В том числе с Митей.

Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове у Дины в ту самую минуту, когда она увидела, как Верка, опираясь на Митину руку, входит в распахнутые швейцаром двери клуба.

Дина не знала, сколько времени она мерзла на улице. Первым ее порывом было ворваться внутрь и потребовать от Мити и Верки объяснений. Потом она решила быть гордой, ничего не выяснять и вернуться домой. Вслед за тем Дине пришло в голову, что можно было бы прямо из автомата на углу звякнуть кому-нибудь из знакомых ребят, немедленно вызвать сюда и вместе закатиться в клуб: дескать, мы тоже развлекаемся, как умеем. Однако Дина прекрасно понимала, что все три варианта будут выглядеть крайне глупо, и, не зная, как поступить, не трогалась с места. Мороз постепенно усиливался, а Дина, не чувствуя холода, все стояла на углу, в своих тоненьких чулках.

Наконец двери заведения в очередной раз распахнулись, и Митя с Веркой появились на крыльце. Митя смотрел на свою спутницу, как никогда не смотрел на Дину. Жадно. Он обнимал Верку за плечи, а второй рукой придерживал ее за запястье, словно пытаясь еще сильнее прижать к себе. И что-то увлеченно шептал ей на ухо.

А Верка была такая же, как всегда. Удивленно приподнятые тонкие брови, спокойное лицо, вежливая отстраненная улыбка. Королева. Снежная королева. Так ее прозвали еще классе в шестом, и с тех пор это прозвище за Соломатиной закрепилось прочно. А сейчас она была просто вылитая героиня Андерсена: белая песцовая шубка, белая снежная крупка на волосах и холодные прозрачные голубые глаза.

Митя поднял руку, и почти тут же к крыльцу услужливо подкатило такси. Что удивительно, молодой человек не стал наклоняться к водителю и торговаться, хотя при Дине всегда именно так и поступал. Ей нравилась Митина бережливость, его трепетное отношение к деньгам, расчетливость, осмотрительность. От мамы Дина знала, что отец всегда транжирил семейные сбережения, и заочно ненавидела страсть к мотовству во всех мужчинах.

Стало быть, при Верке все изменилось, и для Мити гораздо важнее оказалось швыряться деньгами, чем копить на черный день.

И тут Дина не выдержала. Размахивая руками, она бросилась бежать к клубу, к такси, которое вот-вот должно было навсегда увезти прочь ее Митю. Это сон, это наваждение, Митя не подходит Верке, у нее полно своих, взрослых, опытных, богатых и крутых. А у Дины есть только Митя, и ей не нужен больше никто на свете, и она будет бороться за свою любовь, и пусть все думают, что у нее нет гордости и чувства собственного достоинства.

Ее отделяли от Мити всего несколько метров, но одеревеневшие от долгого стояния на морозе ноги не слушались, и Дина поскользнулась, потеряла равновесие и со всего размаха полетела вниз лицом на обледенелый тротуар. Словно в замедленной съемке она видела, как Митя вслед за белой песцовой шубкой поместился на заднем сиденье, захлопнул дверцу, привлек Верку к себе и приник к ее губам в страстном поцелуе.

Дина опустила голову в снег и зарыдала.

— Девушка, что случилось? Вам помочь? — раздался над ухом чей-то голос.

— Не надо, — глухо буркнула Дина, зарываясь лицом в сугроб.

— Э, нет, так не пойдет. Ну-ка, согните ноги в коленях.

Сильные руки подхватили ее под мышки, поставили на тротуар. Дина закрыла лицо шарфом, пытаясь унять судорожные рыдания.

— Послушайте, — продолжал голос, — вы же совершенно окоченели. Пойдемте внутрь, в клуб, погреетесь.

Дина вытерла глаза тыльной стороной ладони, представляя, во что превратился ее замечательный макияж. Ей было невыносимо стыдно за то, что она на глазах у прохожих бежала вдогонку удаляющемуся такси и валялась в сугробе, захлебываясь рыданиями.

— Спасибо, не надо, — пробормотала она.

— Ну-ка, посмотрите на меня.

Молодой человек, на вид чуть старше двадцати, коренастый, крепкий, ненамного выше Дины. Глаза серые, прищуренные, непослушные светлые волосы выбиваются из-под вязаной шапки. Лицо широкое, открытое, улыбка до ушей. Полная противоположность Мите.

