— Да что вы, в самом деле, милорд! — раздраженно мотнула головой женщина в сером холсте. — Что за забава — играть словами! Высокий суд, госпожа защитница... Или на самом деле вы просто надо мной издеваетесь?!.

Резко очерченный, сухой рот Марианны сложился в злую гримасу.

— Ни в коем случае, миледи, — вмешалась леди Леонсия. — Мой муж следует определенной традиции. Ему уже случалось выступать в роли судьи, и он полагает, что чем безличнее выглядит и ведет себя человек в судейском кресле, тем он беспристрастнее. Люди говорят свободнее и высказываются откровеннее, когда видят перед собой не лорда, не господина, не грозного повелителя и не простого человека, а символ. Символ справедливости.

— Справедливости! — презрительно фыркнула дочь одного из знатнейших сподвижников Ричарда Львиное Сердце. — За последние тридцать лет я встречала ее столько раз, что трех пальцев хватит пересчитать. Я сама пыталась судить, а уж сколько раз судили меня!.. Если я до сих пор не разрублена на куски, не сожжена на костре и не повешена, то не из-за недостатка судебных приговоров, а потому, что добрые люди берегли меня и не отдавали им в руки...

— Что было, без всякого сомнения, справедливо, — послышался голос с того конца, где сидел Родерик. Все это время он молчал, но слушал внимательно. И лицо у него в этот момент было совершенно взрослым.

Лорд Арден повернулся к своему младшему сыну и улыбнулся так, что Родерик покраснел и вновь стал четырнадцатилетним подростком.

— Мой сын совершенно прав, миледи. Да, судьи продажны. Да, лорды жадны и лишены совести. Да, люди погрязли в грехе! Но — не все. Иначе небо не удержалось бы над землей... Суд просит прощения за отступление от протокола. Суд полагает, что для первого заседания заслушано уже достаточно показаний, и объявляет перерыв. Заседание возобновится после обеда. Господа подсудимые, свидетели, а также обвинитель, защитница и пострадавшая сторона приглашаются в это же помещение на обед по удару колокола, через один час.

Он встал. Остальные помедлили. Он посмотрел на леди Темелин. Та встретилась с ним глазами, и что-то в них прочитала. Она подалась вперед и тихонько шепнула Надиру по-арабски. Тот, все еще не в себе он случившегося чуда, с ошеломленным видом коснулся плеча леди Марианны и вполголоса что-то ей передал. Лорд Арден объявил:

— Высокородная леди Темелин имеет честь пригласить графиню Хантингтон в свои покои для приготовления к обеду. Прошу, миледи, оказать честь и согласиться. Остальные господа подсудимые остаются гостями барона Мак-Аллистера и моих рыцарей.

Он подал руку жене и покинул зал. Все шесть рыцарей тоже встали, и через минуту в графской столовой осталась одна молодежь: Роланд, Хайди и Родерик. Мозес, все это время незаметно присутствовавший, хотел собрать кружки, но появились поварские помощники, и они обошлись без его помощи. Он подсел на скамью рядом с Родериком.

Не зная, что сказать друг другу, юноши только переглядывались.

Роланд за все время суда не произнес ни слова. Для обвинения еще не настало время. Он сидел, слушал и размышлял: в чем все-таки эти люди виновны? Ведь не может же быть, что они правы, что не за что их осуждать, что ничего плохого они не сделали, наоборот, это они и есть жертвы... Он снова вызывал в памяти меч Вилла, замахивающийся на него, ручищи Джона, сдернувшие Хайди с лошади. Злое лицо Фиц-Керна, что бился с ним на мечах и мог бы убить. Быть не может, чтобы они были правы! Как говорит Родерик, это не справедливо! Или, как выразилась леди Хайд — неправильно. Но в чем именно состоит эта неправильность? Что такого произошло?

Он вспомнил рассуждения милорда о плетении душ, совести и грехе. Где больно? Кто страдает? Леди Хайд. От чего? От грубости. Но Джон и есть грубый мужик, стоило ли ждать от него тонкого обращения?

Или — нет ?..

А этот Вилл... Он — явный солдат, простой латник. Махать мечом и есть его единственное предназначение. Чего от него можно было ожидать другого? Ему еще предстоит рассказать о себе, но много ли нового они узнают? А Фиц-Керн... Роланд внутренне поежился, чувствуя, что тут его подстерегают неожиданности. Что-то было в этом человеке, что-то очень странное и знакомое. Что-то очень близкое к... к нему самому.

