«Тройку» бесило то, что он не пресмыкался, в ногах не валялся и не умолял, чтоб его пожалели. Это не из героизма, а из обыкновенного понимания: бесполезно. «Тройки» абсолютно безжалостны, от них милости не дождешься. Потому Тарвик просто сотрудничал изо всех сил. Врал? Ну, это они могут только подозревать. Некий мужчина привел в «Серебро звезд» рыжую женщину. Нет, не Тарвик. Но мужчина не расскажет. Нет, Тарвик его не убивал, опять же потому, что не о Жениной судьбе думал, а о своей. И вообще никто не убивал, он сам напился да и свалился с моста, когда вздумал по перилам прогуляться. Не выплыл.

Само собой, во всякой истории, даже реальной, много неточностей или «белых пятен», и Тарвик старался, чтоб так оно и было. Честно говоря, он опасался, что не сумеет изобразить естественное удивление по поводу пожара – и невозможности проверить его показания насчет женщины. Но ему о пожаре не сказали, и изображать ничего не пришлось. Вынув из него все возможные сведения (и о «Стреле», и о ее сотрудниках, и о последнем задании, и вообще обо всей жизни), его на несколько дней оставили в покое. Заходил маг, один, кишки на бантик больше не завязывал, просто поговорил. О будущем. О надеждах. Тарвик по-прежнему надеялся только выторговать легкую смерть. Очевидно ж было, что не выпустят, для каторги он не годен, в тюрьме – кормить его за казенный счет, никому он живым просто не нужен. Его, собственно, уже и нет. Никто его не ищет, потому что у него никого нет – ни родственников, ни жены или даже постоянной любовницы, ни друзей-приятелей. А смерть бывает очень разная. Тот же маг может сделать так, что Тарвик будет умирать долго, с нежностью вспоминая допросы. Ну а придурок с жезлом кары от этого еще и кайф словит.

Потом его выгнали из камеры, привели в душ, мыло дали, мочалку и не мешали, пока он блаженствовал под теплыми струями. Хороший был душ, как в «Стреле», с сушилкой. Одежду выдали – его собственную, выстиранную и даже выглаженную. Правда, размер оказался уже не тот. Тарвик брюки застегнул, руку убрал, и штаны немедля съехали до… ну в общем, понятно. Стражники от души поржали, кто-то пожертвовал ему ремень – в здешних тюрьмах если догола не раздевают, то ремни все равно отбирают, вот и выдали чей-то. Может, прежнему хозяину он уже без надобности. Бритву дали. Расческу. Пришла «тройка», и маг объяснил, что его судили и приговорили к публичной казни. Тарвик вздохнул с облегчением – любая казнь, и уж тем более публичная, означала именно легкую смерть. Даже такая изощренная. Ему ведь уже было все равно, он так долго мечтал о смерти, то подождать еще полчаса-час ничего не стоило. Если б его приговорили до допросов, было бы значительно хуже. Ожидание смерти пострашнее самой смерти.

Почему его отпустили? Доломать. Они сочли, что он не сломался. Они его не сломали, его сотрудничество было осознанным и добровольным, с первого же момента. Ну а простить такого они никак не могли. Разве ж пришло бы им в голову, что сумасшедший менестрель со своей не менее сумасшедшей спутницей его пожалеют?

Они долго молчали. Больше всего Жене хотелось протянуть руку и погладить Тарвика по щеке, но она сидела справа от него, а на правой щеке багровел ожог. Не потому жалела, что он старался отвести от нее беду, это было как-то абстрактно, общо, ведь она прекрасно знала, что никакая она не Джен Сандиния, никаких особенностей и способностей у нее нет, и вообще что это за фольклорный персонаж, о котором никто говорить не желает! Ей было просто по-бабьи жалко человека, прошедшего такие муки. Пять недель! И не верить ему было невозможно – печать этих недель пламенела ярче клейма на скуле. Хотя и оставалась эта смутная полуулыбка, хотя и блестели яркие карие глаза – козе понятно, что блеск глаз не означал его хорошего настроения или крепкого здоровья, просто цвет такой был.

Тарвик щурился и моргал чаще, чем обычно. Женя обратила на это внимание, еще когда он стоял на эшафоте, спокойный и равнодушный – этого ему, наверное, тоже простить не могли. Теперь было понятно: болит глаз, в который ткнули жезлом кары. Перехватив ее взгляд, он слегка улыбнулся.

