– Ты что творишь? – Хватаю Олю за рукав, она не оборачиваясь продолжает в такт мелодии покачивать головой.

Тащу её со сцены в ближайшую гримёрную.

– Мама моя очень любила эту песню…, да не волнуйся ты так, – подруга беззаботно машет рукой. – я аккуратно ей подсунула в почту ноты и слова.

– А если она свои связи подключит чтобы найти автора?

– Не станет Орлова его искать, её тайный обожатель попросил этого не делать. И вообще, Орловой репертуар хороший нужен. – подруга переходит в наступление. – кстати, ты говорил с Берией о нашем плане?

– Из далека долго… течёт река Волга… – мощно вступает мужской хор, мы зачарованно замолкаем.

– Кхм-хм, товарищ Чаганов, – в двери появляется фигура прикреплённого сержанта НКВД. – вас по ВЧ товарищ Берия, срочно.

Черный ход БДТ выводит нас на набережную Северной Двины. Ищу глазами машину и не нахожу.

– Сюда, – сержант показывает на стоящее неподалёку трёхэтажное каменное здание. – вот наше Управление.

* * *

"Под крылом самолёта о чём-то поёт. Стоп, надо это дело пресекать на корню. Легко можно подставить Орлову. А ну как слова или мелодию написали уже давно и лежали они у кого-нибудь в столе до случая"…

Мерно гудят двигатели "Максима", он застыл над бескрайним таёжным морем, залитым слепящим летним солнцем: надеваю свои крымские чёрные очки. Экипаж МГ наполовину уже обновился, что впрочем не отразилось на его энтузиазме при нашей встрече. Артисты, показалось, даже немного заревновали: самое обидное – не игнор, а – безразличие. Не их тянут показывать самолёт, не им в первую очередь предлагают охлаждённое ситро симпатичные бортпроводницы с орденами Красной звезды… Авиамеханик Власов, которого я вытащил из разбитого крыла за секунды до той аварийной посадки, уже не летает, но его коллеги не отпускают меня до тех пор, пока Громов не разрешает мне после взлета и набора высоты занять место Михеева, второго пилота.

"От Архангельска до Москвы девятьсот километров, это часов пять на "Максиме" если без посадки. Что там у Берии стряслось, что он приказал немедленно возвращаться? Пришлость после концерта срочно сворачивать общение с избирателями под сакраментальную фразу бывшего в ударе в тот вечер Ильфа: "Жаль что нам так и не удалось послушать товарища Чаганова"".

– Алексей, – в наушниках раздался голос Громова (два года назад такой связи между пилотами не было, приходилось перекрикивать гул моторов). – ты слыхал о капитане первого ранга Петрове Михаиле Александровиче?

"Арестован"? &nbsp-Нет. Кто это?

– Бывший начальник строего управления ВМС РККА, преподавал в Военно-морской академии, профессор. До 1930 года… – Лётчик опускает вниз рычаг автопилота. – Сейчас служит у нас в Управлении ВВС, занимается вопросами морской авиации. Он мой старый знакомый. Недавно написал статью в "Морской сборник" о стратегии развития флота, но её начальник Морских Сил Орлов запретил печатать…

"Старый знакомый, профессор, значит из старой школы. В 30-ом многих бывших убрали из армии и флота по делу "Весна", но Петрова вернули… правда по другой части. Орлова я видел на параде, он, видимо, из "молодых""…

– … не мог бы ты передать её товарищу Сталину? "Почему нет? Пусть вождь получает информацию из разных источников".

– Попробую, но его сейчас нет в Москве, так что, до октября не обещаю.

– Спасибо. – Громов достаёт из кармана большой серый конверт и передаёт его мне через проход. – Он не запечатан, можешь прочесть. (Щёлкает тумблером). Второй пилот, занять своё место.

В переднем салоне полно народу: Оля о чём-то шепчется с Орловой, "александровцы" прилипли к окнам. Иду в хвост, там немноголюдно: нахожу свободный отсек, кладу перед собой на стол бумаги и погружаюсь в чтение.

Москва, площадь Дзержинского.

Управление НКВД.

15 августа 1937 года, 21:30.

