Со стороны рю Норвен неожиданно послышался какой-то шум и ругань. Затем Майкл увидел поднявшегося с земли высокого, стройного человека, разразившегося длинной тирадой на французском. Его значительно более молодой и крепкий противник сделал пару нелестных замечаний о предках высокого француза и покинул поле схватки. Потерпевший разгладил лацканы и продолжил свой путь по переулку. Граве удалось прибыть на место не без присущего ему изящества.

– Merde, – выпалил специалист в области изящных искусств, заметив выходящего из тени Хейвелока. – Эти ублюдки в отвратительных грязных камуфляжных куртках! Они ведут себя как свиньи и никогда не чистят зубы. Бог знает, когда они последний раз мылись, а уж о вежливости они вообще понятия не имеют. Прошу извинить за опоздание.

– Ничего страшного. Я сам пришел несколько минут назад.

– Нет, я опоздал. Я хотел прийти пораньше, чтобы проверить, не ведется ли за вами слежка.

– Нет, за мной не следили.

– В ином случае вы бы это обязательно обнаружили, не так ли?

– Ну разумеется. Что же вас задержало?

– Один молодой человек, которого я в настоящее время воспитываю. Он работает в катакомбах Ke-д’Орсе…[43]

– О, вы со мной откровенны.

– Вы меня не так поняли. – Граве подвинулся в тень и огляделся по сторонам. Удовлетворенный результатом, он плавно взмахнул руками и свел ладони перед собой ниже пояса, напоминая аббата, собирающегося выступить с отеческим увещеванием. – С того момента, когда вы позвонили мне после вашей деловой встречи с «Ла Курон Нувель», что было для меня, честно говоря, полнейшей неожиданностью, я связался со всеми лицами, которые могли что-то знать об одинокой женщине, ищущей убежище, документы или надежное транспортное средство. Ни один человек не смог мне помочь. Мне показалось это весьма странным. В Париже не так много людей, занимающихся подобным бизнесом, и я знаю почти всех. Так вот, я проверил даже итальянские кварталы, памятуя о том, что ее итальянский эскорт мог снабдить ее парочкой имен… Представьте себе – ничего. Тогда меня вдруг осенило: а почему, собственно, эта дама должна предпринимать свои усилия нелегально? А вдруг я веду поиск не там, где надо? Не могла ли она обратиться за помощью к более законному источнику, не объясняя в подробностях незаконные мотивы своей деятельности? Ведь помимо всего прочего, ваша дама – опытный разведчик. Она должна знать нужных людей или, по крайней мере, знать о существовании таковых в правительственном аппарате союзного государства… Вы могли сказать ей о них.

– Вы имеете в виду Ke-д’Орсе?

– Естественно. Но не то, что работает на виду. Я имею в виду его тайные структуры, катакомбы, в которых действуют неписаные законы для таких, как вы.

– Если таковые и существуют, то мне о них ничего не известно. Мои пути пересекались со многими в вашем МИДе, но о катакомбах слышать не доводилось.

– Аналогичное ведомство в Лондоне называется «Накопителем». У вас же в госдепе название проще и лишено английской тонкости – «Управление дипломатических трансфертов».

– Предоставление убежища и иммунитета, – кивнул Хейвелок. – Удалось ли что-нибудь обнаружить?

– Мой молодой друг провел там несколько часов, пытаясь напасть на след. Я обозначил ему узкие временные рамки, что существенно облегчило задачу. Если что-то произошло, то оно могло произойти только сегодня. Итак, он вернулся после ужина под каким-то предлогом в свою конуру и покопался в дубликатах, поступивших сегодня в службу безопасности. Ему кажется, что он нашел необходимое. Однако ни он, ни я не можем быть в этом уверены. Тем не менее я полагаю, что вы сумеете установить нужную связь…

– В чем именно?

– Сегодня утром в десять сорок пять из Министерства иностранных дел поступила служебная записка с распоряжением выдать удостоверение личности. Субъект: женщина, белая, около тридцати, знание языков (чешский, русский, сербо-хорватский), все документы на новое имя оформить немедленно. Я понимаю, что есть не один десяток…

– Какой отдел министерства требует документы?

