Старик расстелил на лежанке небольшую тряпицу, положил краюху черного хлеба и две головки лука.

— Наши-то как живут? — отламывая кусок хлеба, тихо спросил Егор.

— Им-то что сделается — живут… С тобой теперь как быть — ума не приложу. В деревню тебе казаться нельзя. Здесь тоже людно… Ну да ладно — ешь, придумаем что-нибудь. — Старик вынул из-под лежанки литовку без рукоятки, вышел из шалаша, сел на чурбан, поставленный около пенька, в который была вбита небольшая четырехугольная наковальня, и стал отбивать литовку молотком, искоса поглядывая на парня.

Егор быстро съел все, собрал с тряпицы крошки, высыпал в рот. Потом встал, молча перекрестился. Хотелось подробнее узнать о своих, но почему-то было неловко — чувствовал себя виноватым перед всеми.

— Лютует Кулаков против твоих-то. Болтают бабы, заграбастал вашу землю. Да брешут, может, — словно прочитав Егоровы мысли, сказал дед.

Егор отвернулся в темный угол и сидел молча.

— Придумал я, парень, где тебе схорониться. Ни в жисть не найдут! Пойдем-ка прямо сейчас, а то на грех принесет кого-нибудь. Овчину-то с лежанки прихвати, — скомандовал дед, забирая мешок с продуктами.

Шли напрямик, пересекая овраги и ручьи. Все время приходилось то спускаться под гору, то преодолевать крутые подъемы. Несмотря на свои восемьдесят пять лет, провожатый так резво шагал на коротких косолапых ногах, что Егор кое-как поспевал за ним. Сказывалась полуголодная жизнь на руднике.

Часа через полтора путники спустились в речную заросшую густым кустарником долину. По давно заброшенной дороге прошли версты две. Долина здесь заметно сузилась, обрывистые берега подступали почти к самой речке. Из-под сползшего по крутому склону толстого слоя почвы выглядывал серый сырой песчаник.

— А вот и твой терем, сказал старик, махнув (рукой в сторону наиболее обрывистого места.

Егор, сколько ни смотрел, не мог ничего заметить. Дед между тем свернул с дороги, подошел к густому кустарнику и, раздвинув его, скрылся. Егор, нагнувшись, увидел еле приметный через листву вход в какую-то нору.

Лет двадцать назад в селе строили церковь и в этом месте брали крепкий песчаный камень для фундамента. Старая каменоломня имела вид то узкого, то широкого коридора протяженностью около пяти и высотой немногим более сажени.

— Пока хватит, потом принесу еще, — сказал дед Митрофан, передавая Егору мешок с хлебом. — Повстречаю твоих — скажу про тебя. Костра не разводи и без дела на свет носа не суй. Ну, прощевай, оставайся с богом.

Егор, подстелив овчину, сел неподалеку от входа и задумался. Никаких надежд на благополучный исход его злоключений не было. Попробуй покажись в деревне — сразу же богатые мужики схватят и препроводят к властям. А там… Если жив останешься, это еще хорошо. Но и здесь скрываться долго тоже не удастся. Придут на покосы и обнаружат беглеца…

После долгих раздумий решил сделать так: сегодня же ночью пробраться в деревню и повидаться с матерью, после этого захватить самое необходимое и уйти навсегда. Не раз слыхал Егор рассказы о том, что в северной стороне, в непроходимых лесах живут люди, всю жизнь занимаясь охотой. Нет у них ни царя, ни попа — сами себе хозяева. У тамошних жителей наверняка можно найти приют. Решив так, Егор подложил под голову мешок с провизией и сразу же заснул глубоким сном усталого человека.

Егор проспал всю ночь. Когда он проснулся, утренний свет уже струился сквозь мелкие кружева кустарника, прикрывающего вход. Егор лежал на спине, подложив руки под голову и с интересом наблюдал за солнечными зайчиками, играющими на стене. Светлые пятна меняли форму, медленно ползли по песчанику, исчезали, а затем вновь появлялись, уже в другом месте. Вот одно крупное пятно вырвало из мрака небольшой участок, на котором заблестели разноцветные кремневые гальки. В другом месте стала видна неровная трещина, идущая по стене. Но что это? Со стены вдруг весело засверкало ярко-зеленое пятно. Егор не успел сообразить, что это такое, а удивительная зелень уже пропала вместе с солнечным зайчиком. Но вот в другом месте показалась еще более яркая зелень. Егор быстро вскочил. Все освещенные участки на стене исчезли — он загородил собою вход. Тогда он присел, и песчаник вновь осветился. Но зелени уже не было видно.