— Твой отец — очень мудрый человек, — сказал он леди Хайд, подавая ей руку. — Только он ни на кого не похож. Он совсем не такой, как те лорды, которых я видел в детстве.

— Наш отец — мудрейший из всех людей, которых я знал, — важно подтвердил Родерик. — Ни один из моих учителей не умел ответить на вопрос лучше, чем он. А среди них были такие знаменитые мудрецы!..

Продолжения судебного заседания пришлось долго ждать. Сначала обедали. За тем же столом, в том же составе. Повар Ладри в этот день превзошел себя. Подан был молодой олень, два молочных поросенка, три каплуна и чуть ли не дюжина свежезажаренных рыб, купленных на рынке в городе у прибывших с побережья купцов. Даже рождественский ужин, как помнил Роланд, не был более обилен и вкусен. А свежий эль, особо сваренный Брайаном Вулиджем в дар милорду, не позволил ни гостям, ни хозяевам встать из-за стола, пока все до капли не исчезло в глотках бравых рыцарей, Маленького Джона из Линкольншира и хмурого Вилла, которому предстояло держать ответ на суде после перерыва.

Паж Мозес, наряженный ради такого случая в ярко-голубые одежды, прислуживал за столом не хуже, чем юный Рон Дейни в корчме. Только еще более торжественно. Когда он подносил вино для леди Марианны — с левой стороны, как следовало ожидать — то появлялись восхищенные улыбки даже на лицах Фиц-Керна и Роланда. И рука дамы, тридцать лет державшая чаще лук, чем кубок, поднималась к подносу грациозно-медленно, точно танцуя, и поднимала вызолоченный бокал бесшумно, нежно, как пуховку с рисовой пудрой... Честное слово, ради такого зрелища Торин затянул бы обед еще на три часа!

А рядом с ней сидела темнолицая красавица, укутанная в яркие шелка, усыпанная драгоценностями с ног до головы. Темелин надела все — ну, почти все — что привезла с собой. Это не составило и сотой части ее царского приданого, а тем более даров мужа, но это были ее любимые украшения. Она надела их на себя в первый раз за все годы... для того, кто чудом вернулся к ней. Он тоже сидел рядом за этим столом, молчаливый, собранный, почти неподвижный. Его глаза цвета темного золота, если отрывались от Темелин, останавливались всегда только на двух лицах: лорда Ардена и его сына. По очереди...

Графиня и ее дочь тоже надели праздничные наряды. Роланд не знал, куда деть глаза. Если он смотрел на Леонсию в нежно-палевом бархате и прозрачно-зеленоватом драгоценном газе из Палестины, ему казалось, что он предает Хайди. А переведя взгляд на тончайшие розовые шали, так идущие к юной коже леди Хайдегерд, на ее жемчуга и тонко звенящие браслеты, он чувствовал себя варваром, которому юная богиня ни за что не простит подобной дерзости.

Но и дамам было на что поглядеть. Шесть благородных мужчин в возрасте, наиболее приятном для женского взгляда, двое юношей, один седобородый красавец, а еще — кряжистый великан, романтический герой из сказки, бравый солдат с мужественно-грубым лицом и один таинственный светловолосый воин, чья судьба неясно воображалась в дымке английских баллад...

Поистине, в Арден-холле достойно принимали гостей!

А ведь это и вправду первые гости Ардена с того самого времени, как новый господин занял крепость, подумал Роланд. Если не считать монахов, которые, если уж на то пошло, гостями даже и не являлись. А эти, стало быть, являются? Судя по торжественности обеда, милорд Арден считает их — всех — своими почетными гостями. И в то же время устраивает над ними суд. Интересно, а наказать гостей он тоже сумеет? С него станется... У этого человека странное свойство избирать из двух путей — третий, а из двух зол — цветок папоротника...

К величайшему сожалению Торина и его друзей, всему хорошему приходит конец. Обеду — тоже. И настал миг, когда леди графиня, аккуратно промокнув губы и ополоснув концы пальцев в чистой воде, отдала Мозесу белое маленькое полотенце и знаком приказала обнести остальных дам таким же аристократическим умыванием. Для мужчин незаметный Тэм Личи поставил на специальный табурет тазик из белой глины, кувшин с теплой водой и принес полдюжины кусков чистого холста. Сам граф подошел первым сполоснуть руки, а за ним потянулись все остальные. Замешкался только Джон, но и ему не удалось избежать непривычной процедуры. Под присмотром Тэма, он даже не сумел как следует расплескать воду. С кем поведешься...