Тогда Бенуа понял по качанию корабля и беготне на палубе, что судно опять пошло в путь.

Ветер так усилился, и «Гиена» так шибко шла и обгоняла «Катерину», что вынуждена была убавить паруса, несмотря на то, что Кривой велел распустить все паруса до последнего на своем судне, и всячески старался не отставать.

— Эй, ты, рулевой черт! — сказал Брюлар, — смотри правь, прямо на юго-восток, да не зевай у меня, а не то знаешь... — После чего он спустился в каюту к своему пленнику.

— Ах, проклятый разбойник!.. вор!.. грабитель!.. злодей! — воскликнул честный шкипер, увидев его входящего в каюту. — Ах, если бы у меня были пушки, и мой добрый Симон, то ты бы не так-то скоро справился со мной! Дал бы я тебе сдачи!

— Точно так же бы, голубчик!

— Нет! Черт возьми! Нет! Увидел бы, какого жару я задал бы тебе!

— Ну! как хочешь! Может быть. Но однако же мне ужасно хочется пить.

Тогда Брюлар взял свою дубовую дубину и постучал ею в потолок.

На этот звук прибежал тот же безобразный урод с курчавой головой, и поставил ему большую кружку рома на стол.

Шкипер «Катерины», все еще продолжал лежать связанный на сундуке, не имея возможности пошевелить ни одним членом.

— Послушай-ка земляк, — продолжал Брюлар, выпив большой стакан рома. — Будем-ка для препровождения времени играть в какую-нибудь игру. Ну хоть в загадки!.. Угадай, что я хочу сделать с тобой и твоими матросами.

— Черт возьми! это не трудно угадать! ограбить нас кругом, злодей!

— Нет, не угадал.

— Взять нас в плен, чудовище!

— Нет, все не то!..

— Ну так убить нас! ибо ты способен на все.

— Ты угадал, но не совсем еще!

— Тысяча миллионов чертей, слышать это и лежать здесь неподвижно, как мешок с сорочинским пшеном или кофеем. Это ужасно!

— Что делать, друг мой!.. всего на свете натерпишься! Но однако же ты все-таки совершенно не угадал. Ну так слушай же! — И он выпил еще другой стакан рома, а Бенуа зажмурил глаза.

Но вдруг ободрившись воскликнул:

— Я не хочу слушать тебя, подлый разбойник, я помешаю тебе говорить, увидишь! — И шкипер начал кричать, вопить, реветь, петь, чтобы заглушить голос Брюлара и не слышать его ужасных насмешек.

Несколько матросов, испуганных этим дьявольским шумом, бросились к дверям каюты, полагая, что там режутся.

— Куда вы бежите, канальи! — воскликнул Брюлар, — ступайте к черту! Разве вы не видите, что этот господин забавляется, распевая намакские романсы! А, проклятый музыкант, постой, я дам тебе!

И несчастный Бенуа продолжал кричать: «О! А! У! Ей! Ой!» на все голоса, чтобы заглушить рассказы атамана.

— А, да уже мне это надоело! — сказал Брюлар, — хорошо послушать минуту, а после право несносно... — И он мигом заткнул платком рот Бенуа, у которого глаза выпучились, налились кровью.

— Ну, теперь, как ты успокоился, я буду разговаривать с тобой и открою тебе, что я намерен сделать с твоей милостью и с твоими матросами. Должен признаться, что я прежде имел глупость покупать негров на берегу. Как бы дешево они мне не доставались, все-таки нужно было платить за них что-нибудь... Однажды, когда я и товарищи мои промотали до последней копейки весь барыш, полученный от подобной продажи, мне пришла в голову счастливая мысль о той афере, о которой я тебе говорил... Ну, лежи же! спокойно, не бейся!.. ты надорвешься этак... В следствие этого я плаваю вдоль берегов и как только увижу корабль, нагруженный неграми, то хлоп! раз!.. два!.. я беру себе его груз даром, а судно и матросов посылаю к черту... Таким образом негры мне ничего не стоят, я получаю чистый барыш и могу дешевле прочих продать их в колониях. Теперь ты понял все дело, но слыша рассказы твои о больших и малых Намаках мне пришла в голову другая забавная мысль.

Бенуа побледнел.

— Вот видишь ли, мы идем теперь на юго-восток, то есть несколько севернее от Красной реки, или иначе мы идем к малым Намакам, братьев отцов и друзей которых твоя милость изволила купить.

Бенуа судорожно вздрогнул.

