Восточный катет этого треугольника ограничивала какая-то нереально огромная бумажная фабрика63. Я хотел было оббежать её вокруг во время своей традиционной утренней пробежки, благо хорошая погода и отличная дорога под ногами способствовала этому занятию. Но через полчаса марафона, наблюдая всё так же уходящий вдаль серый фабричный забор, резко передумал и повернул обратно. Нет, можно было бы осуществить задуманное, но лень стало тратить столько времени и сил на исполнение бессмысленного в принципе желания. И странно, что бумага сейчас практически нигде в повседневной жизни не используется, а фабрика по её производству живёт и, судя по доносящемуся из-за забора промышленному шуму, вполне себе процветает.
Южным катетом микрорайона выступала река Кама, имя которой и послужило частью названия этого населённого пункта. Я уже успел оценить и чистый песок городского пляжа, и утреннюю прохладу быстрой речной воды, спасающую местных жителей от жары вошедшего в разгар лета. Правда долго насладиться пляжным ничегонеделанием у меня не получалось — не привык я ещё находиться почти в гордом одиночестве в центре буквально кожей осязаемого женского внимания.
Причём то, что это не образная фигура речи я убедился, переключившись как-то раз на магическое зрение. Некоторые женщины, подставлявшие свои прелести ласковому летнему солнышку, были магами. И непривычное разноцветие их аур неслабо ударило по моим мозгам. Не готовый к испытанному цветовому шоку я быстро отключил свою способность. Но заметить за прошедшие секунды кое-что успел — цветные эфирные искорки молодых девчонок, как и некоторых женщин постарше, вдруг устремлялись к середине их тела, образуя вокруг бёдер, живота и таза насыщенный цветной бублик, активно бурлящий эфирными чернилами, проникающими в их тела и вылетающими обратно. И, насколько я понял, происходило всё это неосознанно и женщинами никак не управлялось. Так что, хоть никто из дам ко мне не приставал и даже не заговаривал, пытаясь со мной познакомиться, что несколько странно, но интерес ко мне явно ощущался.
Впрочем, и польза от посещения пляжа тоже была. Именно на нём, украдкой разглядывая красивые женские тела, зачастую почти ничем не прикрытые и совсем этого не стеснявшиеся, я вновь стал чувствовать себя хоть и юным, но мужчиной, которого эти тела стали привлекать не только с эстетической точки зрения. Поэтому проснувшиеся вполне естественные реакции уже моего тела и совсем непривычная и потому некомфортная эмоциональная обстановка вокруг быстро прогоняли меня с пляжа. А сопоставление вновь обретённых мужских чувств с подсмотренной цветовой миграцией женских аур, привело к тому, что сегодня я уходил с пляжа с усиленным кровоснабжением кожных покровов своей верхней части тела.
А вот гипотенузой описываемого мною жилого треугольного массива была улица упоминаемого уже дедушки Калинина, в одном из домов которой мы сейчас и гостили. Вот такое случилось совпадение с адресом моей теперешней прописки, по которому я был зарегистрирован уже больше месяца назад!
В то первое майское утро в кровати своей новой квартиры я проснулся, снова увидев мир, разукрашенный красками обычного человеческого зрения, не искажаемого магической золотистой пеленой. И сначала даже не понял, в чём дело. Оказывается, я настолько привык уже к видению эфирного сияния, что возвращение обычного цветоощущения принесло с собой чувство какой-то неясной утраты, чего-то неуловимо неправильного вокруг. И только после нескольких секунд недоумения мой наконец-то полностью проснувшийся мозг осознал, что тренировки по отключению магического видения и, главное, по удержанию его таким во время сна, принесли-таки свой долгожданный результат.
Возникшие вслед за этим панические мысли о потере своей уникальной способности были с позором изгнаны из головы после первой же попытки снова взглянуть на мир сквозь янтарный магический фильтр. Небольшое волевое усилие — и я снова ощутил себя магом. Повторное напряжение — и я опять обычный человек.
Наигравшись и переждав небольшое головокружение вкупе с головной болью, возникшие после многочисленных переключений режимов зрения, я наконец-то обратил внимание на полнейшую тишину вокруг. Взглянув на ком, лежащий на столе, я понял в чём дело — зелёные цифры на нём показывали десять часов дня. Хорошо я поспал! Наверное, так сказались все эмоциональные переживания последних дней.
