На сей раз в дело вмешалась погода: 1 апреля в Адриатике разразился такой шторм, что капитан «Лино» решил не рисковать и повернул к берегам. В небольшом итальянском порту Мольфетта он стал на якорь. Теперь, если бы удалось задержать его там хотя бы на несколько дней, подрывники Авигура могли бы подвести к его днищу свои подводные мины. Но как задержать корабль в порту?

Искомое решение пришло в голову Аде Серени, вдове погибшего Энцо Серени, который был расстрелян гитлеровцами в Дахау после того, как был сброшен за линией фронта для разведки в пользу союзников. Ада стала сотрудницей Авигура. Именно ей принадлежала мысль о простой, но весьма эффективной дезинформационной операции.

В то время Италия стояла накануне парламентских выборов, в которых главными соперниками были христианские демократы и коммунисты. Обе партии обвиняли друг друга в стремлении к диктатуре и других смертных грехах. Каждая считала, что другая готовится к вооруженному восстанию. Поэтому Ада С ер єни рассчитала совершенно правильно, когда позвонила знакомому итальянскому журналисту и «по секрету» сообщила ему, что «коммунисты нагрузили оружием корабль „Лино“, который только что пришвартовался в Мольфетте». Через несколько часов об этом уже трубили все итальянские газеты. Правительство немедленно распорядилось арестовать корабль с его грузом.

4 апреля «Лино» был под конвоем доставлен из Мольфетты в Бари. Теперь наступила очередь подрывников. Море было холодным и бурным. Несмотря на это группа Иосифа Дрора, срочно прибывшая в Бари под видом американских саперов, начала операцию. Но на этот раз судьба отвернулась от израильтян. Когда подрывники Дрора приступили к обследованию гавани, они с ужасом обнаружили, что рядом с «Лино» стоит британский крейсер. Тем не менее они ушли под воду. Им удалось подойти к «Лино» на расстоянии нескольких метров. Но ближе они подойти не сумели — на крейсере были включены все прожекторы, которые тщательно ощупывали гавань.

На следующий день, 9 апреля, израильтяне сделали новую попытку. Но активность на борту британского крейсера была еще большей: горели все бортовые огни, слышались голоса и даже выстрелы — и подрывникам пришлось опять удалиться, не достигнув успеха.

Причина шума на борту крейсера выяснилась той же ночью. Вскоре после полуночи крейсер вдруг поднял якорь и начал величественно выходить из гавани. Теперь «Лино» становился легкой добычей. В 2 часа ночи подрывники Дрора ушли под воду в третий раз. В 4 часа, на рассвете, под килем «Лино» раздался первый взрыв. За ним последовал второй. К тому времени, как корабль погрузился полностью в воду, группа Дрора уже была далеко от Бари, направляясь в Рим на «конфискованном» американском грузовике.

Увы — история сирийского оружия не кончилась с затоплением «Лино». Полковник сирийской армии Фуад Мардам, который некогда направил Керине в Чехословакию, был настойчивым человеком. Узнав, что «Лино» затонул в гавани Бари, полковник немедленно вылетел в Италию. Две недели спустя Ада Серени — теперь уже официальный представитель только что возникшего государства Израиль в Италии — получила неожиданное и тревожное известие: сирийцы предпринимают усилия, чтобы поднять оружие с борта затонувшего «Пино». Ада срочно выехала в Бари, сославшись на «дипломатические дела». То, что она увидела, ее потрясло. Полковник Мардам рассчитал правильно: оружие, находившееся в промасленной упаковке, не пострадало под водой. И теперь группа водолазов, нанятая Мардамом, срочно поднимала это оружие ящик за ящиком. А итальянское правительство, наученное опытом прежней «дезинформации», усиленно охраняло все подступы к гавани. Пытаться снова проникнуть в нее было бесполезно.

Инструкция Авигура звучала коротко: если невозможно остановить оружие в гавани, нужно остановить его в море. Операция «Кража» снова была на полном ходу.

Полковник Мардам остановился в Бари в небольшом отеле, где останавливались капитаны приходивших в гавань судов. Он сделал это не случайно — ему нужен был корабль для переправки оружия в Сирию. Но в Бари таких кораблей не оказалось. И тогда хозяин отеля посоветовал ему обратиться в римское агентство «Менара». Там Мардар нашел то, что искал. Ему предложили судно под названием «Аргиро», уже укомплектованное капитаном и командой.

Чего Мардам, конечно, не знал — так это того, что хозяин его отеля в Бари был давним знакомым Ады Серени, а агентство «Менара» вот уже несколько лет вело дела с израильтянами, переправляя в Палестину нелегальных репатриантов, собранных «Мосадом» Шауля Авигура. Хозяин отеля посоветовал сирийцу действительно «подходящее» агентство.

