И тогда, может быть, мы сможем поговорить о следующем шаге.

Глава 5

Отто

Повесив тушу оленя в сарай, я схватил тряпку, чтобы вытереть свои руки. Я оставил Сансу одну всего на пару часов, но все это время она была в моих мыслях. Я был удивлен тем, что даже смог поймать оленя, потому что был сосредоточен только на ней.

Я повернулся и посмотрел на хижину. Внутри не было движения, но опять же это ничего не значило. Может быть, она спала?

Возможно, она нашла тихий уголок в комнате и читала одну из моих книг.

Или, может быть, она ушла.

Мое сердце забилось быстрее, и капли пота выступили на моем лбу. Через несколько секунд я уже стоял у входной двери, позабыв о подготовке оленины к копчению. Инстинкт велел мне пойти проверить ее, чтобы убедиться в том, что она все еще здесь.

Когда я открыл дверь, первое, что я почувствовал – это запах приготовленной еды. Я осмотрел кухню и увидел, что она стоит у печи. Что бы ни было в кастрюле перед ней, оно шипело и потрескивало.

На мгновение я потерял дар речи, даже не мог двигаться. Она еще не поняла, что я стояла в дверях, и звук ее негромкого пения был бальзамом для моей души.

Санса выглядела хорошо в моей хижине, словно чувствовала себя спокойно, как дома. Я отчаянно хотел этого. Я хотел подойти к ней, притянуть ее в объятия и целовать, пока она не начнет задыхаться. Я хотел, чтобы она почувствовала это каждой частью своего тела. Я хотел, чтобы она знала, что она моя, что я поклоняюсь земле, по которой она ходила.

И я сделал первый шаг к ней, повинуясь инстинкту, контролирующему меня, первобытная потребность диктовала мне что делать. Но звук того как она задохнулась от боли и вид масла, брызнувшего из кастрюли, заставил меня подойти к ней по совершенно другой причине.

Я притянул ее к себе, и она снова задохнулась, испугавшись меня. Я посмотрел на ее руку и увидел, что кожа на ней начинает краснеть. Я сразу же схватил кувшин с водой, стоявший на столе, и отвел ее к раковине. Я лил воду по ее ладони, все время глядя ей в лицо, чтобы убедиться, что она не ощущает боли.

Просто от осознания того, что ей было больно, даже так незначительно, я чувствовал отчаяние. Именно слабость я ощущал в себе, то, что я никогда раньше не испытывал.

Когда вода закончилась, она посмотрела на свою руку. Мне жаль, что у меня не было льда, но жизнь за сеткой не располагала к роскоши.

- Спасибо. – Ее голос был мягким, невинным. – Я думаю, со мной все будет в порядке. – Она взглянула на сковородку. – Я должна была быть внимательнее.

Настала моя очередь посмотреть на сковородку и на все блюда, наполненные фруктами и овощами. Тогда я понял, что она готовила обед… для меня.

- Ты готовила для…

- Тебя, - тихо сказала она, и ее щеки порозовели. Конечно, мы были здесь только вдвоем, но я даже не думал о том, что она сделает это для меня. Я снова уставился на ее лицо, которое стало еще более розовым. Я смутил ее своим вопросом. – Я подумала, что ты будешь голоден и захочешь что-нибудь поесть после того, как вернешься с охоты. – Она отвела взгляд, длинные волосы упали на ее лицо, скрывая его от меня. – Я подумала, что это самое малое, что я могу сделать, так как ты помог мне.

Эмоции мгновенно захлестнули меня. Они поглотили меня целиком. Тот факт, что она потратила время на готовку для меня, что хотела отблагодарить таким образом, заставил все первобытные инстинкты, подобно свирепому животному, восстать во мне. Мне захотелось скинуть все со стола, схватить ее и усадить на него, развести ее бедра и пожирать ее.

Медленно, легко. Мне нужно это запомнить. Мне нужно быть нежным.

Но этого не было в моей природе, никогда не было.

