— А маг может. Я уверена. Маг все сможет. Пошли со мной в замок, а?
Он молчал так долго, что я снова уснула. Ну как уснула — так, погрузилась в полусон-полуявь, покачиваясь на плече и пытаясь не сползти вниз.
Мимо мелькали ветви деревьев, некоторые скользили по голове, если он не уворачивался, некоторые отгибались его мощным телом и вибрировали, распрямившись после.
Влажно, сыро, тепло, уютно. Хороший я транспорт нашла. Душевный.
— Думаешь, он поможет?
— Уверена. Он мне должен.
— Некромант? Тебе? — скептически.
— Да. Я его недавно воскресила. И он мне должен, — твердо.
— …Хорошо. Я пойду с тобой.
Парень остановился, развернулся на сто двадцать градусов и пошел совсем в другую сторону.
— Э… Не поняла. Ты что-то забыл в избушке?
— Нет.
— Хочешь посоветоваться с русалкой?
— Нет.
— А какого лешего мы возвращаемся?
— Я несу тебя домой.
Долго, мучительно соображаю.
— А до этого ты меня куда нес?
— В лес. Ордетта попросила тебя убить. Ты уничтожила всю икру, которую берегли русалки в озере. Ты даже не представляешь, как сильна ненависть к тебе водяного и всех его дочерей.
Гм… А когда уходила, вроде ничего так было… Или они тогда еще не поняли, что произошло?
— И что мне теперь делать?
— Не знаю. Меня твои дела не волнуют, ведьма, у меня свои есть.
— Н-да? А если я не отдам тебе зелье, когда придем в замок? Как тогда запоешь?
— Тогда я не отдам тебе чешую.
А? Что? Какого?..
Судорожно лезу в карман, пытаясь нащупать то, что с таким трудом добыла. Плечо отозвалось мучительной болью, мстя сразу и за все. Блин, ничего нет! А, нет, одна чешуйка осталась. У меня в кармане дырка, она в нее и провалилась. Так. Надо спрятать поглубже. И изобразить ярость, а то еще штаны снимет и обыщет, зараза.
— Либо ты сейчас вернешь мне чешую, либо я тебя убью. Сильно и кроваво, — шиплю сквозь зубы, старясь звучать громко и мысленно улыбаясь.
Охотник остановился, снял меня со спины, обернулся и… врезал в челюсть — сильно, и вырубив с первого же раза.
И на мир опустилась тьма.
Время — не знаю. Место — не знаю, темно тут, спокойно и не дует. Может, я умерла? Кто знает. Тогда загробная жизнь темная, мрачная и скучная. Так как здесь ничего нет. Здесь даже меня нет.
И меня неудержимо тянет куда-то в сторону. Так что, наверное, я все же лечу. В этой темноте. Без тела — один сплошной разум без оболочки. Забавно.
А вообще грустно как-то обрывать историю прямо так. На середине. Или в начале? У меня же все только-только начало налаживаться. Я почти освоилась, вырисовывались перспективы в виде избавления от копыт и обучения в академии магии и волшебства. Я о таком только в книжках читала. Страшно интересно, на что бы это было похоже.
И маг оказался довольно забавным персонажем. Помню, когда увидела его, в первый момент было полное ощущение того, что я попала в дурку и поселилась в ней надолго. Настолько реалистично и настолько по-кэрролловски. Его Алиса тоже пошла за кроликом, я же пошла за крысой. И был у меня и безумный шляпник, и веселый башмачник, и даже чеширский кот в виде эльфа. Все было… Умирать не хочется. Вот так всегда. Раньше переживала, что хочу назад. Давила в себе эти мысли, страдала. Чувствовала, что живу, словно задержав дыхание. Словно в омут с головой, набрав полные легкие кислорода, и задержка. Все. Точка. Сколько протянешь? Я протянула досюда, не сорвалась, не истерила и даже адекватно реагировала на все. Думаю, это все из-за событий. Постоянно куда-то бежать, что-то делать. А вот если передышка — пипец. Я бы долго не протянула. На меня бы навалилось сразу все. Я бы глотала слезы, ушла в черную депрессию, закатила бы истерику магу и ходила бы по замку… в виде небольшого такого привидения — белого, копытистого и хвостатого. Потом, наверное, сошла бы с ума. Однажды бы проснулась зареванная и просто не поверила во все это — слишком нереально. Слишком страшно поверить, что живые мертвецы, говорящие крысы, русалки и эльфы — реальность. Моя реальность. Я бы сошла с ума.
Гм.
Но проблема решена. Темно тут… пусто. Тихо. Хоть сто раз сходи с ума, вешайся, истери — всем все равно. Скорей всего, так и будет — чокнусь. Буду петь песни, зависать в темноте. Увижу яркий свет и нафантазирую себе еще одну реальность…
Хочу… хочу жить.
Не хочу висеть в этой темноте. Тут страшно. Плохо и одиноко.