Марии Степановны дома уже не было. Это я выяснил, вспомнив её вчерашние слова и позаглядывав в распахнутые двери всех комнат. На всякий случай решил ещё позвать маму Машу (именно так я решил называть свою приёмную маму), стоя на пороге её комнаты.
Не получив никакого ответа, я подошёл к столу мамы Маши, рассматривая заинтересовавшую меня ещё вечером непонятную рамку. Назначение этого пустого прямоугольника я понял, обойдя вокруг стола и усевшись в стоящее перед ним кресло. Только с этого ракурса я увидел то, чего не было видно с других углов зрения.
Цветная картинка, открывшаяся мне, была разделена на две части.
С левой её половины мне задорно улыбался светловолосый зеленоглазый мальчик лет примерно десяти, держащий в руках сердечко, аккуратно вылепленное из таких же металлических шариков, которые я обнаружил в ящике своего письменного стола. Пацан, искренне радуясь, протягивал двумя руками свою поделку фотографу.
С правой части на меня серьёзно смотрели серые глаза его близкого родственника, разглядывая лысую голову которого, я со всё возрастающим удивлением узнавал своё собственное лицо с ещё не сведёнными шрамами, такие же руки, ровно лежащие на обтянутых бесформенной рубахой коленях, знакомые стены больничной палаты за спиной.
Не знаю, сколько я просидел, разглядывая и сравнивая обе фотографии (или как они тут называются — голографии?) Не помню и мысли, проносившиеся тогда в моей голове. Но одной загадкой для меня стало меньше — теперь я понимал причину, сподвигшую Марию Степановну на такой непростой шаг, как усыновление чужого ребёнка.
Поднявшись из-за стола и постаравшись привести всё в такое же положение, какое было до моего прихода, я направился на кухню. И, словно почувствовав мои намерения, молчавший до этого желудок громко напомнил о своём присутствии в моём организме. Успокаивающе поглаживая его рукой и удивляясь своей прожорливости, коей до семнадцати лет я за собой ни разу не замечал, я достиг точки назначения. «Ну, и где тут чайник? А заодно где тут плита?» — подумал я, вспомнив слова Марии Степановны о чае и озираясь вокруг.
То, что я вчера принял за газовую плиту таковой совсем не являлось. Вместо конфорок на чёрной поверхности этого агрегата были нарисованы белые кольца разных диаметров, их изображающие. Так, кажется это всё-таки плита, но только электрическая. Раньше я таких не видел, но слышать о них доводилось. Знакомые говорили, что подобные ставили в домах, имевших более девяти этажей. Но таких домов в нашем районе не было.
Рассмотрев всю поверхность электроплиты, я довольно быстро разобрался в несложных органах её управления, тем более что они имитировали знакомые мне ручки изменения мощности газовых горелок. И вот уже один из очерченных белым кругов меняет свой цвет с чёрного на рубиновый, а потом и на ярко красный. А ладонь, протянутая над ним, ощущает идущий снизу жар. Так, с источником тепловой энергии разобрались. Выключим его пока.
А где чайник? Повторный внешний осмотр кухонного помещения ничего нового не принёс — чайника я не наблюдал. Зато нашёл кран с водой.
Пришлось провести осмотр внутренних полостей кухонной мебели и обнаруженного по ходу проводимого обыска замаскированного холодильника. Но кроме посуды, столовых принадлежностей и непонятных приспособлений, небольшого запаса круп и макаронных изделий я ничего не нашёл. Не оказалось чайника и в холодильнике. Зато в нём обнаружились нарезанный ломтиками хлеб, упакованный в прозрачный пакет, обёрнутый такой же прозрачной плёнкой кусок сыра и начатая упаковка сливочного масла, из которых я соорудил себе несколько бутербродов. Заодно нашёл в одном из шкафчиков коробку с чаем, расфасованным по маленьким бумажным пакетикам с прикреплёнными к ним ниточками и бумажными же бирками. Если бы не бросающиеся в глаза надписи на коробке и этих бирках, то ни за что бы не догадался, что обнаруженное является чаем. Не было в моё время расфасованного по пакетикам чая, а только рассыпной.
