Его лицо исказилось от боли, и он протяжно застонал, — видимо, рана причиняла ему мучительную боль.

Велла принес из каюты подушку и подложил ее под голову барона.

После этого Корделия счет потеряла, скольким мужчинам она накладывала повязки, скольких они с Веллой вытащили из-под упавших парусов и обломков снастей, причем многие из них были лишь оглушены ударом по голове.

Все это время неуправляемый корабль вращало и болтало на волнах, но с наступлением сумерек качка заметно усилилась.

Высокие волны бились о борта корабля, обдавая брызгами раненых, и Корделия вся промокла, пока защищала их, как могла, от воды.

Она то и дело подходила к Марку, чтобы поправить повязку, пощупать пульс, проверить, прекратилось ли кровотечение. В очередной раз подойдя к нему, Корделия увидела, что он пришел в сознание.

— Тебе… не следует… это делать, — с трудом выдавил он.

— Я и Джузеппе — единственные, кто не пострадал, — возразила она. — Если мы позаботимся о раненых сейчас, то многим из них спасем жизнь.

Девушка призналась ему, что потратила немало времени, оказывая помощь умирающим, борясь за их жизнь до последней минуты, пока не убеждалась, что не в силах была спасти их.

Среди раненых был один матрос, которому оторвало ногу пушечным снарядом. Страшная рана загрязнилась. Корделия невольно вспомнила наставления матери и тут же послала Веллу за спиртом.

«Чаще умирают от грязи, попавшей в рану, чем от самой раны, — говорила дочери леди Стэнтон мягким, спокойным голосом. — Мне рассказывали, что адмирал Нельсон приказал на своих кораблях обрабатывать раны спиртом, и таким образом спасли многим жизнь».

Когда Джузеппе принес спирт, раздобытый где-то в трюме, Корделия, уверенная, что поступает правильно, сняла повязку с ноги Марка, полила ее спиртом и снова наложила повязку.

От жгучей боли Марк сначала впал в бессознательное состояние, затем закричал, но, пересилив себя, прикусил губы и больше не проронил ни звука.

— Извини, Марк, — сказала Корделия, — но спирт предохранит рану от гангрены.

Марк не ответил и только кусал губы. Затем протянул руку к бутылке, которую держал Велла, схватил ее и жадно сделал несколько глотков.

— В трюме… есть бренди, — сказал он хриплым голосом. — Раздайте всем раненым. Пусть они выпьют… сколько смогут. Это облегчит… их страдания.

— Я уже подумала об этом, — сказала Корделия, продолжая бинтовать его рану.

Через некоторое время Джузеппе Велла появился на палубе с дюжиной бутылок, которые начал раздавать тем, кто был в состоянии пользоваться руками.

Команда пушкарей на нижней палубе также нуждалась в помощи Корделии.

Девушка спустилась туда и на мгновение замерла на месте, пытаясь сохранить самообладание. Только не хватало ей сейчас хлопнуться в обморок, подобно слабонервной девице.

Воздух на нижней палубе был душный, пропитанный запахом пороха, крови, потом. Но главное — здесь царил страх.

Треск и скрежет дерева, шум бушевавшего моря, грохот катавшихся от сильной качки предметов смешивались со стонами, проклятиями и руганью раненых.

Велла капал ром на раны, затем давал несчастным выпить глоток из бутылки, а Корделия перевязывала полуголых, окровавленных матросов, которые, приходя в сознание, смотрели на нее широко открытыми глазами, видимо, считая, что они бредят.

Никто не мог ожидать, что женщина, тем более благородная леди, случайно оказавшаяся на корабле, станет заниматься тяжелой и грязной работой, перевязывая раненых.

На кораблях этой работой обычно занимались мужчины из тех, что был непригоден к другой работе или нес наказание за проступки или неповиновение приказам капитана.

Один из раненых, юнга-подросток, спросил:

— Я умираю, мэм?

Когда Корделия заверила его, что он поправится, мальчик прошептал:

— Только мама так заботилась обо мне. Другой юнга, которому не было и пятнадцати лет, был ранен в руку и постоянно повторял;

— Я не испугался! Мне было совсем не страшно!