– Не считай меня благородным, Женька. Для меня не было особой разницы, тебя им описывать или эту рыжулю. Точно так же бы все было. А раз никакого выбора, то почему не попробовать переключить их на другой цвет волос? Риэль, что ж ты не присоветовал ей волосы подкрасить, когда узнал все?

– Я потом только сообразил, – виновато сказал Риэль, – уже поздно было, ее уже видели и запомнили. Тарвик… А Фира убил ты?

– Я, – равнодушно согласился он. – Его все равно бы убили, только не так легко. Можете мне поверить, он и не понял, что умер. Я умею убивать мгновенно.

– Ты его пожалел?

Он усмехнулся.

– Нет. Женьку. Я не наивный. Ясно ж было, что нападение и появление Жени никак не совпадения. Следствие и причина. Шеф покончил с собой, охранники дрались тоже насмерть, никому не хотелось оказаться… там, где оказался я. А Фир даже пыток ждать не стал бы, все о ней выложил. Как и ты выложишь, если тебя начнут спрашивать. Женя, не надо сжигать меня глазами. Это не в осуждение. Просто констатация факта – ему пыток не выдержать. Это как раз нормально.

– Ты же выдержал, – все-таки проворчала Женя, понимая, что он прав.

– Не сравнивай. Я не менестрель, я искатель. Тренировки, мощная психологическая подготовка, разные методики владения телом и духом, в том числе и магические. И то я не стопроцентно уверен, что выдержал. Риэль хороший человек, честный, добрый, только вот бесхарактерный. Ну, будем надеяться, до «тройки» не дойдет. Может, они мне все-таки поверили. – Он осторожно потянулся. – А можно я лягу? Устаю быстро. И чаю хочется. Мне все это время не хватало горячего чая.

– Раньше ты любил кофе…

– Здесь нет кофе, девочка. А на Земле нет здешнего чая. Риэль, ты травы добавляешь по эксадийскому рецепту, да? Кто научил?

– Камит. Мой учитель, – подавленно ответил Риэль, авансом переживая свою неспособность выдержать пытки. – Нам бы надо придумать для Жени местную биографию…

– Есть, – отозвался Тарвик. – Придумал. Не знаю, насколько сгодится, не знаю, насколько поверят, особенно если заловят со мной…

– Нет уж, ты будешь с нами.

Женя посмотрела на Риэля с нежностью. Он неуверенно улыбнулся в ответ. Тарвик изобразил некую сложную гамму чувств, но не очень убедительно, а вот слова его показались более искренними:

– Ну, ясное дело, без вас мне хана. Работник из меня никакой, а просить я не умею. То есть научусь со временем, но за это время запросто смогу сдохнуть с голода. Ты что там завариваешь? На чай не похоже.

– Это и не чай. Не уверен, поможет ли, меня Камит когда-то так лечил… Когда только нашел. Меня тогда поколотили крепко, не опасно, но все тело в синяках, все болело. Он заварил некоторые травы и пару дней просто обтирал меня этим отваром. Очень помогало. Вдруг поможет и тебе?

– Хуже точно не будет, – кивнул Тарвик. – Что, Женечка, жалко меня? Ничего. Не жалей. И со мной бы ничего не было, если б я тебя сюда не приволок.

– Знаешь, Вик, – сказала Женя, – ты, возможно, не поверишь, но я уже не жалею, что так случилось. У меня там ничего, о чем можно было бы жалеть. И никого. А здесь у меня есть Риэль, дорога и лютня.

Тарвик долго смотрел на нее изучающим холодным взглядом, потом улыбнулся. Поверил. Женя спросила, как и когда они познакомились. Мужчины переглянулись.

– Лет пять? Или шесть тому назад. В очень забавных обстоятельствах. Получилось так, что я ему был позарез нужен, а уж как он был нужен мне…

– Тарийский переезд, – улыбнулся Риэль. – Единственная переправа через Хот миль на сто. Ни города, ни даже деревни – постоялый двор и несколько домов для паромщиков. Десять золотых за переправу, и желающих вполне хватало. Объезжать выходило куда дороже. Я там застрял: давненько ни один менестрель не проезжал, вот хозяин и уговорил меня пожить, комнату дал хорошую. В любое время бы ничего, но мне не повезло…