— Не пойду.

— Кир. Вали отсюда. Пока я не начала орать, что меня убивают. Или полицию вызову.

— Чем она тебе поможет?

— Ничем. Но ты отсюда свалишь. Или я, вместе с ними, уйду. А ты оставайся.

— Лиз, я снова ляпнул полную хрень, совершенно так не думая.

— Не в первый раз, кстати. Зачем ты столько времени тратишь на женщину, которую не уважаешь? Нравится унижать и властвовать? Не мой случай. Вали отсюда.

— А если не уйду?

— Я все сказала.

— А я — не все.

Это непробиваемое упрямство до крайности раздражало. И обессиливало. Мои аргументы закончились. И я, действительно, все сказала. Поэтому: просто пожала плечами, развернулась и ушла в комнату. Пусть остается. Какая разница, где будет находиться мужчина, только что подаривший надежду на полет, и тут же обломавший крылья?

Пусть здесь смердит и портит атмосферу своим присутствием.

Кир молчал. Не останавливал. И сзади за мной не поплелся.

Я рухнула на кровать, обнимая подушку, и тихо ждала, когда вновь повернется ключ, а потом дверь захлопнется.

Звуков не было. Ни тех, что ждала, ни других каких-то. А мне пофигу. Пусть хоть уснет на коврике. Главное, не споткнуться потом, выходя…

Долго так лежать, без движения, плохо получалось. Все тяжелее становилось: внутри все кипит и плещет, не находя выхода, и руки чешутся… Но не бить же сейчас посуду — при нем? Не дождется такого выхлопа. Вообще ничего не дождется.

Вспомнила. Достала блокнот и ручку. Уселась поудобнее. Рука привычно выводила мелкие штрихи и линии. Кто-то говорил, что у меня задатки графика. Всегда хотела научиться профессионально рисовать. А еще петь, танцевать, заниматься гимнастикой, играть на гитаре. А научилась лишь зарабатывать деньги, много и умно говорить, быть самостоятельной и свободной, а еще — портить себе жизнь, бесконечно связываясь с мудаками. Красивыми, умными, успешными и очень жестокими мудаками. Что-то нужно менять. Может быть, стоило согласиться на предложение Виктора?… Идея хреновая, конечно… однако, лучше, чем такие качели.

На бумаге рождались березки и елочки, нежная полянка, улыбающееся солнышко… А в голове бродили по кругу мысли, тяжелые, вязкие, словно трясина.

Ничего. Прорвемся, Лиза. И не такое переживали. Кажется. Но и это переживем…

На третьем листе блокнота смогла увлечься. Солнышко было третье по счету и самое удачное. Очень искренне улыбалось.

— Лиза. Прости меня.

Даже глаза не подняла. А солнышко испортила неудачной линией. Перечеркнула его. И не сотрешь ведь. Придется начинать заново…

— Лиза… Ты слышишь?

— Тебе не за что просить прощения. Это была моя ошибка. Но извиняться за неё не стану.

Угловым зрением видела, что приближается. Внутри все сжалось. Очень хотелось отодвинуться подальше. Но — ни за что не буду. Я, в конце концов, нахожусь в своей квартире. На своей кровати. Это ему, так-то, прятаться нужно.

Четвертый кружочек с лучиками вышел совсем кривым. Что ж, тогда нарисую ворону с сыром. Она тоже улыбчивая. И платочек ей на голову, в крупный горох… Чуть язык не высунула, как в детстве, от усердия. На всякий случай, прикусила.

— Какая ошибка? О чем ты? Не придумывай, Лиз. Мне уже стыдно и очень совестно, дурная привычка — не думать, как другие на слова отреагируют. Забылся, Лиз. И прощения просить мне глупо и бессмысленно, я понимаю. Но сказать хочу, чтобы ты знала: мне стыдно за этот бред. Очень. И очень жаль, что тебя обидел.

— Я тебя услышала. Спасибо, что сообщил. Теперь уйдешь? Дверь захлопывается. Провожать не буду.

— Нет. Не уйду.

— Как хочешь.

— Может быть, скажешь, в какой такой ошибке себя обвиняешь? — Потянул руку, чтобы ухватить за прядь волос. Еле успела увернуться.

Что ж. На этот вопрос можно ответить. Чтобы покончить с канителью, раз и навсегда.

— Я не обвиняю себя, а жалею, что второй раз к тебе пришла. Нужно было просто уволиться и забыть о твоем существовании. А я вот, повела себя, действительно, как шлюха. И потом еще не раз повторила. Так что, не заморачивайся: ты прав. А на правду не обижаются. Расслабься, Кир. Иди уже и спи со спокойной совестью. К тебе никаких претензий.