— Конечно, ты был храбрецом! — ласково успокоила его Корделия.

Уже давно стемнело, и ей приходилось работать при свете двух тусклых корабельных фонарей. Наконец она убедилась, что не осталось никого нуждавшегося в ее помощи.

Но среди раненых на палубе остались лежать тела умерших, и тогда Велла с помощью матроса, пришедшего в себя после удара по голове упавшей мачтой, начал по морскому обычаю сбрасывать тела мертвых в пучину волн.

Корделия услышала, как Джузеппе Велла и матрос шептали вслед сбрасываемому телу:

— Упокой, господи, души усопших и даруй им царствие небесное!

Каждый раз, произнося скорбные слова реквиема, мальтийцы крестились.

Волнение на море все усиливалось, волны время от времени заливали палубу, поэтому Корделия послала Джузеппе вниз за гамаками и одеялами для тяжелораненых, а тех, кто мог передвигаться, они отвели на нижнюю палубу.

Корделия поднималась на верхнюю палубу, только что отведя вниз матроса, легко раненного в руку, когда Велла нагнал ее и тихо сказал:

— Корабль получил серьезные повреждения во время боя, и его затопляет водой, госпожа!

— Можно что-нибудь сделать? — спросила Корделия. Слуга отрицательно покачал головой.

— Чтобы откачать воду, нужна помпа, а работать на ней некому, к тому же нижний трюм затоплен водой на несколько футов.

Корделия с отчаянием посмотрела в сторону Марка.

Они устроили его, как могли, удобнее, подложив подушки и накрыв одеялами.

Корделия знала, что двигать его было опасно из-за возможности нового кровотечения.

Марк и так уже потерял много крови, она меняла ему одну повязку за другой.

— Капитану пока ничего не говорите, — попросила девушка.

Велла понимающе кивнул.

Она распорядилась, чтобы раненых больше не спускали на нижнюю палубу, понимая, что моряки предпочитали умереть на открытом воздухе, чем погибнуть в капкане заливаемого водой кубрика.

Корделия чувствовала себя разбитой и усталой не только от забот о раненых, но и от сильной качки и штормового ветра, затруднявших передвижение по кораблю.

Волосы ее от ветра растрепались и облепляли лицо.

Отчаянное желание быть рядом с Марком и найти утешение близ него подтолкнуло Корделию подняться на полуют и сесть около него.

Его глаза были закрыты, дыхание не улавливалось, и, охваченная внезапной паникой, девушка подумала, что он умер.

Она положила руку на его лоб. Марк открыл глаза и слабым голосом спросил:

— Мы погружаемся… в воду?

Ее удивило, каким образом он узнал об этом, но потом ей пришло в голову, что чутье опытного моряка подсказало ему, в каком положении находился корабль.

— Совсем немного, — сказала она, — но начинается шторм, и неизвестно, сколько мы продержимся.

— Тебе… не страшно?

— Нисколько, раз я рядом с тобой.

Корделия наклонилась к нему и взяла его за руку.

Опустив голову на его плечо, она подумала, что если ей суждено умереть, то лучше погибнуть вместе с возлюбленным в бушующем море, чем одной — в мальтийской тюрьме.

Корабль медленно погружался в воду и сильно накренился на левый борт, куда его тянули тяжелые паруса, свесившиеся за борт. Корделия догадалась, что именно поэтому корабль еще не затонул. Самые большие пробоины находились по правому борту выше ватерлинии, из-за сильного левого крена корабля волны не достигали их.

Ночь была безлунная, небо затянули тучи, сквозь которые время от времени проглядывали крупные яркие звезды.

Корабельная качка действовала усыпляюще, и Корделия, сломленная усталостью, заснула беспокойным сном на плече Марка.

Когда девушка открыла глаза, уже светало, и звезды тускло мерцали на небе, охваченном быстро разгоравшейся зарей.

Она резко села и посмотрела на Марка.

Он тоже проснулся, и их глаза встретились.

В этот момент неожиданно раздался страшный треск, корпус корабля вздыбился, задрожал.

Корделия испуганно закричала и прижалась к Марку. — Корабль налетел на прибрежную скалу! — сказал Марк, словно разговаривал сам с собой.