Что немцы собираются делать, если отремонтированный мост опять обстреляют, было в общем-то, понятно. Несмотря на все достоинства нашей артиллерии, немецкая была гораздо лучше подготовлена к контрбатарейной борьбе. Вот с большака съехали тягачи, тянувшие шесть уже знакомых мне 105-мм гаубиц, которые тут же стали приводить в боевое положение. На помощь артиллеристам сразу же поспешила целая толпа пехотинцев, начавших копать землю своими лопатками. В полукилометре от них стала готовить себе позиции вторая батарея.
Наверняка где-то дальше в темноте сейчас готовились к стрельбе еще несколько десятков орудий. Конечно, немцы не попались на простенькую уловку и догадывались, что обстреливать их приготовилась не одна пушка, а как минимум, батарея. И у них были хорошие шансы подавить эту батарею своим огнем.
Пока я глазел на основную дорогу, то не заметил, что по грунтовке позади нас уже началось движение, хотя и не такое интенсивное. Транспорт с проселочной дороги тоже не доезжал до моста, и сворачивал в сторону.
Мы с тревогой наблюдали, как шевелящийся ковер из машин, людей и повозок постепенно покрывал поляну, все ближе подбираясь к нашему холмику. До ближайших немцев было уже всего метров пятьсот. Хорошо еще, что дальше дорогу им преграждал овражек, хотя и неглубокий, но непроходимый для транспорта.
Вот уже на первую готовую переправу съехал пустой грузовик, и медленно проехал по ней, проверяя на прочность. Скоро вся эта орда немцев сможет двинуться дальше.
- Пора уже, - мысленно прошептал я. И как будто услышав мои слова, начался обстрел. Что именно стреляло, кроме меня наверно знали только артиллеристы. Тот самый, знакомый по кадрам кинохроники жуткий вой ракет, выпущенных "Катюшами", заставил прижаться к земле не только немцев, и наших бойцов. Но в отличии от кинохроники, здесь к вою еще прибавились взрывы, которые как мне показалось, гремели совсем рядом. Все-таки рассеивание у систем залпового огня довольно большое.
Присмотревшись внимательнее, я понял, что на самом деле разрывы ракет накрывают фашистов не ближе, чем в восьмистах метров от нас. Успокоившись, я попытался определить, где находятся позиции гвардейских минометов. Насколько можно было сориентироваться в темноте, катюши стреляли километрах в пяти-шести к югу отсюда. То, что обстрел начали именно они, давало нам сразу два преимущества. Отстрелявшись, машины сразу покинут позиции и уедут, так что вражеская артиллерия, если она уцелеет, будет им не страшна. Немаловажным был и психологический фактор. К обычному обстрелу немецкие солдаты более-менее привыкли, а вот вид огненных стрел, в большом количестве и со страшным шумом несущихся к ним, вызывает настоящий ужас и панику.
Наши бойцы, убедившись, что грозное оружие им не угрожает, осмелели и подняли головы, наблюдая картину ужасного разгрома.
Как только вой ракет стих, среди скоплений вражеской техники выросло сразу восемь разрывов. Грохот от них слился в один громоподобный рокот, и больно ударил по перепонкам, даже сквозь ладони, которыми я зажимал уши. Это начала работать дивизионная артиллерия.
Через несколько секунд, за которые корректировщик должен был успеть скороговоркой доложить о результатах стрельбы, еще шесть снарядов легло прямо посреди немецких пушек, изготовившихся к стрельбе. Немногочисленная прислуга орудий, копошащаяся рядом с ними, сразу повалились на землю - кто погиб, а кто прячется от обстрела.
Что-то грохнуло позади нас. Это к обстрелу присоединилась очередная батарея, взявшая на себя грунтовку. Постепенно в общий концерт втянулось не меньше сорока орудий, в основном бивших по главной дороге и большой поляне. Я не мог сказать точно, какие калибры сейчас ведут артподготовку, но судя по всему, в ней участвуют все орудия, имеющиеся в нашей дивизии. Даже за рекой немцам не было покоя. Там вспухали разрывы поменьше - работа полковой артиллерии или 82-мм минометов.
Точность стрельбы у пушек намного выше, чем у систем залпового огня, и артиллеристы могли спокойно бить по ближайшим к нам немцам, прятавшимся в овражке всего в пятистах метрах отсюда, не боясь при этом задеть нас.
