– Если он действительно вам вредит, отдайте его под трибунал. Это единственный выход. Нам временно запретили гонять офицеров с места на место. У вас еще есть вопросы?

– Нет, сэр.

– Тогда до свидания.

– Постойте! Разрешите обратиться с этим вопросом к адмиралу Дагани.

Капитан Хигби ответил не сразу. Беспокоить адмирала по пустякам не положено.

– Ладно, – согласился он наконец.

– Спасибо. – Я положил трубку и начал вышагивать по всему кабинету, петляя среди кресел. Не делаю ли я из мухи слона? Может быть, плюнуть на Кроссберна, пусть остается? Загрузить его работой, как на «Порции», и дело с концом.

Задумавшись, я врезался в кофейный столик, ушиб колено, выругался, сел за стол и заорал:

– Сержант Оба. Обе… Сержант! Через несколько секунд она вошла в кабинет и спокойно напомнила свою странную фамилию:

– Обуту.

– Попробуйте дозвониться до адмирала Дагани, – приказал я, потирая саднящее колено.

– Есть, сэр.

– И позовите кого-нибудь, чтобы убрали отсюда эту чертову мебель.

– Прошу прощения, сэр, что вы имеете в виду?

– Мебель! Убрать! Найти людей! – Кажется, я совсем спятил. Если она подумает, что у меня начался маразм, то будет недалека от истины. Я глубоко вздохнул, взял себя в руки. – Пусть оставят письменный стол и кресло. И дисплей, разумеется. Кожаное кресло напротив стола тоже пусть оставят. И диван вон тот, у стены. Все остальное убрать.

– Есть, сэр. Можно спросить зачем?

– Чтобы было место для хождения. Капитан не может думать в кресле, обязательно надо ходить.

– Понятно, сэр.

Неужели Керси не летал на кораблях? Все капитаны расхаживают по капитанскому мостику.

В столовой было непривычно много пустых столов. Кадеты разъехались на каникулы, осталось всего около двухсот человек. Их столы были длинными, вытянутыми, а офицерский – круглым. Возможно, это было сделано специально, чтобы подчеркнуть разницу между кадетами и офицерами, хотя блюда им подавались одинаковые. Правда, офицеров обслуживали стюарды, а кадеты заботились о себе сами.

Когда стюард, подавший нам хлеб и салат, отошел, лейтенант Нгу Бьен ткнула Паульсона локтем в бок и сказала:

– Смотри, Чамберс вернулся.

– Видел. Быстро он оклемался, даже сидеть может.

Я удивленно вскинул брови.

– Это кадет, – объяснил Паульсон. – Несколько дней назад он подрался с двумя соседями по столу и облил их молоком.

– А… Вот оно в чем дело.

– Его выпорол сам Керси, а потом приказат две недели не пускать в столовую. Бедняга Чамберс ел в коридоре.

Наказание строгое, но справедливое. Иногда кадетам приходится вправлять мозги жесткими методами. Баловаться они могут только в казарме, когда поблизости нет начальства и старших кадетов, которым поручено следить за дисциплиной. Хотя всякое бывает. Помнится, старший кадет Толливер однажды так измучил меня своими придирками, что я… Нет, об этом лучше не вспоминать.

– Вы даете им задания? – поинтересовался я. Учебный год еше не начался, но позволять кадетам бездельничать нельзя, иначе они сдуреют со скуки и дисциплина рухнет.

– Сегодня мы с Биллом Радсом выведем их на тренировку из купола, – ответила мисс Бьен. – Они будут рады, если вы пойдете с нами, сэр. Дело в том, что некоторым мы разрешим надеть скафандры с реактивными двигателями, а среди кадетов очень популярна история о том. как вам удалось добраться в таком скафандре до шлюза «Гибернии».

Я аж поперхнулся и расплескал кофе. Всколыхнулись ужасные воспоминания: рыба, затаившаяся в «Телстаре», гибель людей в шлюпке. В отчаянии я кричал по рации Ваксу, оставшемуся на «Гибернии»: «Улетай, Вакс! Улетай!»

– Что с вами, сэр? – встревожилась Бьен.

От «Телстара» я несся в скафандре с мини-движком и на огромной скорости чудом умудрился попасть в открытый шлюз «Гибернии». Едва я влетел, Вакс перевел корабль в сверхсветовой режим.