— Значит, так. Меня зовут Сергей. Я в этом клубе по ночам подрабатываю. Сейчас одиннадцать часов. Мы зайдем, выпьем чего-нибудь горячительного, вы придете в себя и спокойно отправитесь домой. Я вам не навязываюсь, просто отпустить сейчас одну в таком состоянии не могу. Вы уж извините.

— Спасибо, не надо, — повторила Дина. — Я здесь рядом живу.

— Тем более. Возвращаться будет недалеко. Ну, смелее, заходите.

Только оказавшись в тепле, Дина поняла, как сильно замерзла. Пальцы закоченели, колени не сгибались, зубы выбивали барабанную дробь. Сергей усадил ее за столик, заказал текилу с лимоном и орешками, и Дина, незаметно для себя, опрокинула то ли три, то ли четыре рюмки. После этого ее застенчивость и смущение испарились бесследно, язык развязался, и девушка принялась в подробностях рассказывать Сергею о своем горе.

— Представляете, они меня предали — Митя и моя подруга. Я еще тогда, на дне рождения, почувствовала: что-то с ним случилось. А потом все пошло наперекосяк. Я сама виновата. Не надо было мне связываться с этой Веркой. Я же все про нее знала…

— Она тут «ни при чем», — откашлявшись, вставил Сергей.

— Как это — ни при чем? Она к Мите влезла, она умеет…

— Если он ухлестывает за ней, значит, сам этого хочет. Не Верка, так другая девка. Он вас предал, потому что был готов к этому.

— Я не верю. Вы просто наговариваете на него! Митя не такой! — Раскрасневшаяся Дина вскочила на ноги и в негодовании громко хлопнула ладонью по столу. — Перестаньте сейчас же! Или я уйду!

— Да ради Бога! — хмыкнул Сергей, пожимая плечами. — Скатертью дорожка! С ней возятся, а она сцены устраивает! Детский сад, честное слово!

Дина бросилась вон из клуба.

На улице бушевала вьюга. Порыв холодного воздуха чуть не сбил ее с ног, и Дина немного протрезвела. Она помялась несколько секунд на крыльце, а потом медленно побрела в противоположную от ее дома сторону, к мосту, который спускался над железнодорожными путями к часовому заводу. Слезы одна за другой катились из глаз, и ничего с этим поделать было нельзя. Самое страшное заключалось в том, что Дина понимала: Сергей прав. Митя предал ее потому, что сам хотел этого.

Хмель еще слегка кружил голову, поэтому Дина, находясь в приподнятом настроении, принялась строить планы мести неверному возлюбленному. Например, можно организовать знакомых ребят, чтобы набили ему морду. Или раздобыть где-нибудь флакончик кислоты и плеснуть Верке в лицо, ха, пусть потом уводит чужих кавалеров. А можно Мите на работу какую-нибудь анонимку подкинуть, и он останется без гроша в кармане. Больно нужны Верке безработные…

По мере того, как Дина возвращалась к реальности, ей становилось все более неловко. Во-первых, за свои дурацкие мысли. Во-вторых, за свое поведение по отношению к Сергею. Он ее подобрал, обогрел, а она ему плюнула в лицо. Это его добрая воля, что он выслушал ее излияния по поводу Мити, да еще и правду про него сказал. Надо бы извиниться перед этим молодым человеком. Но как? У нее нет его телефона, она знает только, что он по ночам подрабатывает в этом ресторане. Но кем? Официантом? Охранником? А вдруг стриптизером?

От таких мыслей Дине стало смешно. Она остановилась и огляделась по сторонам. Ветер стих. Стояла глубокая ночь. Небо, озаренное неоновыми огнями, казалось бурым, низким, плотным. В оранжевом свете фонарей над мостом кружились и тихо падали на мостовую мягкие пушистые снежинки. Внизу медленно пыхтел состав, подъезжающий к вокзалу. Люди приехали в Москву отмечать Новый год. От сознания того, что она не одна в этом безжалостном, занесенном снегом городе, Дина улыбнулась. Завтра наступит новый день, в который она войдет с высоко поднятой головой.

— Что-то Митя давно не звонит, — перед самым Новым годом заметила мама.

Дину поразило, что в голосе Светланы Алексеевны не было привычного сарказма. Как правило, исчезновение из поля зрения дочери любого ухажера вызывало у матери положительную реакцию, если не сказать, приступ злорадства. На сей же раз мама повела себя на удивление чутко. Она словно понимала: отсутствие Мити делает существование Дины пустым, безрадостным, горьким. Словно поверила в то, что дочь переживает самую серьезную катастрофу в жизни.