В целом, симпатии толпы были на стороне Сфагама, но и мастерство Тулунка тоже не осталось неоценённым. Его искусные ухищрения и изысканные приёмы неизменно сопровождались возгласами восхищения. Но ход боя неумолимо переламывался. Сфагам методично продавливал оборону противника, шаг за шагом сужая поле его манёвра. Тулунк и сам это понимал. Сделав перерыв между атаками, он изменил тактику. Теперь его меч наносил скорее отвлекающие удары, а главные он старался нанести ногами и свободной рукой. Со стороны это напоминало хорошо поставленный изящный танец. Азарт публики достиг пика. Многие зрители на боковых трибунах повскакали с мест. Их возбуждённые выкрики слились в один сплошной вопль возбуждения. С Гемброй творилось что-то невообразимое. Неистово крича, она едва не сваливалась вниз со своего места в верхнем ряду. Ламисса закрыла глаза руками и тихонько покачивала головой не решаясь взглянуть на помост.

Вихрем переносясь от одного края помоста к другому, дерущиеся оказались на угольной дорожке. Отпрянув назад после очередного выпада, Тулунк, приняв обычную низкую стойку загрёб рукой пригоршню ещё горячей угольной пыли и швырнул её в лицо Сфагаму. Тот, разумеется, успел вовремя закрыть глаза, но сделал вид, будто ему это не удалось. Как бы не в силах открыть глаза, он подался назад и несколько вяло вслепую отбив два проверяющих удара, слегка припал на одно колено. Тулунк кинулся в прямую атаку, что и было нужно Сфагаму. Он применил одну из тех ловушек, которые мастера называли «Смерть за царапину» и которые венчали лестницу боевого искусства воина первой ступени. Поставив нарочно жёсткий и как бы напряжённо-испуганный блок против прямого и сильного удара сверху, Сфагам спровоцировал косой удар слева. В этом заключался главный и самый тонкий ход. Этот удар не был заблокирован, а лишь только отчасти придержан нарочито слабым и неуверенным, но на самом деле, ювелирно рассчитанным движением, чтобы только не позволить мечу противника врезаться в тело со всей силой. Лезвие скользнуло вниз, и прорезав одежду полоснуло Сфагама по бедру. На эту долю секунды атакующий оказался открыт. И этого было вполне достаточно, чтобы Сфагам успел нанести свои два удара. Первый — парализующий и пробивающий защиту — локтем снизу в подбородок и второй — в смертельном прыжке — ногой в грудь.

Тулунк мячиком полетел назад, пятясь и теряя равновесие. Оказавшись спиной к виселице он, расставив руки но не выпуская меча, повалился на мешки, сбив два из них. Если бы под о одеждой монаха-воина не было бы защитных пластин, то он был бы уже мёртв. Но его сознание лишь ненадолго помутилось от ломящей боли. Будто издалека донеслись сдавленные хрипы сверху и две пары босых, чёрных от угольной пыли пяток судорожно заболтались над его головой. Сфагам не спешил добивать противника, пользуясь его беспомощным положением. Он приближался медленно. Тулунк хотел было быстро подняться, но идущая изнутри волна боли и слабости вновь распластала его на гладких досках. Падая он машинально ухватился за ближайший стоящий мешок. Слабый вскрик — и ещё одна пара ног завертелась в воздухе.

— Эй, он делает за меня мою работу! — возмущённо закричал Фриккел под хохот зрителей. — Говорил «мешать не буду», а сам?! Кусок хлеба вырывает! Вот так всегда!

Палач хотел было выбежать на помост, но правитель знаком подозвал его к себе.

Тем временем Тулунк, пролежав несколько секунд с закрытыми глазами, собрал свою недюжинную волю, встал на ноги и сделал пару шагов навстречу противнику. Но исход боя был предрешён. Сфагам, играя отбил слабеющий удар меча. Затем ещё один. Тулунк замахнулся в третий раз, но мощный удар ногой в живот снова отшвырнул его назад под виселицу.

— Готов! — пронеслось в толпе.

Открыв глаза, Тулунк увидел, что всё вокруг меркнет и качается. Перед его затуманенным взором медленно проплыла обезображенная, залитая чёрной смолой перевёрнутая голова. Страшный силуэт качнулся в сторону и за виселицей снова открылась фигура спокойно стоящего Сфагама.

