вам; быть может, менее чем через час этот дом обложит испанское войско, и вы будете окружены непроходимой железной и огненной стеной. Между вами и вашими врагами завяжется ожесточенная борьба. Я, дочь губернатора, ваша пленница, буду служить заложницей. Теперь вы меня понимаете?
— Да, сеньорита, понимаю, такое самоотвержение возвышенно, я преклоняюсь перед ним, но принять его не могу.
— По какой же причине?
— Честь не позволяет мне, сеньорита. Девушка пожала плечами.
— Честь!.. У вас, мужчин, вечно одно это слово на языке, — с горечью проговорила она. — Как же вы назовете анонимное письмо, этот гнусный донос?
— Автор письма — мой враг, сеньорита, но, донося на меня, он поступил, как и следовало, то есть исполнил свой долг честного испанца и верноподданного короля…
11
Который целует его руки. — Примеч. перев.