Берия обосновался в бывшем кабинете Ягоды на третьем этаже в правом углу здания. Его секретарь, незнакомый смуглый парень, увидев меня в дверях, левой рукой хватается за телефонную трубку, а правой – указывает на свободный стул у двери. В приёмной "скучают" человек пять, судя по утомлённому виду – давно.

– Чаганов здесь.

Не успеваю присесть как мне навстречу из кабинета наркома выходит худощавый молодой, смутно знакомый мужчина лет тридцати с зачёсанными назад густыми русыми волосами. Посетители приёмной зашевелились с надеждой глядя на секретаря.

– Товарищ Судоплатов, – кричит он. – подойтите ко мне, распишетесь… Товарищ Чаганов, проходите в кабинет.

Внутри комнаты полумрак, лишь стол замнаркома освещён настольной лампой с зелёным абажуром. Сделав несколько шагов, неожиданно попадаю в крепкие объятия Наума Эйтингона, рукава его заграничного пиджака явственно затрещали под напором бицепсов.

"Берия, Эйтингон, Судоплатов… Ой, неспроста они собрались, чую, полетят скоро пух и перья от наших врагов".

– Здорово, Алексей, вижу-вижу повзрослел, окреп… – по-американски демонстрирует он свои белые зубы.

– Здавствуйте, Леонид Александрович, – по привычке зову его испанским псевдонимом. – мне за вами не угнаться… вам хоть сейчас на чемпионат СССР по гиревому спорту. Берия, кивнув с места, не выходит из-за своего письменного стола, стоящего наискосок в углу между двумя окнами, выходящими одно – на площадь Дзержинского, другое – на Малую Лубянку, и продолжает быстро пролистывать какие-то бумаги. Почувстовав нетерпение хозяина кабинета, занимаем места друг напротив друга за столом, образующим с письменным букву "Т".

– Товарищ Чаганов, – сразу переходит к делу замнаркома. – продолжим наш разговор о вашей Мальцевой: я тут побеседовал с товарищем Берзиным, почитал доклады о том, что произошло в конно-спортивном клубе в Сокольниках и в "Красной стреле"… В общем, товарищ Эйтингон хочет встретиться с ней, посмотреть подходит ли она для выполнения очень важного задания в САСШ. Что скажете?

– Товарищ Берия, – кладу на стол картонную папочку, которую всё это время держал в руках. – у меня здесь тоже предложения по операции, тоже в САСШ и тоже с участием Мальцевой. Разрешите доложить?

– Интересно, – подозрительно прищуривается он. – какое удивительное совпадение. Давайте-ка её сюда… (принимает папку) слушаю вас.

"Подчинённому всегда лучше первым высказываться первым: чтобы его слова не выглядели как возражение, если они не совпадают с мнением начальства, ну и дать последнему выбрать наилучшее без потери лица".

– Чтобы было понятно откуда возникли эти предложения, товарищ Берия, начну с предыстории: с того, что вверенный мне спецотдел занимается обеспечением засекреченной правительственной связи. Для того, чтобы отказаться от использования в ней иностранной техники при спецотделе было создано Особое конструкторское бюро, которое занялось конструированием новых приборов связи, не уступающих лучшим зарубежным образцам. Такие приборы были в кратчайший срок созданы и на деле, в частности в Испании, хорошо показали себя… Эйтингон согласно кивает головой.

– … Затем, уже по возвращению из Испании, правительство приняло решение о расширении тематики СКБ и, соответственно этому, его научной и производственной базы…

– Это я заметил, проезжал недавно мимо, – Берия отрывается от чтения и качает головой. – размахнулось ваше СКБ, по площади больше нашего управления будет.

– … на что были выделены средства из резервов союзного правительства и города Москвы. – Скромно отвожу глаза в сторону. – В число сотрудников СКБ стали включать заключённых из числа научных и инженерно – технических работников, отбывающих наказание по приговорам Особого Совещания. Число таких работников перевалило за две сотни после ликвидации "Остехбюро" и образования НИИ-20, которое сейчас фактически будет являться филиалом СКБ. Пока НИИ-20 существует только на бумаге, но до нового года, когда пойдёт финансирование, нужно решить вопросы размещения людей, утверждения планов работы и их согласования с военными и наркоматом оборонной промышленности…