Хейвелок, пригнувшись, двинулся за угол этого недоделанного дома-двойника. Он помнил, как выглядит та – находящаяся за сотни миль отсюда – бетонная ограда сада. По пути ему пришлось трижды прижаться, минуя окна первого этажа и осторожно заглядывая внутрь. Во втором он увидел то, что его интересовало. В комнате на диване, покуривая сигарету, развалился мужчина массивного телосложения, устроив ноги на кофейный столик и уставившись в телевизор. Звук был включен на всю мощность – видимо, для того, чтобы заглушить надоедливую музыку.

У стены Майкл подпрыгнул, уцепившись руками за край. Превозмогая боль в плече, он подтянулся и распростерся наверху, утихомиривая боль.

Сад выглядел таким же, каким Майкл помнил тот сад, – несмотря на отсутствие освещения. Единственная лампа, рассеивающая полумрак, горела на знаменитом шахматном столике, к которому приткнулись два коричневых плетеных кресла. Вдоль мощеной дорожки, вьющейся меж цветочных клумб, стояло еще несколько таких же кресел белого цвета.

А вот и он, его любимый приятель, – в кресле в самом конце сада. Его глаза закрыты, он слушает музыку. Те же очки в черепаховой оправе, те же аккуратно зачесанные назад седые волосы на крупной голове.

Хейвелок перевернулся на живот, свесил ноги, бесшумно спрыгнул на землю и затаился под стеной. Музыка звучала пианиссимо, зато телевизор орал во всю мочь. Охранник будет сидеть в доме; можно сказать – он будет сидеть там до тех пор, пока Майкл не заставит его оторвать свою жирную задницу от дивана. А когда этот жалкий прислужник лжецов выползет наружу, Майкл сумеет использовать его, а при необходимости – просто убьет. Там будет видно.

Хейвелок покинул свое укрытие под стеной и направился по мощеной тропинке в сторону Мэттиаса.

Вдруг без всякой видимой причины государственный муж открыл глаза. Майкл бросился к нему, выставив перед собой ладони, призывая хранить молчание. Мэттиас, не обращая внимания на предупредительные жесты Майкла, громко воскликнул, стараясь перекрыть звуки музыки:

– Здравствуй, Михаил! Хорошо, что ты забежал. Я как раз недавно вспоминал о тебе, о докладе, что ты принес пару недель назад. Как там его? Ах да! Кажется, «Значение ревизионизма гегельянства» или что-то в этом духе, столь же неуместное и нескромное… Ведь помимо всего прочего, мой дорогой академик, Гегель сам – лучший ревизионист своего учения. Ревизионист-максималист! Как тебе это нравится?

– Антон…

И вновь без всякого повода и предупреждения Мэттиас вскочил, глаза его расширились и округлились, лицо исказилось. Он попятился назад мелкими шажками, скрестив руки перед собой. Из груди вырвался ужасный хрип:

– Нет! Ты не можешь… не должен… приближаться ко мне! Ты ничего не понимаешь и не поймешь никогда! Убирайся прочь!

Хейвелок дико смотрел на друга. Истина оказалась еще страшнее, чем можно было предположить.

Энтони Мэттиас сошел с ума.

– Руки вверх! Лицом к стене! Ноги шире! Шевелись! Живее! Руки в стороны, ладони раскрыть!

Хейвелок, словно в трансе, не мог оторвать взгляд от Мэттиаса, который, подобно маленькому ребенку, опустившись на одно колено, прятался за кустом роз. От потрясения все происходящее воспринималось как в густом тумане. Разум отказывался понимать. Его друг, его ментор… его отец – сошел с ума. За цветочным кустом скрывалось жалкое подобие человека, который совсем недавно потрясал мир своими блестящими способностями, с трясущейся головой и глазами за стеклами очков, полными безотчетного и необъяснимого страха.

Хейвелок услышал шаги охранника по дорожке и понял, что сейчас последует удар. Почему-то его охватила апатия. Все стало безразлично.

Он успел почувствовать в голове вспышку невероятной боли и погрузился в темноту.

Очнулся он на ковре в гостиной. Перед глазами плыли огненные круги, ломило в висках, от сырого песка, набившегося в мокрые брюки, саднило кожу. Снаружи слышался топот шагов по ступеням и взвинченные голоса, отдающие какие-то приказы. До того как эти люди вошли в дом, Майкл ощупал куртку и пояс. Пистолет исчез, но дальше его не обыскивали. Допрос, видимо, был отложен до появления начальства.