Егор подошел к выходу и раздвинул заросли. Часть стены осветилась солнечными лучами. На серовато-желтом поле песчаника то там, то здесь отчетливо вырисовывались участки различной формы и размера, имеющие приятный зеленый цвет.

От радости захватило дух! Сомнений быть не могло — это медная руда. И какая богатая! Егор знал, что крупные месторождения меди стоят много. Владельцы рудников дают первооткрывателям медных залежей богатое вознаграждение.

Вынув из кармана большой складень с медной ручкой, на которой было выцарапано «Егор Бормант», он наковырял полную ладонь зеленой породы и вышел на свет. Здешняя руда заметно отличалась от той, которую ему приходилось видеть на руднике, хотя также имела ярко-зеленый цвет. Егор знал, что своеобразная окраска медной руды является основным признаком при ее поисках. Никакой другой руды или породы такого чистого зеленого цвета в этих местах встретиться не может. Нет! Конечно же, это самая настоящая медная руда!

Почему же до сих пор никто не обращал внимания на медь в этой яме? Видимо, люди, работавшие в каменоломне, понятия не имели о медной руде. А что если набрать полмешка руды и пойти к голове Частинского приказа Ефрему Кулакову, рассказать о сокровище и предложить ему эту находку вместо оставшихся копеечных долгов? Вряд ли после такого подношения по-прежнему будет злобиться Кулаков. Пуще всего на свете деньгу любит.

Высыпать из мешка все содержимое и наполнить его медной рудой было делом нетрудным. Забыв на радостях нож и дедову овчину, повеселевший Егор направился в село, где жил Ефрем Кулаков. Вначале, однако, он решил забежать к деду Митрофану. Хотелось рассказать все, а потом уж пойти и объявиться.

Старик косил недалеко от своего жилища под лесом. Увидев Егора, удивился:

— Ты что это, соколик, аль беда какая приключилась?

Узнав о Егоровом намерении пойти и добровольно отдаться властям, он сказал:

— И-и-и! Милай! Не резон ты придумал. Да разве простит тебя этот толстый ирод? Руду твою, ежели она, конечно, и вправду денег стоит, он у тебя отберет да тебя же и засадит. Я так смотрю — не тешь ты нечистого понапрасну.

— Да мне терять-то нечего. А тут, может, вольным стану. Ну, а если не выйдет, что ж — не мое, видно, счастье.

— Какое там к лешему счастье. Ох, чует мое сердце — не будет добра, Егорка, — (настойчиво отговаривал старик.

— Спасибо тебе за все, дедушка. Не поминай лихом. Ежели что — то скажешь нашим про меня.

Егор взвалил мешок с рудою на плечи и зашагал в сторону села.

Справа из-за леса показалась мрачная, свинцово-синяя дождевая туча. Вот она коснулась солнца. Его лучи некоторое время еще пробивались через неровные разрывы, затем на сером фоне осталось лишь бледное пятно, но вскоре и оно исчезло. Ветер с каждой минутой усиливался, ветви и листва придорожных кустов и деревьев сильно шумели, а молодые березки, стоявшие на поле, гнулись к земле. Ветер упруго бил Егора в грудь, мешая ему идти. Редкие большие капли больно застучали по лицу.

В голове парня промелькнула тревожная мысль, что не к добру поднялась такая лихомань. От дождя пришлось укрыться в стогу свежего сена. Ненастная погода заметно испортила настроение. И все же, когда дождь перестал, Егор быстро зашагал в прежнем направлении.

К селу он подошел, когда солнце низко нависло над дальним лесом. С поля гнали многоголосое стадо. Крестьяне, выходившие встречать скотину, с любопытством смотрели на незнакомого путника, идущего посредине широкой улицы.

У ворот кулаковского дома стояло человек пять мужиков. Егор подошел к воротам как раз в тот момент, когда из калитки вышел краснолицый Ефрем Кулаков. Его поросячьи глаза остановились на стоявшем в стороне парне. Вначале он не узнал беглеца и перевел взор на других посетителей, но вдруг, как будто что-то вспомнив, быстро подскочил к Егору.