– Четвертый. Четвертый отдел.

– Режин Бруссак, – сказал Хейвелок. – Мадам Режин Бруссак, первый заместитель директора, четвертый отдел.

– Вот вы и установили связь. Записка подписана этим именем.

– Бруссак значится в моем списке под номером двадцать девять. Двадцать девятая из тридцати одного. Мы встречались с ней – я встречался с ней – около года назад. Встреча продолжалась не более минуты. Не помню, представил ли я Дженну. Получается какая-то бессмыслица, она ее просто не знает.

– Обстоятельства, вызвавшие необходимость той встречи, были достаточно серьезны?

– Полагаю, что да. Один из их людей во французском посольстве в Бонне оказался двойным агентом. Он периодически летал на Восток через Люкенвальде. Мы обнаружили его с той стороны Берлинской стены. Он встречался с представителем Секретной службы Восточной Германии.

– С этим послушным Москве наследником эсэсовцев. Да, причина для встречи вполне достойная. – Граве развел руки и выдержал паузу. – Эта… Бруссак. Она довольно пожилая женщина, не так ли? Много лет назад была героиней Сопротивления?

– Да, она и ее муж. Его схватило гестапо. Когда нашли его труп, это было ужасное зрелище.

– Но она не оставила борьбу?

– Нет.

– Возможно, вы рассказывали вашей подруге об этой женщине?

Хейвелок задумался. Он глубоко затянулся сигаретой, бросил окурок на мостовую, растер его подошвой и произнес:

– Не исключено. С Режин трудно иметь дело, она может быть резкой, язвительной, некоторые даже называют ее сукой, но это совсем не так. Она вынуждена вести себя жестко.

– В таком случае позвольте мне задать вам еще один вопрос, ответ на который я частично знаю. Но мои знания основываются на слухах, сейчас я хотел бы получить своего рода официальное подтверждение. – Критик вновь сложил ладони. – Что вынудило вашу подругу заняться всем этим? Что заставило ее вести жизнь, подобную вашей? Ведь, по всей видимости, она начала ее задолго до встречи с вами?

– В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, – быстро ответил Хейвелок.

– Вторжение войск стран Варшавского Договора?

– Да, «черные дни августа». Ее родители к этому времени скончались, и она жила в Остраве с двумя братьями. Оба старше ее, а один даже женатый. Братья были активными сторонниками Дубчека. Младший – студент, старший – инженер. При правительстве Новотного он был лишен возможности занимать сколько-нибудь значительные посты. Когда вошли танки, младший брат был убит на улице, а старшего задержали передовые советские отряды «для допроса». Он вернулся калекой. Практически беспомощным человеком. Он пустил себе пулю в висок, а его жена исчезла. Дженна отправилась в Прагу, где ее никто не знал, и ушла в подполье. Ей было известно, с кем надо войти в контакт и что следует делать.

Граве кивнул, в полутьме морщины на его скульптурном лице казались более глубокими, чем обычно.

– Люди, которые занимаются тем, чем занимаетесь вы так спокойно и эффективно, пришли к своему делу разными путями. Но всех вас объединяет одно – пережитые насилие, страдания… потери. И глубокое желание отомстить.

– А как же иначе? Только идеологи могут позволить себе кричать во всю глотку. Мы же обычно все храним в себе. Именно поэтому нас посылают первыми. Не составляет большого труда заставить нас действовать максимально эффективно.

– И узнавать себе подобных среди других?

– Да. При определенном стечении обстоятельств. Но к чему вы все время клоните?

– Эта дама Бруссак. Ваша подруга с Коста-Брава не могла не запомнить ее. Там муж, здесь братья, страдания, потери… одиночество. Такая женщина не забудет другую, которой пришлось столько страдать.

– Очевидно, так и произошло. Я почему-то не подумал об этой возможности, – задумчиво произнес Хейвелок. – Вы совершенно правы. – Он помолчал и добавил: – Благодарю вас за то, что вы дали возможность увидеть мне общую картину. Она, несомненно, запомнила ее.