Не понимаю, как Гусев успевал их всех корректировать. Скорее всего, он просто распределял квадраты между дивизионами. Вспомнив про артиллериста, я посмотрел, что он там делает. Не обращая внимания на большой праздник бога войны, Гусев смотрел в бинокль куда-то на север, где были видны только маленькие вспышечки. Похоже, что в игру включились немецкие батареи. Это не удивительно. В пределах видимости было не больше двух десятков вражеских орудий всех калибров, а во всей пехотной дивизии их должно быть в несколько раз больше, даже с учетом потерь последних дней.
Я тоже поднял бинокль, и держа его одной рукой попытался рассмотреть, где еще могут находиться немецкие пушки и сколько их. Левой рукой я продолжал зажимать ухо, так как с этой стороны грохотало сильнее всего. Время от времени недалеко от мерцающих вспышек, еле видных за деревьями, вставал столб огня. Наверно большая часть нашей артиллерии занята, и в контрбатарейную борьбу включилось только одно орудие. Но нет, оказывается, это был только пристрелочный огонь, и у наших артиллеристов еще осталась в запасе целая батарея, в чем фрицам пришлось тут же убедиться.
Тем временем Авдеев покинул свою ячейку и подполз ко мне. Что он говорил, я почти не слышал, но сержант достал кусок хлеба, и показал мне знаками, чтобы я пожевал его и мякишем залепил себе уши. Пока я занимался спасением барабанных перепонок, Гусев снова повернулся к главным силам противника. Очевидно, вражеские орудия были уже подавлены.
Постепенно канонада стихала, но восемь орудий продолжали методично бить по вражеским позициям, перемешивая их с землей. Как и следовало ожидать, больше всего боеприпасов у нас имеется для трофейных гаубиц, и теперь, если понадобится, они могли отправить обратно немцам хоть несколько вагонов снарядов, если понадобится. Я правда не ожидал, что 105-мм орудий будет так много. Но за последние дни не только наша рота разжилась трофеями, а сообразительные артиллеристы не зря всегда считались самыми умными среди всех родов войск. Они за несколько дней смогли освоить сложную технику, и теперь были готовы применить свои знания на практике.
Но хотя восемь пушек с большим запасом снарядов и представляют собой грозную силу, но держать под контролем участок длинной несколько километров им достаточно трудно. Уцелевшие немцы это скоро поняли, и стали потихоньку подниматься из своих укрытий. Несмотря на безлунную ночь все поле, усеянное искореженной техникой, было хорошо освещено. Все что только могло гореть, пылало, и в отблесках пламени все движения немцев были как на ладони.
Где-то в направлении Андреаполя ухнуло, и небо с той стороны озарилось красным заревом. После того, как мы надежно закупорили дорогу, соседняя дивизия могла спокойно обстреливать вражескую колонну, которой теперь некуда было деться.
Хотя большинство фашистов, выживших после обстрела, благоразумно решило отходить на запад, но часть все-таки предпочла направиться в нашу сторону. Организованной атаки не было, просто разрозненные группы шли кто куда, и некоторые случайно выбрали неудачное направление. Впрочем, пройти через дорогу, заставленную остовами горящей техники, было непросто. Там то и дело рвались боеприпасы, лежащие в грузовиках, или врывались топливные баки машин. Поэтому обойти поляну, подвергнувшуюся обстрелу, представлялось довольно логичным.
Я передал по цепочке стрелять только по моей команде, и положив перед собой автомат стал внимательно рассматривать в бинокль подходивших немцев. Нас враги видеть в темноте не могли, поэтому шли спокойно, не ожидая засады. Некоторые тащили на себе раненых товарищей или какое-то ценное имущество.
Одна из групп мне очень сильно не понравилась. Около полусотни человек двигалось слажено, развернувшись в цепи, и держа оружие на изготовку. Метрах в тридцати перед ними шел передовой дозор. Ни одного раненого в этой группе видно не было. То ли они их бросили, решив уйти налегке, то ли вовремя успели спрятаться в овражке, и не попали под огонь. Скорее всего, первое. И действительно, когда один из солдат, не поспевавший за своими товарищами, неожиданно остановился и осел на землю, никто не остановился помочь ему. Жестоко, но надо признать, командир этого отряда действует правильно. Если он займется эвакуацией раненых, то может потерять всех солдат.