– Ничего, все в порядке. – Я вытер кофе с подбородка. – Конечно, я пойду с вами.

Спустя два часа я стоял у воздушного шлюза. На мне был скафандр, оснащенный реактивным двигателем, и я пытался не выдать волнения. Неподалеку, тоже в скафандрах, нетерпеливо ждали выхода в космический вакуум около сотни подростков. Двум офицерам справиться с такой оравой нелегко. Пока у всех проверишь герметичность скафандров – рехнешься.

– Что ты суетишься, Джонс! Паук у тебя в скафандре завелся, что ли?! – покрикивал сержант Радс. Кадеты заржали.

– Тихо! – прикрикнул я, внося свою лепту в дело воспитания подрастающего поколения.

– Кадет Дрю всегда смеется, сэр, – пожаловался Радс, испепеляя веселого мальчишку взглядом. – Особенно весело он будет смеяться вечером в казарме, когда я буду вправлять ему мозги.

– Извините, сэр, – пропищал весельчак ростом почти с сержанта.

Учебный шлюз был гораздо просторнее того, через который я входил в купол из шаттла, но вместить сотню кадетов не мог даже он, поэтому выводить их предстояло тремя группами.

Когда шлем пристегнут, общаться можно только по встроенной рации. С кадетами офицеры разговаривали на одной частоте, а между собой – на другой. Раньше мне это казалось несправедливым, но теперь, когда я сам стал офицером, понял необходимость подобных мер для поддержания порядка.

За куполом в ожидании выхода последней группы кадетов я пнул лунный грунт, покрытый пылью. На Земле она бы взметнулась, полетела по воздуху, а тут, в вакууме, сразу осела, словно песок.

– В колонну по два становись! – скомандовал сержант. – К корпусу шагом марш!

Корпусом мы называем модель космического корабля в натуральную величину. Этот цилиндр находится к югу от учебного шлюза, предназначен для тренировок; установлен в горизонтальном положении и наполовину зарыт в грунт так, что над поверхностью выступает лишь верхняя его часть.

Мы с лейтенантом Нгу Бьен шли позади колонны, сержант Радс – впереди. Местность вокруг ни капли не изменилась с тех пор, как я видел ее кадетом. Впрочем, лунный ландшафт не меняется тысячелетиями, ведь тут нет атмосферы и ветров, а значит, и эрозии.

Обычно корабль ВКС походит на карандаш, на который надеты два-три круглых кольца. Эти диски расположены в центре «карандаша» и называются уровнями, или палубами: это жилая часть корабля. Внутри «карандаша» от дисков до носа тянется грузовой трюм, а ниже до самой кормы – термоядерная электростанция и двигатели, как обычные реактивные, так и сверхсветовые. Из нижнего торца выступает труба сверхсветового двигателя.

Много поколений кадетов, и я в том числе, учились карабкаться по корпусу в магнитных ботинках и производить мелкий ремонт в условиях открытого космоса. Между прочим, ходить в магнитных ботинках очень тяжело. Однако, к чести кадетов, за всю историю базы ни один не сорвался с корпуса в лунную пыль.

Кадеты выстроились в шеренгу, разбились на группы и начали тренировку. Большинство ползали по корпусу, включив в подошвах ботинок электромагниты. Одна группа, которой достались скафандры с встроенными реактивными двигателями, под руководством сержанта Радса собралась у кормы учиться летать.

– Сэр, покажете им, как это делается? – спросил у меня сержант на преподавательской частоте. Он, как и все остальные сержанты, особенно перед начальством не прогибался.

– Нет, что вы… – промямлил я. Честно говоря, в этом деле я не специалист. Да и не солидно начальнику Академии прыгать перед кадетами. Хотя… – А куда вы предлагаете мне сигануть?

– От носа к трубе двигателя, если не возражаете.

– Ничего себе, – пробормотал я. Если промахнусь и пролечу мимо кормы рылом в грунт, кадеты удивятся. – Знаете, сержант, я давно не тренировался.

– Пустяки, справитесь. Если вы покажете им пример, они будут усерднее учиться, – уговаривал меня сержант. – Вы ведь летали не только в кадетские времена.

– Да, – кисло согласился я.

Сержант принял это за согласие сигануть на трубу и объявил кадетам, что сейчас начальник покажет им высший пилотаж. Отказываться было поздно. Я нервно начал примериваться, прикидывать, под каким углом лучше лететь.