Айрин помнила о первом и единственном письме Лилы, выведенном нетвердым, но старательным детским почерком. Мулатка сообщала об успехах Джейка и писала о том, что, к сожалению, его отец и мать не согласились принять ее в семью, поскольку они не любят цветных. С тех пор прошел почти год, но больше Айрин не получила от нее ни слова.

В гостиную, где они с Аланом сидели после обеда, вошел Арчи.

— Почта, сэр! — сказал он и отвесил преувеличенно почтительный поклон.

— Давай сюда! — засмеялся Алан и взял у него два конверта.

Один из них он положил на столик рядом с собой, второй протянул Айрин.

— Незнакомое имя. А письмо адресовано Саре.

— Наверное, это от Юджина! Сара просила меня вскрывать его письма, и если будет что-то важное, телеграфировать ей из Чарльстона.

— Тогда прочти, — сказал Алан и занялся вторым посланием.

Айрин закончила первой.

— Да, это он. Он в Техасе, работает на ранчо. Надо поскорее сообщить Саре его адрес. Как думаешь, Юджина не убьет весть о том, что его сестра вышла замуж за янки? Если что-то рушится, то пусть уж рушится до конца, так?

Подняв глаза, она увидела, как изменилось лицо Алана, и спросила:

— Что случилось? От кого это письмо? Что в нем?

— От Хейзел, — ответил он, медленно сложил лист и сказал: — Айрин, кажется, наш сын нашелся.

Хотя он говорил очень тихо, ей захотелось заткнуть уши, как если бы Алан кричал. Она почувствовала, как ее вновь затягивает в водоворот надежды и страха, и боялась вздохнуть. Это был давний кошмар и светлый сон, то, что и грело, и отравляло ее душу.

Айрин положила руку на живот. Она еще не сказала Алану, что беременна. Сейчас, когда в ней опять зародилась жизнь, она стояла на пороге того, чтобы забыть прошлое, навсегда освободиться от него. Начать все заново. С Аланом и другим ребенком.

Айрин давно не плакала вслух. Она умела делать это лишь про себя. Наверное, потому ее голос прозвучал на удивление спокойно:

— Ты уверен?

— Все совпадает. Даже ирландское имя. Подумать только, я его видел! И совсем не запомнил!

Алан рассказал Айрин о том, как Хейзел нашла в Ричмонде двоих осиротевших детей и отвезла их в приют.

— Почему она тебе написала?

— Потому что я просил ее о помощи. Я передал ей письмо через Сару и Тони, — признался Алан.

Глаза Айрин лихорадочно блестели.

— Что нам теперь делать?

— Ехать в Новый Орлеан.

— Когда? Сейчас?

— Завтра утром. Надо немного подготовиться.

Он притянул ее к себе. Поцелуй Алана имел привкус слез, а его объятия были теплыми и надежными. В этот миг Айрин с невиданной силой ощутила, как сильно его любит, как жаждет и боится будущего. С нее словно содрали кожу, обнажили нервы и подставили всем ветрам.

В комнату вновь вошел Арчи и тут же попятился, но Алан, услышав шаги, убрал руки с плеч Айрин и обернулся.

— Что тебе, Арчи?

— Там приехал человек. Говорит, из Чарльстона. Он спрашивает тебя, Алан.

— Меня? — Алан поднялся с кресла и легонько коснулся руки Айрин. — Подожди.

В холле в самом деле ждал человек, хорошо одетый мужчина средних лет. Он не подал Алану руки, только кивнул.

— Вы Алан Клеменс?

— Да, это я.

— Меня зовут Уоррен Мартленд, я приехал по поручению губернатора штата. Мы можем поговорить наедине?

— Прошу вас, — сказал Алан, провел посетителя в кабинет прежнего хозяина дома и пригласил: — Садитесь.

— Теперь имение в самом деле принадлежит вам? — спросил Мартленд, обведя глазами стены.

— Им владеет моя жена. А я… помогаю ей по мере сил, хотя не уверен, что у меня есть хоть какая-то склонность к фермерству, — непринужденно произнес Алан.

— Прежде такие плантации стоили самое малое сто пятьдесят тысяч долларов, а сейчас продаются за пять — десять, но ни у кого нет даже таких денег, — заметил Мартленд и резко сменил тему: — Во время войны вы командовали негритянским полком?

Алан кивнул.

— Ходят слухи, эти ребята проявляли большой героизм?

Алан рассмеялся.

— И доставляли немало хлопот.

— Каких?

— Иные понятия не имели, что такое дисциплина, и, получив оружие, вели себя, как банда дикарей, а другие и шагу не могли ступить без подсказки. Но они в самом деле были исключительно выносливы и храбры. Кстати, что привело вас ко мне?

— Видите ли… Алан, я хочу обратиться к вам с предложением организовать и возглавить в округе негритянскую милицию. Вы, наверное, слышали о негритянских погромах в Чарльстоне и окрестностях и об отрядах ку-клукс-клана? Некоторое время назад большая группа негров обратилась к губернатору с жалобой на насилия куклуксклановцев. Мы не против выдать им ружья для защиты, но боимся, что без грамотного руководства они поведут себя так, как вы только что говорили. Мы будем признательны, если вы согласитесь нам помочь.

— Я согласился бы, если б точно знал, кого именно надо защищать, — сказал Алан.

То тут, то там находили трупы задушенных или застреленных негров, но и сами чернокожие вели себя не лучше: напившись, могли приставать к белым женщинам, угрожать расправой бывшим хозяевам. Многие не хотели жить и трудиться честно, а у тех, кто желал, не было такой возможности, поскольку им предлагали покупать землю, но они не имели денег. В этом клубке безвыходных противоречий между белыми и черными зародилась ненависть, какой не знал даже прежний рабовладельческий Юг.

Мистер Мартленд ответил:

— Я рад, что вы понимаете суть проблемы. Многим людям такие документы, как «Акт о бродяжничестве»[21], кажутся бесчеловечными. Но задумывались ли они о том, что ребят, отделенных от тех, кто жил на берегах Конго или в районе Сьерра-Леоне, всего лишь одним поколением, надо держать в узде? Иногда я думаю, не лучше ли усадить освобожденных рабов на корабли и отправить обратно в Африку!

— Это несправедливо, — сказал Алан. — Негры были вынуждены отказаться от своей культуры и языка ради культуры белых. И теперь их место рядом с ними. Белые и черные должны стать одним народом.

Мартленд смотрел на него во все глаза. Однако он не стал возражать и только спросил:

— Вы подумаете над моим предложением?

— Хорошо. Только позвольте вопрос: а где военные, которые вроде бы должны защищать освобожденных рабов?

— Поверьте, власти расследуют каждое дело. Но мы до сих пор не знаем, кто именно состоит в местном отряде ку-клукс-клана, и у нас нет возможности предотвратить их действия. Чаще всего солдаты прибывают на место, когда дело уже сделано.

Пока Алан беседовал с Мартлендом, Айрин пришло в голову прочитать письмо Хейзел. Она с любопытством развернула надушенный листок. Аромат казался завораживающим, возбуждающим, пряным, похожим на запах древнего бальзама. Почерк был аккуратный, с красивым наклоном, напоминавший почерк самого Алана.

Взгляд Айрин случайно упал на последние строки.

«Надеюсь, — писала Хейзел, — ты счастлив со своей белой женой, и все же верю, что ты не забыл время, проведенное рядом со мной, а особенно наши ночи. Я хочу повторить, что жалею лишь об одном: о том, что не родила от тебя ребенка. Я много думала о других, тогда как в первую очередь надо было подумать о себе».

«Наши ночи…» Их наверняка набралось немало: ее Алан был пылким возлюбленным!

Ее Алан. И не только ее. Все эти годы, годы их разлуки, он преспокойно жил с другой женщиной. Почему он вернулся к ней, Айрин? Потому что любил? Но если любил, зачем позволил себе сблизиться с Хейзел?

Она вспомнила, как выглядела мулатка. Тонкие, но сильные руки, широко расставленные глаза. Хейзел откидывала вуаль таким же решительным жестом, каким воин поднимает забрало. Платье плотно обхватывало ее изящные бедра, а газовая драпировка на турнюре напоминала воздушное облако.

Когда Алан вошел в комнату, Айрин пристально смотрела на него. Ее взгляд был холоден и полон внимания.

— С кем ты встречался?