Полуденная жара, вид чисто накрытого стола и голод побудили охотника спросить, не может ли он за деньги или за спасибо получить здесь еды и питья, а также приют до наступления прохлады.

- За деньги - нет, - ответил Старшина, - а за спасибо - обед и ужин и ночлег, покуда господину не прискучит.

Он приказал подать блестящую, как зеркало, оловянную тарелку, не менее блестящие нож, вилку и ложку и пригласил гостя сесть. Последний принялся за крутой вареный окорок, крупные бобы, яйца и колбасы со всем аппетитом, свойственным молодости, и нашел, что местные блюда, ославленные на весь мир как варварские, были вовсе не так плохи.

Хозяин был молчалив, так как крестьянин неохотно говорит за едой; все же юноша узнал из расспросов, что человек по имени Шримбс или Пеппель был неизвестен в этой местности. Работники и служанки, сидевшие отдельно от хозяев на другом конце длинного стола, хранили молчание и только смотрели в тарелки, из которых черпали ложками пишу.

Когда они поели и вытерли рты, они стали подходить к хозяину один за другим и каждый спрашивал:

- Хозяин, мое изречение!

Старшина наделял каждого из них поговоркой или цитатой из Библии. Так, он сказал рыжему работнику, подошедшему к нему первым:

- Скорый на свару зажжет пожар, а скорый на руку прольет кровь.

Второму, толстому, медлительному человеку:

- Ступай к муравьям, ленивец, посмотри, как они живут, и учись.

Третьему же, черноглазому парню с дерзким взглядом:

- Лучше синица в руке, чем журавль в небе.

Первой служанке досталось изречение:

- Если у тебя есть скот, то смотри за ним, а если он приносит прибыль, то оставь его себе.

А второй он сказал:

- Нет ничего тайного, что не стало бы явным.

После того как каждый был наделен таким образом, все отправились на работу, одни с равнодушным, другие с ошеломленным видом. Вторая служанка покраснела, как рак, от доставшегося ей изречения. Охотник, начинавший постепенно привыкать к местному диалекту, с удивлением внимал этим поучениям и, когда они кончились, спросил, какова их цель.

- А пусть поразмыслят над ними, - сказал Старшина. - Когда они вновь соберутся здесь сегодня вечером, они скажут мне, как они поняли мои поучения. Большинство деревенских работ таково, что люди могут думать при этом о чем угодно; тут им и приходят в голову дурные мысли, которые потом порождают распутство, ложь и обман. Кормя лошадей, они думают, как бы стащить овес, а когда служанка доит корову, у нее милый вертится перед глазами. Если же человек получает такое изречение, то он не успокоится, пока не выжмет из него морали, а тут и время прошло, и он не успел подумать ничего дурного.

- Да вы истинный мудрец и пастырь! - воскликнул молодой человек, удивление которого росло с каждым мгновением.

- Многое можно сделать с человеком, если привить ему мораль, - сказал глубокомысленно Старшина. - Но мораль больше действует в коротких изречениях, чем в длинных речах и проповедях. Люди живут у меня гораздо дольше с тех пор, как я напал на эти поучения. Правда, весь год нельзя пробавляться поговорками; во время пахоты и сбора урожая кончаются всякие обдумывания. Но тогда в них и нет нужды, так как у людей не хватает времени для дурных поступков.

- Вы, значит, делаете перерыв в ваших поучениях? - спросил охотник.

- Зимой они обычно начинаются после молотьбы и длятся до посева, ответил Старшина. - Летом же они происходят от Вальпургиева дня до каникул. Это - время, когда у крестьян меньше всего дела.

Охотник спросил, почему девушка так покраснела, и получил ответ:

- У нее есть что-то на совести, а в таких случаях я поставил себе за правило приводить какое-нибудь изречение, из которого паршивая овца видела бы, что я знаю про ее грех. Подождем, не выяснится ли что к вечеру.

