Я покрутил карточку в руке, глубоко вздохнул и порвал ее. Затем бросил клочки бумаги в корзину для мусора, где уже лежала листовка с мистическим текстом. Это создавало впечатление еще большей активности. Если так пойдет дальше, то через полгода или год корзина будет полной.

В холодильнике оставались еще два яйца и кусок сыра. Я съел это в обед. Мне не хотелось спускаться в магазин. Потом помыл сковороду, тарелку и две рюмки из-под виски, заварил себе чашку растворимого кофе и принес ее в комнату. Цветы в вазе на ночном столике завяли. Я выбросил их, вернулся в комнату и сел на синее канапе. Я прочитал несколько страниц книги, которую мне дал портной Станиславский, под названием «Новое общество» некоего Мерлино. Она была издана в 1893 году, и печать была плохая. Книга меня не заинтересовала. У Станиславского довольно странный вкус.

Я подошел к письменному столу и снял телефонную трубку.

– Алло? – услышал я на другом конце провода после длительного ожидания. Так было всякий раз, когда я звонил в Алье.

– Говорите! – сказала телефонистка.

В трубке раздался сильный треск, затем связь наладилась.

– Кто говорит?

– Эжен Тарпон. Это мадам Марти?

Это была она, и она спросила, как я поживаю, я ответил, что хорошо, и попросил позвать мою мать. Она сказала «хорошо», но я понял, что она была недовольна, так как я не поговорил с ней о ее делах и самочувствии.

Мне пришлось некоторое время подождать, когда подойдет моя мать. Она живет в пятидесяти метрах от отеля «Шартье», но ей шестьдесят девять лет, и у нее больные ноги. Кроме того, она так и не научилась разговаривать по телефону. Она кричала в трубку, и я не донял и половины из того, что она говорила, а она не расслышала половину из того, что говорил я. Я думал еще о том, во сколько мне обойдется этот разговор.

– Что ты сказал? – кричала моя мать.

Почему она всегда кричит в трубку?

– Я возвращаюсь домой.

– Я не слышу, Эжен. Говори громче.

– Я возвращаюсь в деревню, – громко прокричал я.

– Ты возвращаешься?

– Да.

– Когда?

– Может быть, завтра, – вздохнул я.

– Ты приезжаешь на отпуск?

– Нет, мама, я просто возвращаюсь.

Зачем пытаться что-либо объяснить ей по телефону?

– Я плохо слышу тебя, Эжен.

– Неважно, мама. Я объясню все при встрече.

– Хорошо, – сказала она неуверенно.

– Целую тебя, мама. До завтра.

– Что ты сказал?

– До завтра!

Я повесил трубку. Я даже вспотел. Я налил себе еще виски. Было только пять часов, но мне необходимо было выпить. Когда я немного успокоился, то позвонил в справочную Лионского вокзала, чтобы узнать расписание поездов. Утренний поезд отходил в семь пятьдесят, так что в начале вечера я буду уже дома. Я записал время, после чего налил себе еще рюмку виски.

К ужину я уже достаточно набрался и голова была тяжелой. Я уложил свой багаж, что было несложно, и написал письмо домовладельцу, в котором сообщал ему, что он может располагать квартирой по своему усмотрению. Кроме того, я спрашивал его, может ли он вернуть мне часть взноса с учетом того, что я уезжаю. Я написал еще, что заберу мебель в конце недели и что оставляю ключи у Станиславского.

Некоторое время после этого я сидел просто так, ничего не делая и думая о том, не забыл ли я поставить еще кого-нибудь в известность о своем отъезде.

Затем я налил себе шестую рюмку виски и выпил ее безо льда и не разбавляя водой. Жаль, что у меня не было радиоприемника или телевизора, чтобы я мог их включить и убить вечер.

Над городом спустились сумерки. Я открыл окно в кабинете и заметил, что дождь прекратился. Если бы вместо того, чтобы открыть окно, я мог включить телевизор, я, возможно, увидел бы свою харю.

Вопрос: Но вы были ранены до того, как это произошло?

Ответ: Да, так точно.

Вопрос: Вы растерялись?

Ответа не последовало. Некоторое время в кадре крупным планом показывали лицо жандарма Эжена Тарпона...

Но я ни в коем случае не должен об этом думать.

Звонок в дверь.

Я подскочил и некоторое время сидел с растерянным видом на синем канапе. Я подошел, пошатываясь, к письменному столу, открыл ящик, сунул туда рюмку и взглянул на часы. Девять часов вечера. Я пошел открывать.

