— Ладно, тётя Васёна, попробую поговорить… — пообещала Таня. — А ты всё же сходи к отцу…

Ссутулившись, Василиса толкнула дверь и вышла из комнаты.

— Чего тебе Васёна наговорила? — подозрительно спросил её вечером отец.

Таня сказала, что речь шла о Парамоне, и попросила отца пожалеть семью Канавиных, которым и без того нелегко живётся.

— Уже пожалел… Выплакала Василиса, — признался отец. — Хотя и то сказать, не стоят они моей заботы.

— И так кругом говорят, что ты зачерствел очень, бессердечным стал, — продолжала Таня. — Мол, у тебя вместо сердца железяка в груди.

— Вот оно что… железяка, — нахмурился отец. — А ты разобралась, кто так говорит? Думаешь, легко мне хозяйство вести. Народ у нас такой — палец в рот не клади. И со всеми добреньким быть нельзя, зараз на шею сядут. Тут характер надо иметь, твёрдую руку.

На другой день, выйдя к колодцу за водой, Таня встретила на улице сани-розвальни, нагружённые длинными смоляными тесинами. За подводой шагала Василиса Канавина. Она остановила воз около своего дома и принялась сбрасывать тесины на снег.

Таня видела, как из сеней выскочил Парамон с братишками и что-то спросил у матери.

— Со склада отпустили… — сказала Василиса. — По казённой цене. Сам распорядился. Теперь хоть крышу покроем.

— За что нам доброта такая? — с недоумением спросил Парамон.

— Упросила я Кузьму Егорыча. Вошёл он в наше положение. — Василиса кивнула на Таню. — Вот и она словечко за нас замолвила. Спасибо ей… Давай помогай, сынок… Сейчас ещё за кирпичом поедем.

— Не пойму я всё-таки, за что эти подачки? — допытывался Парамон.

— Я тебе потом всё объясню, потом, — торопливо заговорила Василиса и, видя, что сын не двигается с места, подошла к нему вплотную и принялась шёпотом что-то объяснять.

Парамон вздрогнул, насупился и, кинув подозрительный взгляд на Таню, зло бросил:

— Никуда не поеду! Не надо нам ничего! — И он скрылся в сенях.

Василиса бросилась за ним следом. Только братишки Парамона, ничего не понимая, весело и шумно суетились около подводы.

С тяжёлым сердцем Таня принялась помогать им стаскивать с саней длинные гибкие тесины.

Утром школьники вышли чинить сараи. Строителей набралось человек двадцать — все ученики старших классов. Летом вместе с учителем физики Петром Акимовичем они ремонтировали школу. Кроме того, пришло с топорами и пилами ещё немало других мальчишек, «рядовых, необученных», как они себя называли, но уверенных, что чинить сарай — дело пустяковое.

Прохор Михайлович вместе с Федей и Сашей наладил школьный трактор, и ребята принялись подвозить к сараям с колхозного склада брёвна, доски, кирпич.

— Та-ак… — усмехнулся Пётр Акимович, оглядев мальчишек. — В топорики поиграть собрались.

— А что? Не боги горшки обжигают, — заявил Улька. — Я с батей сколько раз сараи чинил. Были бы доски да гвозди.

— Хочешь сказать, тяп-тяп — и готово. Нет, так не пойдёт. А ну-ка, други мои, давай на сортировку.

Пётр Акимович разбил ребят на группы. Понимающих толк в строительном деле поставил тесать брёвна, менее опытных — выгребать из сараев мусор, жечь костры, а ребятишек из младших классов за ненадобностью отослал домой.

Вскоре подвезли доски, тёс, брёвна, кирпич, ящики с гвоздями.

Ребята заменяли в сараях подгнившие брёвна, настилали полы, потолки, крыли крыши, утепляли соломой стены.

Сначала многое не ладилось. Не так просто оказалось затёсывать брёвна.

— А ну-ка, делай, как я! — Пётр Акимович без лишних слов показывал, как нужно правильно держать топор.

Феде и Саше учитель поручил изготовить ворота для утятника. Ворота должны быть одинарные, с обвязкой, средником и подкосом из брусьев.

Ребята смастерили их довольно быстро, но, когда ворота навесили на петли, они никак не хотели входить в дверной проём.