Он оставил юношу одного, и тот осмотрел дом, двор, фруктовый сад и луга. Охотник провел за этим занятием много часов, так как каждая вещь в отдельности его заинтересовала. Сельская тишина, зелень лугов, зажиточность, которой дышал весь двор, производили на него приятное впечатление и пробуждали в нем охоту лучше провести неделю или две, которые могли протечь до получения известия от Иохема, среди этой шири природы, чем в узких улицах маленького города. То, что было у него на уме, то было и на языке, а потому он тотчас же отправился к Старшине, выбиравшему в дубовой роще деревья для рубки, и высказал ему свое желание. Взамен он изъявил готовность помочь хозяину во всем, чем мог быть ему полезен.

Красота - отличное приданое. Она, как тот золотой ключик, который чудодейственно отворяет семь различных замков. Она - паспорт, с которым владелец может свободно гулять по миру, не нуждаясь в пропуске у караулов. В романах и новеллах красота переносится через все пропасти бездны, как семицветный мост Ириды.

Не будь охотник так красив, какие обстоятельные мотивы пришлось бы мне придумать и развернуть, чтоб Старшина захотел предоставить ему ночлег! А теперь мне достаточно будет сказать, что Старшина некоторое время рассматривал стройную и сильную фигуру, честное и благородно прекрасное лицо юноши, сначала долго качал головой, а затем, сделавшись любезнее, кивнул и согласился на его просьбу. Он предоставил охотнику боковую комнатушку в верхнем этаже, откуда с одной стороны были видны за дубовой рощей холмы и горы, а с другой луга и ржаные поля.

Правда, гость должен был взамен платы за приют обещать, что выполнит одно удивительное условие, потому что Старшина даже красоте неохотно давал что-либо даром.

А именно перед тем, как разрешить молодому человеку остаться в доме, Старшина спросил его, не любит ли он охоты, как можно предположить по зеленому колету, ружью и ягдташу. Тот ответил, что с тех пор, как он себя помнит, он обожает охоту до страсти, до бешенства, умолчав при этом, что, кроме воробья, вороны и кошки, ни одна божья тварь не погибла от его дроби.

Действительно, так оно и было.

Он не мог дня прожить, чтобы не пострелять из ружья, но регулярно давал промах и только на восемнадцатом году убил воробья, на двадцатом ворону, а на двадцать четвертом - кошку; и это было все. Удивительное происшествие накануне его рождения наделило его, точно родинкой, этой непонятной при столь жалких результатах склонностью. По крайней мере, он сам связывал с этим роковым событием страсть, которая весьма огорчала его, когда он задумывался над ней в минуты благоразумия.

Получив утвердительный ответ, Старшина сделал ему предложение, заключавшееся в том, чтобы охотник ежедневно по нескольку часов подстерегал в поле крупную дичь, которая производила на его посевах, в особенности на расположенных вдоль склона, большие опустошения.

- Там в горах, - объяснил старик, - находятся дворянские лесные угодья; звери потравили и помяли мне достаточно зерна еще в прошлые годы, но в этом году стало совсем плохо, так как молодой граф тут по соседству рьяный охотник и развел множество дичи: олени и лоси, как овцы, выходят из леса и губят все плоды моей работы. Сам я на это дело не мастер, а работникам поручать неохота, так как под предлогом хождения на тягу они могут легко от рук отбиться; поэтому животные там так нахозяйничали, что сердце кровью обливается. Вы попались мне как раз кстати, и если в течение двух недель до урожая вы будете держать этих рогатых чертей на почтительном расстоянии от ржи, то этим вполне оплатите ваши харчи.

- Ха-ха-ха! Я браконьер? Я ворую дичь? - воскликнул молодой человек и расхохотался так звонко и весело, что заразил Старшину.

Продолжая смеяться, Старшина провел рукой по тонкому сукну, из которого был сшит колет его гостя, и сказал:

- Именно потому, что вам не грозит особенной беды, если вас изловят. Вам легче отвертеться, чем какому-нибудь несчастному работнику. Мухи застревают в паутине, осы прорываются насквозь. Да и какое тут преступление - защищать свое добро от бестий, которые жрут его и уничтожают? - воскликнул он, причем смеющееся выражение его лица внезапно сменилось яростным гневом. Жилы на лбу вздулись, лицо раскраснелось, белки налились кровью; старик был страшен.