После обычных вопросов и ответов отворились ворота форта, и флибустьеры в строгом боевом порядке с барабанным боем, музыкой и развевающимися штандартами вступили в крепость.

Занимался день. Вдали на море множество черных точек со страшной быстротой росли и направлялись ко входу в порт Чагреса; этими черными точками были суда флибустьерского флота.

Караул, построенный в две шеренги, отдал честь вновь прибывшим, которые быстро прошли мимо и через другой подъемный мост, у которого также стоял караул в пятьдесят человек, вошли в самый форт.

Там их радостно приветствовали солдаты, которые сбегались со всех сторон навстречу товарищам. Внезапный звон оружия, крики и топот снаружи были заглушены восторженными восклицаниями солдат, игрой горнистов и барабанным боем; через мгновение зловещие звуки снова замолкли, и никто их не заметил.

Окруженный многочисленным штабом, генерал Вальдес ждал полковника внизу лестницы своей квартиры.

Мнимый полковник остановил отряд, оставил его под командой Олоне, сошел с лошади и направился к генералу в сопровождении десяти офицеров.

— Но это не полковник Бустаменте! — изумленно вскричал генерал Вальдес, обнажая шпагу. — Измена! Измена!

— Вперед! — скомандовал Лоран. Дула ружей бойцов разом опустились.

Испанские офицеры и солдаты, по большей части обезоруженные, содрогнулись при восклицании своего командира; те, у кого были шпаги, выхватили их из ножен и храбро кинулись вперед.

— Стойте! — крикнул Лоран. — Сопротивление напрасно! Подъемные мосты в наших руках! Вы окружены со всех сторон. Сдавайтесь, не проливайте кровь понапрасну.

— К оружию! — закричали офицеры. — Измена, измена!

— Вперед! — вскричал генерал, размахивая шпагой.

— Пли! — неистово крикнул Олоне.

Грянул страшный залп, и на ряды испанцев повеяло смертью.

— Ура! — взревели авантюристы. — Наша взяла! Жечь все! Бить собак-испанцев!

— Сеньоры, умрем, но не сдадимся! — отчаянно крикнул генерал.

— Мы готовы! — отважно ответили офицеры и героически ринулись вперед на грозных противников.

Началась ужасающая резня, схватка грудь с грудью, без жалости, без пощады, между едва вооруженными, застигнутыми врасплох защитниками форта и их могучими врагами.

Сражение сразу приняло ожесточенный характер; солдаты, вскочив со сна при треске ружейной пальбы, криках ярости и стонах нападавших и защищавшихся, прибегали едва вооруженные и отважно вступали в бой.

На свое несчастье, без офицеров, что руководили бы ими, введенные в обман испанскими мундирами, которые видели повсюду перед собой, они не понимали, что происходит, недоумевали и становились жертвами своего неведения, не сумев принести ни малейшей пользы товарищам.

Среди кучки храбрецов, теснимый со всех сторон неприятелем, генерал отбивался как лев, с твердым намерением умереть, но не отдавать обломка шпаги, который еще держал в руках.

Лоран делал все, чтобы спасти его, но старый воин ничего не хотел слушать. Выстрел в упор уложил на месте непобедимых героев; все они испустили дух лицом к врагу, крича сквозь предсмертное хрипение: «Да здравствует Испания!»

Смерть генерала Вальдеса и почти всех его офицеров, павших возле него, склонила победу на сторону флибустьеров.

Видя, что большая часть их товарищей перебита и дальнейшее сопротивление является просто безумством, солдаты наконец побросали оружие и возопили о пощаде.

На этот раз Лоран даровал им жизнь. Необходимо было как можно скорее покончить с этим делом; другие вопросы величайшей важности требовали внимания смелого флибустьера.

Прекрасный Лоран не ошибался, когда говорил своим друзьям, что генерал Вальдес не так легко даст поймать себя в ловушку. Если бы испанские офицеры под влиянием необъяснимого ослепления чуть не насильно не заставили своего командира поступить против убеждения, никогда флибустьеры, несмотря на всю свою храбрость, не смогли бы войти в форт; даже и при том искусном обмане, благодаря которому они проникли в него и захватили неприятеля врасплох, им стоило больших усилий удержать свою позицию, и не раз они подвергались опасности быть оттесненными в беспорядке и сброшенными в ров.

