Отказался бы он от леди Мэриан ради Доминика, если бы тот его об этом попросил? Вряд ли. Уж слишком он нуждался в ней, в самом ее образе. Кто он такой, что представляет собой без Констанции или леди Мэриан Грэм? В чем смысл его существования? В чем он, этот чертов, проклятый смысл?

Когда душевная мука стала совсем невыносимой, ему вдруг показалось, что где-то глубоко внутри появились проблески душевного покоя. Словно Констанция вошла в комнату. Она всегда излучала покой и безмятежность. Он почти физически ощущал ее рядом. Видел ее темные глаза, теплые, бесконечно мудрые.

В мозгу всплыли обрывки их разговора на корабле по дороге в Испанию. «Я бы отдала все, что у меня есть… только бы иметь возможность сказать ей, как я ее люблю».

Она хотела, чтобы он, Кайл, помирился с братом, чтобы никогда не испытал то чувство вины, которое грызло ее после ужасной смерти сестры. Если что-то случится с Домиником, именно сейчас, когда их отношения разорваны почти непоправимо, будет ли он, Кайл, испытывать чувство вины перед братом за свою ярость против него?

Да, будет, черт побери.

«Может, ты завидуешь его свободе? Презираешь брата за то, что он ведет другой образ жизни?»

В тот момент он отмахнулся от слов Констанции. Но сейчас задумался. Доминик никогда не стремился путешествовать, его никогда не мучила охота к перемене мест. Да, у него была свобода, к которой стремился Кайл, но он ее не замечал, потому что хотел совсем другого.

Доминик будет образцовым мужем, отцом и владельцем поместья. Возможно, он станет мировым судьей в Шропшире, справедливым, полным сострадания и сочувствия. Кто знает, может, наследником Рексэма следовало родиться именно ему? Однако эта честь выпала на долю Кайла. Так распорядилась судьба, и Кайл никогда добровольно не откажется от права, полученного при рождении, хотя это право несет с собой ответственность, привязавшую его к Англии.

Интересно, остались бы они с Домиником друзьями, если бы при рождении все получилось наоборот? Сколько ссор возникало между ними только из-за того, что Кайл пытался навязать брату свою волю, а Доминик упорно не поддавался. Если бы старшим оказался Доминик, пытался бы он вести себя так же авторитарно? Трудно сказать… А Кайл так же упрямо не поддавался бы воле брата. Какая ирония…

Но Доминик родился младшим, и с течением времени бесконечное соперничество в сочетании с желанием защищать и руководить, с одной стороны, и постоянным сопротивлением, с другой, привело к тому, что узы, возникшие в детстве, постепенно разрушились. Кайл внезапно с горькой ясностью осознал, в какой степени он сам виновен в разрыве их отношений. Он всегда пытался подавлять – иногда из гордости, иногда из гнева, чаще от любви к брату, которую не умел выразить.

Но не он один виноват. Несмотря на все красноречие Люсии, Кайл не мог до конца поверить в чистоту намерений Доминика, когда тот повел леди Мэриан к алтарю. Наверняка существовали какие-то другие способы ее защитить, кроме поспешного брака. А Доминик все же выбрал тот, который больнее всего задел брата.

Смогут ли они снова стать друзьями после такого? Весьма сомнительно. И все же он обязан, и перед самим собой, и перед Домиником, и перед Констанцией, хотя бы попытаться.

Он открыл глаза. Долго лежал, глядя в потолок. В ушах звучали последние слова Констанции:

Ради меня – двигайся дальше. Живи !

Он всей душой хотел выполнить ее просьбу. Но как?

– Да, жители Уорфилда умеют веселиться, – одобрительно заметил лорд Рексэм.

Солнце уже садилось, но праздник у подножия Замкового холма был в полном разгаре, с песнями, танцами, играми для детей. Столы ломились от еды и питья. В открытых жаровнях жарилась говядина.

– Вы правы, сэр.

Доминик сидел за столом рядом с – отцом. Он не мог до конца поверить в то, что Рексэм принял его приглашение. Приехал, да еще в таком дружелюбном расположении духа.