19 августа «Аргиро» вышел из порта Бари. Незадолго до отплытия капитан обнаружил, что двое из его команды неожиданно «заболели». Поэтому он с готовностью принял вместо них двух новичков, предварительно убедившись, что они знают свое дело. Откуда они, капитан спрашивать не стал. Точно так же не стал он проверять документы и у двух других «моряков», которые вскоре после отплытия корабля догнали «Агриро» на быстроходном катере и представились «египтянами», посланными из Каира с радиооборудованием для того, чтобы поддерживать непрерывную связь с Египтом во все время рейса.

Судьба «Агриро» была решена. Теперь на его борту были четверо израильских разведчиков, которые располагали оружием, спрятанным в ящике для «радиооборудования». В течение нескольких минут команда была разоружена и арестована, а капитан получил приказ держать курс на Хайфу. Еще через пару десятков часов «Агриро» был встречен в открытом море израильскими военными катерами. А на следующий день, в сопровождении этих катеров, корабль с сирийским оружием прибыл в Хайфский порт. Операция «Кража» была благополучно завершена. На всем протяжении ее израильтяне ни разу не выдали себя. Они не оставили за собой никаких «следов».

«Кража» имела однако неожиданные последствия для полковника Мардама. В Дамаске его обвинили в содействии «враждебному государству» и приговорили к расстрелу. И тогда израильтяне предприняли уникальный шаг. Через французское посольство в Тель-Авиве сирийцам было передано секретное сообщение израильской разведки. В нем содержались подробности операции «Кража», которые доказывали полную невиновность энергичного сирийского полковника. Жизнь Мардама была спасена. Таков был финал авигуровской операции. И одновременно — начало регулярной деятельности израильской разведки. Разведки, родившейся вместе со своим государством.

В какой-то момент становится необходимым вернуться к началу. Но когда же было это начало? Нет, не во времена Авигура. Подвиги Авигура и его людей из «Мосад ле алия бет» были всего лишь предысторией. Так сказать, героической, но доисторической эпохой. Как и сам «Мосад» Авигура был лишь предшественником настоящего Мосада. А когда же началась собственно историческая эпоха? Об этом все еще продолжают спорить. Одни говорят, что это произошло в 1949 году, другие утверждают, что в 1951-м, а третьи относят этот момент даже к 1953 году. Истина однако состоит в том, что на самом деле израильская разведка родилась вместе с государством Израиль — разрыв составлял не более нескольких недель. А вот Мосад действительно возник лишь спустя несколько лет. Эти несколько лет понадобились израильской разведывательной службе, чтобы в мучительных поисках и неизбежных ошибках, межведомственных дрязгах и структурных перестройках найти свое собственное — то есть неповторимое — лицо. Поэтому если мы хотим начать сначала, нам следует мысленно перелистать календарь и вернуться к самому первому израильскому лету. И, конечно, тут пристал этакий эпический зачин.

Что-нибудь вроде «В те далекие времена окраины Тель-Авива еще напоминали глухую провинцию…» А если кто-нибудь поторопится выскочить с ехидным замечанием, что они и сейчас ее напоминают, придется ответить, как в притче: ты прав, сын мой, но в те времена это было иначе. В те времена улицы, отходившие от центра в чинном порядке многоэтажных зданий, уже через несколько кварталов, едва удрав из-под присмотра, тут же превращались в беспорядочную толпу одноэтажных домишек, словно им, как всякой настоящей еврейской компании, трудно было чересчур долго выдерживать единообразие и строй. Среди этого пестрого моря плоских крыш одинокие многоэтажки высились растерянно и отчужденно, как чопорные столичные гости, случайно забредшие на бесшабашное местечковое веселье. Четырехэтажный дом на улице Бен-Иегуда, 85, там, где она приближалась к старой гавани и даже начинала уже чуть-чуть попахивать рыбой, тоже изо всех сил пытался сохранить чинные городские манеры. Слева от подъезда по его фасаду тянулась огромная вывеска «Кафе», которая своими размерами далеко превышала приютившееся под ней небольшое помещение с несколькими хлипкими столиками и некрашеными табуретками; по другую сторону подъезда, под такой же впечатляющей размерами вывеской, бойко торговал крохотный цветочный магазин; а сам подъезд напоминал областных размеров картинную галерею, только вместо картин тут красовались — в рамках и без оных — громадные латунные таблички с именами дантистов, адвокатов, водопроводчиков и даже — совсем по-городскому! — какой-то организации со скучным названием «Консультативная служба ветеранов», которую занесло сюда неведомо откуда и Бог весть когда. Что это были за ветераны, тоже никто не знал, да, по совести, и не интересовался. Приходили и уходили какие-то люди, лениво трещала за зашторенными окнами, под самой крышей, пишущая машинка, сладкий окрестный покой изредка нарушало унылое дребезжание телефона, — и даже дотошная британская полиция не заподозрила бы, что здесь, в доме 85 по улице Бен-Иегуда, долгие годы располагалась штаб-квартира самой секретной из организаций еврейского ишува — знаменитой «Шай», которая и была зародышем будущей израильской разведки.