Флибустьеры потерпели значительный урон: шестьдесят пять человек убитыми и сорок раненными более или менее опасно — цифра громадная в сравнении с общим числом осаждающих, но понятная, если принять во внимание, что сражение, с обеих сторон ожесточенное, являлось по сути дела гигантской дуэлью на холодном оружии.

В бою пали Гуляка и еще двое-трое Береговых братьев, пользовавшихся известностью; Олоне, Прекрасный Лоран и Мигель Баск получили скорее царапины, чем раны, однако тем не менее эти знаки свидетельствовали о героическом сопротивлении побежденных.

Индейцы также не щадили себя и сильно пострадали: у них оказалось около сорока убитых и опасно раненых.

При таких неравных силах немногие солдаты могли бы оказать упорное сопротивление храбрым защитникам форта; если бы гарнизон был в полном составе, флибустьеров постигла бы неминуемая гибель, они сами откровенно сознавались в этом.

Осматривая форт, Лоран приходил одновременно и в ужас и в восторг от своей победы; теперь, когда он видел, какими громадными средствами обороны располагала эта цитадель, ему почти не верилось в собственный успех.

Побежденные, гораздо более многочисленные, чем победители, были накрепко связаны и заперты на тройные запоры в казематах.

От форта к батареям, недавно воздвигнутым генералом Вальдесом на берегу моря и вдоль реки, вели крытые ходы.

Батареи, построенные очень прочно, могли защищаться только со стороны неприятеля. Им нечего было опасаться со стороны форта, который, напротив, в случае необходимости обязан был доставлять необходимое подкрепление людьми и боеприпасами, не говоря уже о том, что представлял собой надежное убежище.

Сообразуясь с этим, Прекрасный Лоран принял некоторые необходимые меры, после чего расставил своих людей на валах, навел орудия и приготовился ждать.

Было около пяти часов утра.

Согласно приказанию Прекрасного Лорана, испанский флаг все еще горделиво развевался над фортом.

Велев раздать людям съестные припасы, Лоран сам перекусил на скорую руку и расположился на гласисе бастиона с главными из своих помощников; разговаривая с ними, он навел подзорную трубу на море и принялся внимательно наблюдать за маневрами флота, который при свежем ветре быстро приближался ко входу на рейд.

Вдруг капитан обернулся к Хосе, который стоял возле него.

— Как вы думаете, вождь, нельзя ли достать лодку?

— Нет ничего легче, — ответил индеец.

— Может ли, по-вашему, человек смелый добраться до флота в простой лодке?

— Нет, это невозможно: все дно здесь усеяно рифами, лодка неминуемо разобьется.

— Правда, — пробормотал Лоран, гневно топнув ногой.

— У вас есть какой-то план?

— К чему говорить о нем, когда вы сами только что подтвердили, что исполнение его невозможно?

— Я не говорил этого.

— Что вы хотите сказать?

— Я говорил только о том, капитан, что лодка неминуемо должна разбиться о рифы.

— Ну вот!

— Но чего нельзя сделать на лодке, можно сделать без нее. Смотрите, флот находится едва в двух милях отсюда. Прежде чем гонец доберется до берега, корабли уже будут в одной миле, а такое расстояние ничего не значит для хорошего пловца.

— Положим, но такого пловца еще надо найти, а мне кажется…

— Что это очень легко, — перебил Хосе. — Напишите пару слов адмиралу; я спрячу вашу записку в мешочек из крокодиловой кожи и даю вам слово доставить ее в собственные руки Монбара.

— Вы сделаете это, вождь?

— Тотчас же! Пишите, капитан.

— Но ведь девяносто девять шансов против одного, что вы погибнете по пути на корабль.

— Так что ж, капитан? Погибну, так и все тут. Не теряйте больше времени, пишите.