– Я думаю, нашим жителям просто приятно оказаться в Уорфилд-парке и увидеть наконец свою госпожу, о которой много лет ходило столько слухов.

Сознание того, что их госпожа – нормальная женщина, в добром здравии, вероятно, вселяло в них ощущение безопасности. Ну и конечно, все с удовольствием принимали участие в празднике. В качестве особого развлечения Йена Эймс в течение часа разрисовывала руки и лица детей и молодых девушек узорами менди. К ней подошли даже несколько самых храбрых замужних дам. Восток и Запад наконец встретились, ко всеобщему удовольствию.

Отец перевел взгляд на Мэриан, сидевшую на противоположном конце стола с Люсией и Йеной. У Йены кончилась хна, и теперь она отдыхала.

– Кажется, ты научил свою жену хорошим манерам.

– Она всегда умела себя вести, – сухо ответил Доминик. – Просто порой не могла держать себя в руках.

К счастью, на этот раз отец не пытался потрепать Мэриан по щеке или ущипнуть за подбородок. Она прекрасно научилась изображать благовоспитанную леди, однако ее терпимость простиралась лишь до определенных пределов.

Доминик проглотил последний кусок жареной говядины. Почувствовал, что больше не может сдерживать любопытство.

– Я очень рад видеть вас с Люсией здесь, сэр, но, честно говоря, поражен. Никогда не думал, что вы сможете одобрить мой брак, притом что между леди Мэриан и Максвеллом существовала как бы неофициальная помолвка.

– Договоренность об этом была достигнута двадцать лет назад. Но в последнее время у меня возникли сомнения в целесообразности брака Максвелла и леди Мэриан. И все же я не думал, что могу предложить тебя в качестве возможного жениха. Ты ведь отвергал все, что бы я ни посоветовал.

Доминик почувствовал, что краснеет.

– Неужели я был настолько упрям? Отец фыркнул:

– Самый упрямый сын в мире.

Доминик открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Он ведь действительно всю жизнь упорствовал и сопротивлялся отцу. Да, конечно, отец не стеснялся в выражениях, иногда даже бывал тяжел на руку, но неразумными его требования назвать было никак нельзя.

– Простите, сэр, если я вас огорчал.

– Все дети огорчают родителей. Дети и родители для того и существуют, чтобы огорчать друг друга. Ты послужил мне наказанием за то, что я доставлял неприятности своему отцу. – Глаза Рексэма внезапно сверкнули. – А я буду отомщен, когда у тебя появятся дети.

Доминик рассмеялся:

– Наверняка дети приносят не одни только огорчения.

– Конечно, нет. Дети – это будущее. А какой еще смысл есть в жизни?

Доминик даже немного испугался, уловив неподдельное чувство в голосе отца. Под его привычной внешней резкостью, похоже, скрывается подлинная любовь к детям. А он, Доминик, Псе время подозревал, что в отношении отца к сыновьям нет ничего, кроме привычки и желания иметь наследника.

Рексэм нахмурился:

– Я знаю, что у вас с братом отношения разладились, это, вероятно, их только ухудшит. – Он снова останова взгляд на Мэриан. – Но я рад, что ты теперь устроен в жизни. Вы с женой подходите друг другу, и ее состояние отныне связано с Ренбурнами, чего я всегда хотел. Люсия. конечно могла бы сделать партию получше, но они с молодым Джастисом прекрасно поладят. Если твой брат найдет подходящую жену, можно считать, что вся семья прекрасно устроена на целое поколение вперед.

Когда-то эти корыстные соображения отца вызвали бы Доминика только раздражение. Став женатым человеком, он с удивлением поймал себя на том, что на многие вещи смотрит совершенно иначе, чем раньше. Когда у него появятся дети – если они появятся, – он будет так же озабочен тем, чтобы они хорошо устроились в жизни. Хотя он все-таки романтик: для него эмоциональная сторона брака важней чем финансовая.

Следует признать, что у отца есть веские причины серьезно думать о деньгах. Ему самому в наследство достал вконец запущенное имение с кучей долгов. Тяжким трудом на протяжении многих лет он сумел воссоздать семейное состояние. Неудивительно, что оно играло такую важную роль в его расчетах, касавшихся судеб собственных детей.