Это казалось невероятным, но под изумлённый вой публики Тулунк снова встал на ноги. Он сделал несколько шагов в сторону от злосчастной виселицы, где Тренда, Гелва и пышка всё ещё продолжали из последних сил извиваться на верёвках. Он даже вновь занял боевую позицию и медленно двинулся навстречу своему противнику. Меч Сфагама молниеносно описал в воздухе замысловатую фигуру и оружие Тулунка взвилось в воздух и, перелетев на другой конец помоста, вонзилось в доски рядом с шестом, на котором возвышалось поникшее тело Аланкоры. Прямой короткий выпад поставил точку в поединке. Едва не пронзённое насквозь тело Тулунка приподнятое над краем помоста, полетело вниз на головы зрителей. Под несмолкающий рёв Сфагам спустился с помоста вниз. Он не стал возвращаться на свое место — нужно было перевязать рану на бедре. В душе он радовался прекрасному поводу улизнуть с этого представления.

А на помосте вновь появился палач.

— Ну подвели они меня!… Подвели и расстроили! А этот, так вообще чуть честную корку не отъел! Так ему и надо!… У меня теперь уже и вдохновения никакого нет!… Может отпустим мальчишку, а? Правитель не против, — добавил он шёпотом, приставив ладонь ко рту.

— Отпустим!

— Отпустим! Хорош!

В это время Динольта угрюмо посматривая то на болтающихся в петлях товарок, то на стоящего рядом паренька, вцепившись поднятыми руками в верёвку, неожиданно изогнулась в прыжке и выпихнула мешок из-под его ног. Резко качнувшись в сторону, она не смогла совладать с инерцией и пальцы её ног, скользнув по грубой ткани мешка и судорожно проводив его падение, мучительно растопырились в воздухе, не находя опоры.

— Ну что ж! Не судьба, значит не судьба! — Все сегодня за меня работают. Как сговорились! — Разочарованно развёл руками Фриккел, не спеша приближаясь к виселице.

— Ну с этими больше говорить не о чем, — заключил он, внимательно рассмотрев каждого из повешенных и слегка придержав болтающуюся Динольту за обнажённый торс. — Но вон того дружка я уж никому не отдам! — Сорвавшись с места, он кинулся к другому концу помоста и выволок на середину вяло сопротивляющегося Рамиланта. Вид его был жалок. Никто бы и не узнал в этом раздавленном и истерзанном человеке известного всему городу чванливого и самодовольного франта.

Пока помощники палача выкатывали на прежнее место, убранную на время поединка плаху, герольд, объявив о том, что тела повешенных будут болтаться на всеобщее обозрение в течении трёх дней, перешёл к изложению дела Рамиланта. Его преступления в устах герольда предстали столь тяжкими и ужасными, что сочувственное отношение публики необратимо развеялось. Послышались даже отдельные выкрики, призывающие палача не тянуть с расправой. Догадки о способе казни громко обсуждались в толпе. Но правитель не спешил кончать дело. Наконец, он начал говорить.

— Как видите, по всем законам, этот человек заслужил смерть. И даже не один раз. Но! По случаю праздника мы решили смягчить наказание. Ему даже будет сохранена жизнь! Не знаю, правда, останется ли он доволен нашим решением, но это уж его дело! Его жизнь будет сохранена, но всё, что в ней было, будет перечёркнуто! А малым наказанием будет оскопление!

На помосте появился слуга с подносом в руках. Большой серебряный кубок был виден издалека.

— Твоя работа, — негромко сказал правитель Олкрину. Тот растерянно сжался.

— Пей! Легче будет. — сказал Гвоздь Рамиланту.

Косясь на улыбающегося палача, Рамилант дрожащей рукой взял кубок и выпил до дна.

— Только что преступник выпил состав, лишающий человека памяти. Сейчас он будет оскоплён и никто больше не должен вспоминать о его провинностях.

Рамилант дёрнулся было вперёд но, но тут же обмяк и беспомощно повис на руках стражников. Состав не был разведён ни вином, ни водой и потому подействовал мгновенно.

— Повезло! — заметил Фриккел, глядя на бесчувственное тело. — Начнём! Народ ждёт.

— Я устал уже! Передохнуть бы… — прогундосил свинообразный.