Последовал новый прыжок, но на этот раз остриё лишь слегка чиркнуло по одежде. Детина в ужасе дёрнулся и чан со смолой над его головой зловеще покачнулся. Палач шутливо погрозил ему кулаком и медленно отошёл на пару шагов, но вдруг мгновенно совершил прыжок обратно и на груди и животе казнимого пролегла длинная кровавая полоса. Звуки барабана стали громче и ритм их усложнился. Игра палача с публикой продолжалась. С каждым новым ударом рёв публики становился громче и иступлённее. Гембра смотрела на это представление широко открытыми от возбуждения и азарта глазами. Но где-то в глубине сознания время от времени всплывала мысль о том насколько ей повезло вчера в подвале. Ламисса сначала то и дело в ужасе прятала голову за плечо Кинвинда, но потом, будто непонятная сила пробила барьер страха и сострадания. Холодный парализующий стержень, сжимающий сердце и свербящий в промежности, растаял и сознание внутренне открылось происходящему. Сознание открылось и оказалось завороженным. Бой барабана и ритмичные танцующие движения палача, его стишки и прибаутки под размеренный рёв толпы воссоздавали страшный и магически затягивающий ритуал. Ламиссе уже не казалось страшным быть рядом и видеть всё это. Вид крови, и крики боли уже не встряхивали сердце и не отдавались в душе саднящими занозами. Это было частью единого действа, где всё было предзадано изначально и органично связано одно с другим. Уже не было даже ни палача, ни его жертвы, а была одна лишь мистерия. Мистерия, которая текла по своим собственным правилам, растворяя в себе волю участников, пресуществляясь через них. Подумалось даже, что быть жертвой не так уж и страшно. Испугавшись этой мысли, Ламисса опустила голову и зажала её руками. Но через несколько мгновений толпа взорвалась таким рёвом, что женщина невольно подняла голову. Чан, всё-таки опрокинулся и детина облитый вязкой дымящийся жижей теперь лишь слабо дёргался. Подручные палача осторожно, но быстро отвязали его от столба и, подхватив за ноги, бодро поволокли в виселице.

— Три дня висеть средь дам прекрасных заборонить ему нельзя, но рожу злобного болвана да скроет чёрная…

— Смола! — отозвалась толпа. Детину подцепили вниз головой на железный крюк и сильно раскачали. Уже нельзя было понять, остались ли в нём ещё искорки жизни. Стоящие на мешках подельники беспокойно зашевелились. Палач же, исполнив под звуки барабана несколько фигур какого-то диковинного танца, опять же, как бы ненароком, пробежавшись мимо мешков, провёл по ним своим кривым кинжалом. Из узких прорезей брызнули тонкие струйки песка. Послышались оценивающие возгласы — многие только теперь поняли замысел Фриккела.

— Мешки — изобретение грубое, — пояснил палач публике, — на их месте имел бы смысл пребывать кускам прозрачного чистого льда. И тогда, тая под воздействием отсутствия холода, нашим друзьям были бы подарены незабываемые ощущения, по мере их опускания вниз на положенное по закону расстояние. Но льда у меня нет. Ну, нет, что поделаешь! — он развёл руками. Может у кого есть, а? Нету? Ну и ладно! Сойдут для них и мешки!

Казнимые с тоской и страхом смотрели вниз на весело бьющие из мешков струйки, напряжённо ожидая, когда опора начнёт уходить из-под ног.

Палач снова двинулся было к краю помоста, видимо собираясь продекламировать очередную виршу, как вдруг к своему удивлению чуть не наткнулся на постороннего человека.

— Что? И ты решил иметь намерение мне сегодня мешать?

— Нет, — последовал краткий ответ.

Теперь незнакомца увидели все. Это был невысокий коренастый человек со скуластым лицом и тёмным чубом на бритой голове. Стражники недоуменно переглядывались, не понимая, как ему удалось проникнуть на помост сквозь сплошное оцепление.

— Кто ты и что тебе нужно? — спросил Тамменмирт, в очередной раз поднимаясь с места.

Незнакомец поклонился правителю, совершив затем ещё три коротких поклона на стороны.

— Я монах Тулунк из Братства у Соляной горы. Моя цель — поединок.

— С кем же?

— Мой противник — монах Сфагам, недавно покинувший Братство Совершенного пути.

