– Ничего не рассказала. Хочу все обдумать. А ему сказала, что, возможно, до конца августа на каникулы уеду в деревню.

– Изабеллу предупредила?

– Предупредила.

– И чудненько. Мужику тоже надо дать время на обдумывание. За месяц ему или очень захочется быть с тобой, или встретит тебя и, как обычно: Привет! Привет! Как живешь? Хорошо. А как ты? Тоже хорошо. Для мужика даже месяца не надо. До него уже через неделю доходит: хочет он тебя и только тебя. Или можно трахнуться с другой.

– А что у тебя с Гуриным? – спросила Катерина.

– Все рассказала. С юмором.

– И что же он?

– Юмор дошел не сразу. Даже попытался обидеться.

– Ну а ты?

– Тут же послала его подальше. Тоже мне, принц датский!

– А он?

– Начал, конечно, просить прощения. Простила на первый раз.

– Ну и что дальше?

– Дальше, как говорит один мой знакомый, – шире размах прыжков в воду. Недели две я с ним повстречаюсь или даже месяц, двух недель мало – у него сплошные сборы. А потом намекну, что мне надоела общежитская жизнь. Я хочу нормальной семьи. И мне даже некоторые предлагают, но я люблю только его, так что пусть решает. Я думаю, он решит.

– А ты его любишь?

– Вообще-то он мне нравится. И в постели тоже совсем не плох. Свою шайбу загоняет хорошо. Есть, конечно, сложности. Как я узнала, им квартиры дают года через три-четыре, особенно если команда станет чемпионом страны, а еще лучше – Европы. Ждать четыре года я, конечно, не буду. В кооператив они могут вступать сразу, как только попадут в сборную. Две-три поездки за кордон – я уже узнала, что надо покупать в Чехословакии и Швеции, все продам выгодно, – и через полгода внесем первый взнос, а через год въедем в новую квартиру. А пока можно поснимать комнату. Я уже больше не могу в общежитии. Все эти запахи борщей, жареного сала, хозяйственного мыла! – Людмила передернула плечами.

– А если с Гуриным не получится? – усомнилась Катерина.

– Получится, – успокоила ее Людмила. – Я все просчитала. Пока идет, как задумано. У меня вариант простой. Тебе будет посложнее.

– А может быть, у меня этого варианта и не будет.

– Нет уж, – сказала Людмила, – игру надо играть до конца. У тебя же пока все хорошо! Я же вижу, что он влюбился, матери ты тоже понравилась. Все замечательно!

– Кроме того, что я их обманула.

– Никого ты не обманула. Ну, не дочь, а внучатая племянница. Ну, не студентка, так все равно станешь ею, ты же упорная! И то, что ты взяла тайм-аут на месяц, тоже замечательно!

Людмила достала бутылку «Мукузани».

– Давай выпьем за счастье Антонины. Я ей предлагала, она отказалась, говорит, будет пахнуть, Николай может почувствовать. Да Николай для уверенности сам не меньше стакана засосет.

Людмила разлила вино по чайным чашкам. Они все собирались купить фужеры, но так и не собрались.

Девушки выпили. Людмила закурила длинную сигарету с фильтром. Катерина таких еще не видела. Она тоже затянулась несколько раз, у нее закружилась голова, и стало вдруг легко и все понятно. Если получается у Людмилы и Антонины, почему не должно получиться у нее? От пережитых за день волнений ей захотелось спать. Она прилегла, не раздеваясь, и тут же уснула.

Дом, в котором жил Николай с родителями, был в том же микрорайоне, что и общежитие. Получив квартиру в панельном пятиэтажном доме в микрорайоне Химки-Ховрино, родители Николая уволились с автозавода, на котором работали много лет, и устроились здесь же, в таксомоторном парке: отец – слесарем, а мать – кладовщицей. Николай после демобилизации из армии пошел на стройку, тоже поближе к дому. Москва строилась, расползаясь по окраинам. Поэтому рабочие, специальности которых находили применение в любом районе Москвы, обычно устраивались так, чтобы на работу далеко не мотаться. Продолжали ездить – иногда на другой конец города – ученые в свои институты и конструкторские бюро, служащие министерств и руководители всех рангов, чтобы не прерывать свое движение на верхние ступени власти.