— Перекос, брат… На глазок ничего не получается. Будем переделывать, — со вздохом признался Саша и, вооружившись метром и угольником, долго определял размеры и вёл расчёты.

Дней через пять дряхлые сараи было не узнать — получились вполне приличные помещения для утят. Но теперь предстояло самое сложное: в утятниках надо было класть печи.

Колхозный завхоз привёл откуда-то печника — приземистого, румянощёкого старичка с окладистой бородкой. Печник ласково сказал: «Бог на помощь трудовому люду», осмотрел утятник, спросил, какая требуется печка, и, пошептав что-то про себя, заломил такую бешеную цену, что у завхоза перекосилось лицо.

— Не имею такого бюджета. Обязан председателю доложить. — И он направился в правление колхоза.

— Да он же хапуга, этот печник! — вполголоса вырвалось у Феди.

— Не греши, отрок, не оскверняй себя такими словами. По закону беру, как есть я первостатейный мастер на всю округу и, можно сказать, академик по печному делу.

Ребята вопросительно посмотрели на Петра Акимовича — кто-кто, а он-то действительно мастер на все руки. И электропроводку может провести, и радиоприёмник собрать, и мотор починить. А когда надо было построить помещение для школьных мастерских, Пётр Акимович всё взял на себя. Сам составил проект, смету, научил ребят выкладывать из кирпича стены, готовить раствор, возводить стропила. Кажется, он и печки умеет перекладывать.

И учитель всё понял.

— Пётр Акимович, можно этого рвача в шею выгнать? — шёпотом спросил Федя.

— Пожалуй, стоит. Хотя будем дипломатами. — Пётр Акимович подошёл к печнику. — Уходите с миром, божий человек… Как-нибудь сами управимся.

Добрых пять дней длилась кладка печей. Ребята месили глину, подавали учителю раствор, кирпичи, а сами зорко вглядывались, как мелькали руки Петра Акимовича, как он выводил печной свод, боров…

А в это время в школе Варвара Степановна проводила занятия с молодыми утководами. В звено записались почти все девочки девятого класса и несколько мальчишек. Они изучали анатомию и физиологию птицы, узнавали, как ухаживать за утками, как и чем их кормить, как добиваться высоких привесов.

Занятия занятиями, но Варвара Степановна понимала, что молодым утководам нужен умелый руководитель.

Евдокия Стрешнева посоветовала ей пригласить бабушку Фёклу Фонарёву, которая когда-то считалась в Родниках первостатейной птичницей. Теперь она перешла на пенсию, но колхозных дел всё же не сторонится.

— А совет, пожалуй, дельный, — согласилась Варвара Степановна. — Попробую воспользоваться.

Пригласив с собою девчат, записавшихся в звено утководов, она отправилась к бабушке Фёкле.

На пороге их встретила Таня.

— Вы ко мне? — растерялась она.

— И к тебе, и к бабушке, — сказала Настя. — Мы к ней целой делегацией.

Таня позвала с кухни бабушку. Люба Конькова сообщила бабушке Фёкле, что девчата пришли к ней с большой просьбой от имени школьной бригады, и принялась подробно излагать историю с «утиным фронтом».

— Знаю, знаю… — остановила её бабушка, кивая на снующих по полу утят. — Каждый день через этот фронт спотыкаюсь.

Тогда Люба попросила бабушку прийти к девчатам на вновь отстроенную ферму.

— Да вы что, — поразилась Таня, — бабушке уже за шестьдесят, она своё отработала… У неё законный отдых…

— А ты моим отдыхом не распоряжайся, — с досадой сказала бабушка. — Я хоть и не молодушка, а от дела не бегаю… Раз такую кашу с утятами заварили, надо её кому-то и расхлёбывать. — И она спросила у школьниц, кто из молодых утятниц будет у них за старшую.

— Пока ещё не избрали, — переглянувшись с учительницей, ответила Люба.

— Предлагали одной девочке взяться за это дело, но та всё ещё раздумывает… — сказала Варвара Степановна, покосившись на Таню.

— Что ж так? — полюбопытствовала бабушка Фёкла. — Осторожная, значит, девочка или работа не по нраву?

— Видимо, то и другое. Но мы ещё подождём, пусть подумает.

— А вы бы нашу Татьяну к утятам приставили, — посоветовала бабушка. — А то она нашумела на слёте, наобещала, а как до дела — так у неё всё из рук валится.