В коридор вошел молодой человек. Он сделал шаг вперед, и свет из комнаты осветил его. Ему было не больше двадцати лет. У него были длинные курчавые волосы. Выражение лица мне показалось наивным. Надо сказать, что я встретил его не очень приветливо. На нем были синие брюки в белую полоску и зеленая замшевая куртка. Он носил очки.

– Простите за беспокойство, – сказал он. – Вы господин Тарпон?

– Он самый.

– Я долго колебался, прежде чем подняться к вам. Из-за позднего часа...

Он осекся. Я по-прежнему одной рукой придерживал дверь. Точнее, я стоял, опершись о дверь, чтобы не качаться.

– Мне можно войти? – спросил он.

– Зачем?

У него был растерянный вид.

– Разве вы не частный детектив?

Романтический тип. Я пожал плечами и посторонился. Он вошел. Я не сказал ему, что покончил с этим, что не занимаюсь больше этим делом, так и не начав его. Я был рад кого-нибудь видеть.

Я вошел в кабинет, включил свет и, тяжело опустившись на стул, указал ему на кресло. Он также сел.

– В чем дело? – спросил я.

– Меня зовут Алэн Люилье, – сказал он и замолчал. Казалось, он чего-то ждал, и я понял. Я открыл несколько ящиков письменного стола, в том числе тот, где стояла рюмка, и в конце концов нашел бумагу и карандаш и записал его имя. Он казался довольным.

– Почему вы пришли ко мне? Я хочу сказать, откуда вы знаете мое имя? – спросил я, думая, что это хороший вопрос. Его часто задают в американских фильмах, правда, лучше формулируют.

– Вы дали объявление в «Поиске».

– Да, действительно.

Я вцепился в край стола, преодолевая тошноту. Мне удалось сдержать себя.

– Хорошо, – продолжал я, – так что у вас за дело?

– Мне угрожают рэкетиры. Но лучше я начну с начала.

Он неуверенно посмотрел на меня. Я одобрительно кивнул. Он продолжал:

– Я открыл нечто вроде клуба, в пятнадцатом округе, с друзьями. Раньше в этом помещении размещалась бакалейная лавка. Есть погреб. В конце концов, я только управляющий. Я ясно излагаю?

Я кивнул.

– Кто владелец?

– Один старик, он пенсионер. Но он уехал в деревню. Бакалейная лавка принадлежала ему, но он никого не нашел, чтобы передать дело. Тогда он позволил нам попытаться встать на ноги, мне и моим друзьям. Сначала мы сами не очень верили в нашу затею, но потом все пошло. К нам приходит много народу. Я думаю, это благодаря группе.

– Секунду, – сказал я. – Какой группе?

– "Значение оргазма", – ответил он, и я широко раскрыл глаза, но он сразу уточнил: – Это название группы, джаз-рок-группы.

– А! – сказал я с облегчением, – поп-группа.

– Не поп, а джаз-рок.

– Хорошо. Дальше.

– Все шло как по маслу. Мы открыли клуб только осенью, а сейчас каждый вечер он набит битком. Прекрасный доход. Кстати, я вам хорошо заплачу, хотя я еще вас не спросил, сколько вы берете.

– Посмотрим. Какие у вас проблемы?

Он заерзал в кресле, достал сигарету, и я протянул ему пепельницу «Мартини». Продолжая говорить, он постоянно стряхивал пепел, гораздо чаще, чем это было необходимо.

– Месяц назад ко мне явились два типа, после закрытия, во время уборки. Люди пожилые и респектабельные, в костюмах, галстуках, вам понятен тип?

Я кивнул. Мне стало понятно. В общем, обыкновенные люди. Он стряхнул пепел со своей «Житан» и продолжал:

– Они сказали мне, что представляют некое «Агентство по страхованию старости» для владельцев ресторанов и кафе. Короче, они посоветовали мне сделать взнос, поскольку это представляет уйму выгод и льгот. Когда я отказался, они стали настаивать, объясняя мне, что это обязательно для всех. Тогда я понял, в чем дело, и посоветовал им убраться. Они ушли, но сказали, что вернутся. Я ответил им, что не стоит. Одним словом, на следующий вечер, когда я пришел открывать, я уже забыл про них, но дверь оказалась открытой, то есть я хочу сказать, что замок был взломан, а усилители испорчены.