— Ты, все-таки, жалеешь обо всем? А я не жалею, Лиз. И рад, что ты тогда именно так поступила.

— Значит, тебе нравятся женщины легкого поведения. Тогда не пойму причину твоих наездов.

— Мне ты нравишься. Понимаешь? А ревновать не нравится. В этом вся проблема. И каждый раз, думая, что тебя еще кто-то видит, и представляет, что мог бы с тобой сделать… Мне крышу рвет. В этом причина.

— Хорошая выдумка. Мне нравится. Спасибо. Это все?

— Нет.

— Жаль. Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры.

— Ты меня ударишь?

— Нет. — Вот еще. Тратить силы. Они мне еще понадобятся…

— Дай мне, пожалуйста, телефон.

— Зачем? — С недоумением протянул свою трубку.

— Вообще-то, я свой просила подать, он на зеркале валяется… Но так даже лучше.

Экран уже был разблокирован. Обалдеть, какое доверие мы проявляем к девушке со слабой моралью… Найти в списке последних вызовов нужное имя — проще простого…

— Да?! Где тебя черти носят?!! — Хорошее приветствие, нужно запомнить…

— Андерс, это Лиза. — Напряженная пауза. Переваривает. Сейчас волноваться начнет. — Забери, пожалуйста, Кирилла.

— Не понял. Что с ним?! Где вы?!! Что случилось, Лиза?!! — Паника в голосе. Еще немного — и схватит невозмутимого скандинава сердечный приступ…

— Энди, выдохни. Все нормально. Кир жив и здоров. Просто, достал немного. А уходить не желает. Я бы могла полицию вызвать, но не хочу скандала и огласки.

— Что он опять натворил, Лиза? — В голосе Андерса явно слышалось облегчение…

— Ничего страшного, не переживай. Всего лишь сказал правду…

— Лиза, ну, не придумывай лишнего! — Это уже Кир вмешался в диалог. — Я же объяснил тебе…

— Вот видишь, теперь делает вид, что он милый и хороший мальчик… А на самом деле, козёл козлом…

— Лиз… Я понял тебя. Сейчас приеду. Вы где? — Андрюха оказался парнем сообразительным. И лишних вопросов не стал задавать. Только по делу.

— У меня. Подъезд помнишь?

— Обижаешь. Разве можно забыть?

— Хорошо. Квартира восемьдесят девять.

Я нажала отбой, и молча передала телефон в руки Кирилла. Он, так же молча, взял.

— Неужели, ты думаешь, что Андрюха сможет вытолкать меня отсюда, против воли? — Он снова попытался потрогать меня — погладил пальцами по запястью, потом выше, до локтя. Я отдернула руку. Вышло не очень-то красиво, но это не важно.

— Нет. Я надеюсь, что ты не станешь позориться на его глазах и сам уйдешь.

— А если стану?

— Тогда с ним уйду я.

— Куда?

— Придумаю. Попрошусь пожить у него… Раз ты меня из моей же квартиры выживаешь…

Кир посмотрел на меня как-то… очень серьезно… и это не ревность была, не злость, а что-то большее. Знать бы — что?

— Не шути так, очень тебя прошу.

— А разве ты не заслужил таких шуток?

— Я не о себе говорю. Не шути с Андрюхой.

— Слушай, друг любезный, а не слишком ли ты часто мне приказываешь и запрещаешь? Ничего не перепутал?

— Я не запрещаю, Лизонька. Я прошу. — И вытянулся, как ни в чем не бывало, рядом со мной на кровати. Руки за голову закинул. И начал, как будто нечаянно, подглядывать в мой блокнот. — Дай посмотреть-то, что ты в порыве злости начирикала. Спорим, там раз двести написано, что я — подлец и ублюдок?

— Слишком много чести, бумагу на тебя тратить. — Блокнот захлопнула, отодвинула подальше. — И не переводи стрелки. Ты мне по поводу Андрея не ответил.

— Я не перевожу. Просто любопытно стало… Ну, дай посмотреть, пожалуйста… — Таким умильно-щенячьим тоном, совершенно не вяжущимся с образом хищно-серьезного Кирилла… Смягчилась, отдала свои картинки… Он взялся перелистывать, с явным интересом.

И выдал, совсем неожиданно, когда я уже про вопрос забыла:

— Он очень хорошо к тебе относится. Если узнает, что обидел, всю плешь мне проест…