Сидя в машине, Антонина поглядывала на Николая, который был сосредоточен и молчалив, и не могла найти слов, чтобы заговорить. Она уже решила, что каждый день будет готовить Николаю новые кушанья, но все рецепты у нее вдруг вылетели из головы, и она пожалела, что не купила книгу «О вкусной и здоровой пище». Собиралась купить, но не успела: предложение Николая, как она его ни ждала, оказалось все равно внезапным. Вчера они подали заявление в загс. Конечно, можно было подождать, пока их распишут, а потом уж переселиться к Николаю, но его родители уехали в отпуск, о Николае некому было заботиться, да и его мать в их последнем разговоре посоветовала:

– Переселяйся к нам, чего тебе маяться в общежитии, да и мужика не стоит оставлять одного. Мало ли кто может ввести во грех! Я своего одного никогда не отпускала, только на войну. И в гости всегда вместе, и в отпуск.

Они подъехали к дому. Антонина думала, что все будут смотреть из окон, кого же привез Николай. Но на них никто не обратил внимания, подъездов в доме было не меньше десяти, и Антонина даже не запомнила, в какой именно они вошли.

Поднялись на четвертый этаж, Николай открыл дверь и внес вещи Антонины в маленькую комнату, которую им выделили родители. Почти всю комнату занимала новая тахта.

– Вчера купили, – объяснил Николай и смутился.

Антонина разбирала чемодан, стараясь не смотреть на тахту. Повесила в шкаф свои платья, юбки, кофты рядом с вещами Николая. Их было немного: один костюм, один пиджак, одна куртка, стопка из трех рубашек, два галстука.

Потом они прошли в кухню. Николай достал из холодильника бутылку шампанского и бутылку водки. Антонина, надев фартук своей будущей свекрови, разогрела приготовленное ею мясо, сделала салат.

Они впервые сидели вдвоем за столом. На стройке обычно женщины приносили еду из дома и обедали отдельно, мужчины собирались сами, чаще электрики с электриками, сантехники с сантехниками. Все вместе объединялись только накануне праздников, когда покупали в складчину водку.

Николай разлил водку по рюмкам. Антонина хотела попросить открыть шампанское, но не решилась – может быть, шампанское пьют с фруктами. На холодильнике стояла ваза с яблоками, но Николай то ли забыл ее поставить, то ли хотел подать позже, с шампанским.

– За нас! – Николай поднял рюмку. – За нашу долгую счастливую жизнь. – И выпил. Антонина пригубила.

– За такой тост надо до дна! – потребовал Николай.

– Я вообще-то водку не пью, – решилась сказать Антонина.

– Тогда шампань? – И Николай тут же открыл шампанское.

Они выпили. Антонина по-прежнему не знала, о чем говорить, Николай ел и тоже молчал. Для храбрости он тут же еще налил себе водки, потом еще.

– Я думаю, мы будем жить дружно, – объявил Николай.

– Я тоже так думаю, – подтвердила Антонина.

– Пока поживем у родителей. Потом соберем на первый взнос, родители, конечно, помогут, и построим кооперативную.

– Мои родители тоже смогут помочь, – посчитала нужным добавить Антонина. – И сами мы можем подрабатывать.

– Я за. Ведь не на дядю будем работать, а на себя.

За разговором Антонина не заметила, как Николай расправился с бутылкой водки и достал следующую.

– А ты не пьяница? – спросила Антонина.

– Это я для храбрости, – признался Николай.

– Ты не бойся, я не кусаюсь, – утешила его Антонина.

– Может быть, потанцуем? – предложил Николай.

– А у вас есть проигрыватель?

– Проигрывателя нет, но мы под радио.

Николай включил большой ламповый приемник «Родина» и стал искать музыку. Музыка была, но хоровая. Хор Пятницкого исполнял «Лучинушку», под которую танцевать было неудобно. По другим программам в основном говорили. Николай поймал какую-то зарубежную радиостанцию, которая передавала музыку, похожую на фокстрот, но только они начали танцевать, музыка закончилась, мужчина и женщина что-то стали рассказывать по-немецки. Антонина в школе изучала немецкий, понимать не понимала, но отличить, что это говорили немцы, могла.