И это была та первобытная сторона, сильное желание, когда я понял, что лучше позволить Сансе сделать первый шаг, чем делать его самому. Правда в том, что я, вероятно, напугаю ее, а ее уход не был тем, чему я позволю случиться.

Санса

Неделю спустя

Я знала, что Отто наслаждался моими кулинарными способностями, он каждый раз хвалил меня, когда я готовила ему, и это наполняло меня ощущением счастья и тепла. Я бы солгала, если бы сказала, что мне не нравится его компания, хотя он и был довольно молчаливым.

Прошла неделя с тех пор, как я очнулась в его доме, и все протекало гладко. Мы занимались рутинной работой. Хотя он и не заставлял меня что-либо делать, я убиралась в доме, готовила для него и помогала в саду.

Фактически Отто несколько раз пытался отговорить меня от какой-либо работы. Но мне нравилось быть занятой. Это помогло мне не думать о других вещах, вещах, которые меня просто сбивали с толку. Я чувствовала себя все ближе к нему. Неделя, проведенная рядом с ним, казалась почти вечностью.

В течение последнего часа за окном бушует непогода, тяжелые капли дождя, желающие попасть внутрь, бьют по стеклу, словно крошечные пули. Отто зажег огонь в камине еще до начала бури, и тепло и атмосфера очага, казалось, украсили комнату. В более чем буквальном смысле.

Он был занят очисткой и заточкой своего топора, а я, между чтением старой книги, которую нашла здесь – не особо интересной книги – все время была занята. Ведь его присутствие отвлекало. Я подняла свой взгляд и уставилась на него.

Его предплечья изгибались, когда он проводил тканью вдоль лезвия топора, его кожа была загорелой, а тело – очень сильным. За последнюю неделю притяжение, которое я ощущала к Отто, возросло в десятки раз. Он заставлял меня чувствовать жар в местах, в которых я не думала, что это вообще возможно, заставил меня думать о вещах, которые казались грубыми и неуместными, но и заставлял меня чувствовать себя женственной.

Я чувствовала, как пот покрывает мое тело, и это не имеет никакого отношения к тому, что я сижу у огня. В это время, потрескивая и хлопая, пламя облизывало древесину и поражало меня. Я повернулась к очагу, и долго смотрела на него, пока моя голова переполнялась мыслями.

Когда я, наконец, оглянулась на Отто, я увидела, что он смотрел на меня, его голова была слегка опущена, а взгляд тяжелым. Я чувствовала себя голой перед ним, обнаженной, будто он видел каждый дюйм моего тела. Меня это возбудило.

Его зрачки были большими, расширенными до такой степени, что закрывали собой цвет радужек. Медленно я опустила взгляд к его рукам, одной он держал массивный топор, а другой – тряпку, которой очищал лезвие. Я представила, как они будут ощущаться на мне, если только силы, исходящей от них было достаточно, чтобы я чувствовала себя хрупкой.

Я начала тяжело дышать, моя грудь поднималась и опадала в такт с ударами моего сердца. То, что я хотела сделать, это просто подойти к нему, обхватить его лицо своими руками – почувствовать под моими ладонями его колючую, возбуждающую щетину – и поцеловать его.

- О чем ты сейчас думаешь? – спросил он, его голос был настолько глубоким, настолько мужественным, что заставлял волосы на моих руках встать дыбом.

В тот момент я хотела быть честной, сказать ему, что мне нужны его руки, его губы на мне. Но я боялась даже произнести эти слова. Я никогда не была рядом с мужчиной, кроме отца, но Отто заставлял меня чувствовать, словно огонь горит внутри моего тела.

Без шансов, что он потускнеет.

Он поставил топор и оперся предплечьями о свои бедра, взглядом все еще изучая меня.

- Скажи мне, Санса. Скажи мне, о чем ты думаешь, скажи мне, что ты хочешь, и это твое.

Он казался так близко, но так далеко. Воздух в комнате был густым, горячим, а капли пота на моем теле, казалось, усиливались, множились. Могу ли я быть честной с ним? Могу ли сказать ему, как я себя чувствую, хоть и нахожусь здесь всего неделю? Это казалось мне таким правильным, словно так и должно быть.