— Понимаешь ли теперь? Один из моих молодцов отлично говорит по-кафрски и по-намакски; я посажу его в шлюпку с тобой и твоими матросами, и отправлю вас на берег, приказав ему хорошенько растолковать малым Намакам, что ты есть тот самый белый человек, который с давних пор покупает пленных, взятых неприятелем, вождем больших Намаков, и ты можешь себе представить, с какой радостью отомстят они тебе за ужасную участь, которой подвергаются их соотечественники.

Глаза Бенуа засверкали, он застонал.

— А! наконец ты начинаешь понимать меня... Ну так мой молодец явится к начальнику деревни малых Намаков и скажет ему следующее:

— Великий Царь! Начальник мой, белый человек, весьма достойный и почтенный, поймал другого белого, который есть самое подлое и гнусное существо на свете. Это чудовище купило у неприятеля твоего, царя больших Намаков, всех пленных, взятых им в последнем сражении. А в доказательство вот труп одного из них, которого он без сомнения убил.

— Этот труп, товарищ, — продолжал Брюлар с дьявольской улыбкой, наклонившись к Бенуа, — есть один из твоих негров, которого мы приготовим для этого, то есть утопим для доказательства, что это есть сущая правда... потому что если бы он был жив, то мог бы проболтаться.

Глаза Бенуа выпучились ужасным образом и засверкали.

— Еще не все, товарищ, — сказал Брюлар, — молодец мой продолжает.

— Великий царь! Мы нашли на корабле его только один этот труп, ибо без сомнения он побросал прочих негров в море, чтобы обмануть бдительность моего начальника, неутомимо преследующего этих подлых торгашей человеческим мясом... и чтобы не быть взятым с поличным. Но на счастье, этот малый Намак всплыл на поверхность воды, как будто бы нарочно для доказательства его преступлений, ибо правосудие небесное всегда постигает злодеев. А потому, великий царь, начальник мой передает тебе этого белого и сообщников, а взамен их просит у тебя двадцать или тридцать твоих пленников, соотечественников этих больших Намаков, которые столь подлым образом продали твоих собратьев этому злодею, и притом же, если вы имеете похвальное обыкновение пожирать своих неприятелей, то советую вам попробовать мяса этих белых людей, оно очень вкусное!

Тут платок, которым был заткнут рот у Бенуа, обагрился кровью, и глаза его закрылись; у несчастного шкипера лопнула жила в груди от бешенства и напряжения.

Брюлар привел его в чувство, прыснув ему в лицо ромом.

— О, сжалься, сжалься надо мной! — сказал Бенуа слабым и прерывающимся голосом.

— Я не понимаю тебя, — отвечал Брюлар смеясь.

— Помилуй!.. пощади!.. — повторил шкипер «Катерины».

— Я не понимаю этих слов, но продолжаю... и так ты можешь представить себе радость царя негров и его подданных, когда они получат белых людей! Тех самых, которые продают и покупают собратий их как скотов! Они не будут торговаться и дадут нам в обмен множество больших Намаков...

А что касается тебя и твоих матросов, то вас убьют, сжарят и съедят! Одним словом, уничтожат совершенно, а я, получив судно твое в добычу от этой штуки, буду таким образом владельцем двух отличных кораблей, вместо одного, нагружу их битком большими Намаками, которых я получу даром в обмен за тебя и за твоих матросов, и пойду на Антильские острова, где с большой выгодой распродам моих негров, таким образом, я осчастливлю колонистов, обогащу моих товарищей, а что всего лучше, накажу такого гнусного и бесчеловечного торговца неграми как ты, который продает собратьев своих как скотов... Видишь ли что небесное правосудие наказало наконец тебя! Но я устал... уф!.. — и Брюлар выпил разом два стакана рома.

Несчастный Бенуа, пораженный силой этого ужасного красноречия, не смел отвечать ни слова, а когда атаман замолчал, то собравшись несколько с духом, он сказал дрожащим голосом:

— Я не могу поверить, чтобы такое ужасное намерение могло придти в голову человеку... Возьмите мой корабль и моих негров, но вместо того, чтобы высадить меня на берегу у Красной реки, свезите меня к берегам Рыбьей реки, там по крайней мере я имею друзей и не буду убит, я прошу вас не столько для себя, сколько для моих матросов, клянусь вам, я прошу вас, умоляю на коленях! Убейте меня, но не подвергайте столь ужасной участи этих несчастных матросов, имеющих семьи, жен и детей!