Мама, вот ты мне говорила, что я непутевая. Ты не знала — насколько. Ты даже не представляла — насколько, мама. Жаль, что потом ты не могла меня остановить, накричать, дать подзатыльник и направить в нужное русло. И была бы я умной-благоразумной, с друзьями, мужем и детьми… И все было бы хорошо.
Пусть это все закончится. Надоело висеть в темноте. Накатывают волны холода и одиночества. Мне так страшно, что хочется кричать, но я даже голоса своего не слышу. Я обратно хочу. Выпустите меня, пожалуйста. Я на все согласна. Не буду ругаться с некромантом, попрошу прощения у русалок, пойду в школу — только верните меня домой. Но не в первый дом — одинокий и пустой, лучше во второй, к некроманту. Он единственный, кому я хоть немножко нужна. А иначе давно бы от меня избавился. Я в это верю.
Страх сковал и не дает думать. Мне так холодно и жутко. Ведь я не одна. Я точно не одна. Здесь кто-то есть. И этот кто-то мне очень не нравится. Что сделать, чтобы очнуться? Я на все согласна. Мне там нравилось! Некромант, горшок, эльф… Ну пожалуйста, ну хоть кто-нибудь! Я не буду больше ныть, только хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой…
Субботница
20:43
— А с чего ты взял, что она мне нужна?
Тяжело дышу, схватив край одеяла и до хруста сжав кулак. Лежу на кровати. Все еще боюсь открыть глаза. Вынырнула рывком, мгновенно и резко. Пот скатывается со лба, щекочет кожу, а нос улавливает тысячи запахов. Я жива, да? Я жива! Блин… это здорово, это просто чудесно. Я жива!!!
— Она дорога тебе. Я вижу это по твоим глазам. Не отпирайся.
— Ты вошел в мой дом, принес мою ведьму, угрожаешь мне не отдать мою чешуйку и что-то требуешь?
— Мне терять нечего, либо так — либо никак.
— Значит, никак, — сухо. — Ты хоть понял, с кем связался, щенок?
Тихое утробное рычание, от которого волосы встали дыбом.
— Пасть закрой, — тихо.
Рычание оборвалось. Так резко, словно оборотень что-то увидел.
— Еще раз повторяю. Ты принес мне МОЮ ведьму и предлагаешь купить МОЮ чешуйку. Я все правильно понял?
— Да, — глухо.
— И это притом, что еще сутки назад русалки приказали ее убить, а ты вызвался добровольцем. — Сухой смешок.
— Откуда…
— И снова ошибка. Ты так и не понял, кто стоит перед тобой.
Удар, грохот, визг.
Вскакиваю и бегу к двери, но тут по ногам проходит волна дрожи, каменный пол словно встает на дыбы, сбивая с ног и отбрасывая меня в угол.
— Не надо! — В голосе оборотня ужас.
Да что там происходит? Я такого ужасающего голоса, леденящего душу и заставляющего стынуть кровь в жилах, никогда у некроманта не слышала. Чего это он взбеленился? Чешуя есть. Зелье будет. Даже оборотня привела. Ну и сама жива, если это ему интересно. Подумаешь, поторговались с ним, эка цаца…
— Тогда отвечай прямо, потому что мое терпение на исходе. — Лед и спокойствие в голосе.
Поднимаюсь и на карачках ползу к двери, морщась от боли. Пол застыл горбиками, став будто в складочку. Ну и хрен с ним, я уже привыкла ничему тут не удивляться.
Дверь немного приоткрыта. Смотрю во все глаза на мага, пока в голове мечется всякий бред. Высокий, худой, спокойный — он молча стоит перед оборотнем. Только вот даже улыбаться не тянет. В глазах такой холод и ужас, словно смотришь в глубины ада. Я не шучу. Я никогда не умела красиво выражаться, еще реже пыталась. Но тут… Я как-то была в психушке — решила попробовать хоть там устроиться на работу, и это оказалось единственное место, откуда сбежала я сама. Был там один парень буйный. А по виду и не скажешь. Брюнет с черными глазами и с обгрызенными в кровь, скрученными за спиной руками. Он сначала мне улыбался, принимал еду, пытался говорить, боялся обидеть… Я даже удивилась, зачем его там держат. Убегать не хотел, говорил: «Тут спокойно». А потом как-то у меня заболела бабушка, и я не пришла. Сильно она тогда захворала, недолго ей оставалась. На следующий день я увидела его сидящим в другой камере, на цепи, словно собака, в смирительной рубашке и точно с такими же глазами, нечеловеческими — с дикой, непреодолимой ненавистью внутри. Он смотрел так на всех. Санитары говорили, что одного из них едва не убил стулом — пытался размозжить голову. Хорошо, на успокоительных лекарствах сидел — скрутили. Не без жертв, правда, кому-то руку сломал, кому-то ухо откусил. Его, понятно, тоже уделали так, что мама не горюй. Сидел, кашлял кровью и смотрел… в один угол. Изредка по его телу проходила дрожь, словно что-то снова ломалось внутри.