Толпа заволновалась

— Ого! — Негромко воскликнул правитель, обернувшись к Сфагаму. — Чем ты им насолил?

— Останусь жив — расскажу.

— Поединок мастеров! Что может быть лучшим украшением праздника! — провозгласил Тамменмирт.

— Ты уж постарайся остаться…

— Только ради тебя, правитель, — с улыбкой ответил Сфагам, поднимаясь с места.

— Я уж не знаю какие у вас там дела, но я к тебе привязался. Впрочем, ты можешь и не принимать вызов. — тихо проговорил он Сфагаму.

— Нет, не могу… Да и не хочу. Не бегать же мне от него.

Под приветственные крики толпы Сфагам стал осторожно пробираться между рядов к помосту. Перед ним промелькнули встревоженные взгляды друзей — Кинвинда, Стамирха, Лутимаса.

— Давай, Сфагам, покажи ему! — донёсся резкий голос Гембры. Но и в её голосе чувствовалась тревога. Совершенно особым был неотрывно пристальный взгляд больших светло серых глаз Ламиссы. Сквозь испуг и удивление просматривалось ещё какое-то необъяснимое выражение. Она что-то беззвучно шептала, будто молилась.

Пока герольд громким голосом объявлял народу о предстоящем поединке, Сфагам и Тулунк молча стояли рядом на помосте, внимательно изучая друг друга. Наконец, герольд замолчал. Притихла и толпа.

— Шмель. — сказал Тулунк.

— Скорпион. — ответил Сфагам.

— Договариваются о стиле боя, — пояснил, склонившись к уху правителя новый начальник дворцовой охраны. Тот понимающе кивнул.

Обнажив мечи, противники разошлись к противоположным концам помоста.

— Скажи Фриккелу, чтобы придержал этих…, — распорядился Тамменмирт, кивнув стражнику в сторону виселицы, — пусть тоже посмотрят напоследок. Успеют ещё повисеть…

Мучительно вытягиваясь казнимые уже балансировали на пальцах ног, когда Гвоздь проворно залепил прорези в мешках кусочками просмолённой ткани и с опаской глянув на готовых к поединку монахов, поспешил убраться с помоста.

Но те, приняв боевую стойку, не спешили скрестить мечи. Они, будто в медленном танце ходили по кругу, не сокращая меж собой расстояния. Их плавные движения были столь согласованы, что казалось, их связывают невидимые нити. Вскоре однако, характер движения изменился. Сфагам занял оборонительную позицию а Тулунк продолжал описывать вокруг него медленные круги. Внезапный каскад молниеносных движений был столь стремителен, что никто даже не успел за ними уследить. Противники вновь разошлись, продолжая плавный танец. К возгласам удивления и восхищения присоединился негромкий звук барабана. Следующая атака Тулунка была более продолжительной и публика уже могла разглядеть отдельные эпизоды боя. Такое мастерство владения мечом мало кому доводилось видеть. Невесомые серебристые молнии со свистом рассекали воздух. Скорость и техника обманных движений была непостижима. Тулунк атаковал всё напористей. Ни один из опытнейших воинов не продержался бы против него и минуты. Но защита Сфагама была надёжной. Он пока и не пытался атаковать, терпеливо, с неизменной безукоризненностью отражая нападения. Приземистый, увёртливый и подвижный Тулунк казался гораздо активнее. Ни на мгновенье не останавливаясь он продолжал неустанно кружиться вокруг своего противника и казалось, что его хитроумные цепляющие и жалящие удары вот-вот достигнут цели. Но атаки следовала за атакой, а защита Сфагама оставалась неприступной. И когда обманные пируэты Тулунка стали чуть-чуть короче, удары чуть сильнее и прямолинейнее, а возвратные защитные блоки стали медленнее на ничтожную долю мгновения, Сфагам перешёл к первым контратакам. Его скупые, но точно расчитанные выпады, тем не менее, сразу лишили Тулунка атакующей инициативы, заставляя уворачиваться и отпрыгивать, ломая ход обманных комбинаций. Пространство боя расширилось и захватило теперь весь помост, вызвав очередную волну возбуждения зрителей.

— Хорошо, что монахи ни с кем не воюют, а? — подмигнул один из стражников своему товарищу, — а то они бы нам… Вон видишь, закручивал снизу, а метил в шею. А у того защита — будь здоров!… Вот так бы нашим ребятам научиться…