К нему подошли двое: один – в мундире с майорскими знаками различия, другой – в штатском. Майкл узнал его. Это был агент Управления консульских операций, с которым ему приходилось работать ранее. Но где… в Лондоне или Бейруте… Париже или… Память отказывалась служить ему.

– Он самый, – произнес штатский. – Брэдфорд предупреждал меня, что это может случиться, хотя и не мог представить, каким образом. Значит, он был прав. Я сам разберусь с ним. Вы к этому делу не имеете никакого отношения.

– Только уберите его побыстрее отсюда, – ответил военный. – А что вы с ним будете делать, меня не касается.

– Хэлло, Хейвелок! – Человек из Консопа сверху вниз с презрением смотрел на Майкла. – Ты, я смотрю, был сильно занят в последнее время. Получил удовольствие, когда убивал старика в Нью-Йорке? Зачем ты это сделал? Решил пополнить свой счет на случай непредвиденных обстоятельств? Показалось мало и забрался сюда? Встань, выродок!

Тело ныло, голова раскалывалась от боли. Майкл медленно повернулся, встал на колени и с трудом заставил себя подняться на ноги.

– Что с ним случилось? Что произошло?

– Я не отвечаю на вопросы.

– Но кто-то должен… Боже милостивый, кто-то же должен ответить!

– И выдать тебе бесплатный билет на самолет? Ну уж нет, сукин ты сын. – Штатский повернулся к часовому, стоящему у противоположной стены. – Вы его обыскали?

– Нет, сэр. Я только изъял оружие и задействовал систему тревоги. У него на поясе остался фонарь и какая-то сумка.

– Давай помогу тебе, Чарли, – предложил Хейвелок, распахнув куртку и потянувшись к прорезиненному пакету. – Тебя зовут Чарли, верно? Чарли Лоринг… Бейрут.

– Да. Но оставь свои лапы в покое!

– Здесь то, что тебе надо. Подойди и возьми. Да не бойся, не взорвется.

Человек из госдепа кивнул майору, тот шагнул вперед и сжал руки Хейвелока. Тем временем Чарли Лоринг сорвал пакет с плетеного ремня.

– Открой его, – продолжал Хейвелок. – Это мой подарок тебе. Подарок всем вам.

Агент из Консопа расстегнул пакет и извлек сложенные желтые листки. Майор отпустил руки Хейвелока, а Чарли подошел к торшеру и начал читать. Через некоторое время он прекратил это занятие, оглянулся на Майкла и сказал офицеру:

– Подождите снаружи, майор. И вы тоже, – добавил он, взглянув на охранника. – В другой комнате, пожалуйста.

– Вы уверены? – спросил офицер.

– Вполне, – ответил Чарли. – Он никуда не денется, а если потребуется, я позову.

Когда они вышли, человек из госдепа повернулся к Хейвелоку:

– Ты самый последний подонок из всех, которых мне доводилось встречать.

– Обратите внимание, Чарли, ведь это – копия.

– У меня есть глаза.

– Позвони в Консоп. Каждые пятнадцать минут, начиная с одиннадцати, там раздается звонок. Задается всего лишь один вопрос: «Бильярд или пул?» Ответ должен быть: «Мы предпочитаем пул». Скажи им, чтобы они ответили именно так.

– И что потом?

– Потом подсоединись к линии, дождись следующего звонка, ответь нужным образом и слушай.

– Чтобы другой подонок зачитал мне это?

– Ну уж нет. Всего двенадцать секунд, Чарли. Засечь не удастся. И не надейся, что удастся расколоть меня наркотиками. Я уже прошел через это один раз и принял соответствующие меры. Я понятия не имею, откуда звонят, честное слово.

– Забей в задницу свое слово, дерьмо!

– Советую поторопиться, Чарли. Иначе копии этих страниц разлетятся по всей Европе. От Москвы до Афин, от Лондона до Праги, от Парижа до Берлина. Поэтому беги к телефону.

Через двадцать одну минуту Чарли Лоринг, уставившись в стену, дал Дженне Каррас требуемый ответ. Еще через одиннадцать секунд он бросил трубку и повернулся к Хейвелоку: