А оказалось, что этот подлец просто пользовался бедной наивной девушкой, жрал в три горла, трахал ее, засирал раковину и бачок для грязного белья и ссал мимо унитаза, совершенно не собираясь ставить штамп в паспорте.

- Да, ситуация, - глубокомысленно сказал Артур в ответ, наблюдая, как Маша поглощает эклер за эклером. – Ты не поправишься?

- Нет, - решительно ответила девушка. – И это все, что ты хочешь сказать?

Артур выдержал паузу, наклонился к Маше поближе. Внимательно пригляделся.

- Думаю, он просто не хочет оставлять тебя вдовой.

- Что? – девушка аж подавилась.

- Ну ты знаешь про его опухоль.

- Аарон Иваныч сказал…

- Год. Максимум.

Маша сникла. Артуру она верила. После того, что он сотворил с ее лицом и вообще с телом, она считала его чуть ли не волшебником уровня Северуса Снегга.

- А почему он не сказал?

- А что он должен был сказать? – парировал Артур.- Маша, я скоро умру, но люблю только тебя?

- Ну да, - неуверенно ответила девушка.

- Ты думаешь, почему он так держится? Чтобы тебя не расстраивать. Ты же ему дорога, вот он и беспокоится. О тебе.

Маша вздохнула. Как и любая девочка, она готова была поверить в любую мало-мальски правдоподобную чушь, лишь бы эта чушь совпадала с ее чувствами. К тому же тембр голоса Артура, цепляющий не то что за душу - прямо за подсознание, не оставлял места для сомнений.

- Так значит, он меня любит?

- Ну конечно, - кивнул Артур. – Я тебе больше скажу, есть шанс, что его вылечат. В ближайшие месяцы мы летим в одну южноамериканскую страну, там есть люди, которые ему могут помочь. Так что вот ты сейчас наорала на него, а он там сидит один, плачет, а опухоль-то растет от этого еще быстрее.

На Машу было больно смотреть. Только сейчас она поняла, как была неправа, обвиняя Павла, этого прекрасного, любящего человека, способного разрушить свою личную жизнь, только бы ей, Маше, было хорошо. Теперь поведение Павла казалось ей вполне логичным – он делал все, чтобы она ушла, но недостаточно усердно, потому что было видно, что ему нравится, как она готовит, убирается и хранит домашний очаг.

- Может, мне вернуться к нему? – сквозь слезы спросила она.

- Ни за что, - отрезал Артур. – Чтобы он страдал? Он еще на работе на тебя насмотрится, представь, что творится в его душе.

Маша представила и ужаснулась.

- Но что же делать?

- Я бы поселил тебя здесь, - Артур покачал головой, - но чем дальше ты будешь от Павла, тем лучше. Домой вернуться не вариант?

Маша замотала головой.

- Ладно, - Артур залез в карман, достал тонкую пачку денег. – Здесь тысяч сто, наверное. На первое время должно хватить. Заселись в какой-нибудь СПА-отель, отдохни, расслабься, походи на процедуры, если будут проблемы – звони, решим.

- Я не возьму, - попыталась протестовать Маша.

- Бери, у меня еще есть, - Артур ободряюще кивнул. – От матери наследство осталось. Мы же не чужие люди, всегда помогаем друг другу.

Он вызвал такси, проводил Машу до подьезда, усадил, кинул в багажник сумку с вещами и помахал вслед рукой. Настоящий второй пилот.

Второй пилот вздохнул, глядя на уезжающую желтую машину. Ухмыльнулся. Интересно, что скажет Павел, если узнает. Хотя нет, узнать он не должен.

Павел встретил Артура на лестничной площадке – все в той же майке, труселях и тапках с мордой зайца. Словно подкарауливал.

- Ушла? Куда? Что сказала? Что ты ей сказал?

- Да. В гостиницу. Что ты мудак. Я согласился, – коротко и по пунктам ответил Артур. Поглядел на пригорюнившегося Павла. – Даже не хочу знать подробности. Ты все сделал правильно.

- Точно? – тот с надеждой посмотрел на парня.

- Ага. Сначала ты должен с собой разобраться, а уже потом девкам головы морочить. Давай, собирайся на работу, больные ждать не будут. Если нужен сеанс психотерапии – это к Елене, сексотерапии – Марина поможет, что-то она мрачная в последнее время, от недоеба, наверное. А у меня было ночное дежурство, - Артур картинно зевнул, - режим труда и отдыха нарушать нельзя. Хочешь, после работы заходи, поплачешься.

- Да нет, - Павел пожал плечами, - ушла и ушла. Ты прав, мне сейчас лишние привязанности не нужны.

- Вот и дальше себя в том же духе убеждай, - посоветовал Артур, закрывая дверь.

Как раз в это время Петрович, спустившийся в прозекторскую, чтобы проверить, все ли убрано, и обнаруживший труп Славика, послал сообщение Лейбмахеру. Потом взвалил труп на каталку и отвез его в старый гараж, положил около верстака. Огляделся – вроде все выглядело натурально. В гараж можно в обед послать рабочих, они тело и обнаружат. А там полиция, вскрытие, сбор денег на похороны, насколько Петрович знал – Славик был одинок и нелюдим, так что хоронить придется коллективу. Соломоныч скажет речь, девочки поплачут, вспомнят, какой замечательный Слава был человек, мужики вздохнут и согласятся. Главное, что молчаливый. На кислое лицо Петровича с трудом налезла улыбка – теперь копаться в остатках от расчлененок предстояло его напарнику.

Напарник, прибывший следом, предстоящего счастья не оценил.

- Ты как хочешь, - заявил он Петровичу, - а я уборщиком работать не нанимался. Надо тебе, бери тряпку и вперед, с песней, значит. А я – ну нахрен такое, и так по головке не погладят, если узнают, чем мы тут занимаемся, а вообще я долг Соломонычу выплатил почти, еще пара жмуриков, и уеду.

- Ну-ну, - Петрович сделал обычное кислое лицо, нащупал в кармане телефон.

- Не нукай мне тут, тоже нашел лошадь. – Живчик сплюнул, затер ботинком желтовато-студенистый комок, подгреб пыли. – Что за ебаныврот.

Хуже обычного дурака только инициативный.

Петрович дураком не был, он работал в больнице санитаром вот уже двадцать лет, повидал тут всякого, благодаря Лейбмахеру и его мясной лавке дети Петровича были пристроены и уже как год оба учились за границей. Хоть и не в Америках, всего лишь в Чехии, но вырастут приличными людьми, может быть. А то, что он на краже наркоты попался, забылось давно. Милицией забылось, а вот Петровичем – нет, главное, что Соломоныч тогда его за просто так отмазал, ничего за это не взял. И Петрович это не забыл, отрабатывал не за деньги, а за самим не понятое чувство благодарности. До сих пор никто за руку их не поймал, но чуял Петрович – долго это не протянется. И так года три уже по два-три набора в месяц отправляют, ну год еще, два, а потом свернется все. Так что можно и вдвоем поработать, Сева не сломается тряпкой лишний раз махнуть.

Сева, его двоюродный брат, простой деревенский парень, полгода назад попавший под крылышко Петровича с подачи дорогих родственников, как раз особыми способностями не обладал. Как говорится, в тридцать лет ума нет – и не будет. А тут сороковник, без вариантов. Да еще советская, а потом все та же, но уже российская власть систематически отбивала у деревенских желание трудиться. Если у их общей с Петровичем бабы Мани была корова, утки и куры, то уже у родителей – самогон, ворованная солярка и песок с ближайшей стройки, а у самого Севы – набеги на появившихся фермеров и мелкий разбой. А поскольку в новом государстве такое времяпрепровождение называлось бизнесом, то и Сева ощущал себя хоть и не очень крутым, но бизнесменом. Выдаваемых Петровичем денег хватало на девок, бухло и семилетнюю бэху, по меркам деревни Сева был крут, очень крут. Даже копил немного, на будущее, чтобы кирпичный дворец в начале улицы построить, там, где грязи поменьше и колея на дороге не такая глубокая. Но вот пахать за двоих он был категорически не согласен.

- У Маринки, хиругички из травмы, хахаль появился, - он важно посмотрел на Петровича, мол, смотри как надо проблему решать, - давай его привлечем, пусть тряпкой машет. Давай, поговорю с ним, денег дадим немножко, он и будет тут елозить мочалками. А трупаки, официальные они или нет, кто разберет. Не этот же дебил перекачаный. Я, кстати, слышал, что хирургичке этой бабки нужны, вот пусть ебарь ее и постарается.