Сколько в гарнизоне мудавийцев — неизвестно, но вряд ли больше сотни. Слишком мало у них сил, чтобы разбрасываться на столь незначительные посты. Солдат у противника чуть меньше, чем в разгромленном отряде, и они не просили о помощи, сами планируют справиться. Пока что дыма с той стороны не видать, так что мы можем успеть добраться раньше Тхата.

Пообщаемся с мудавийцами, устроимся за стенами.

Подождём, и накажем их. Не сильно накажем, а так… в четверть силы. Дабы не побежали, а просто озадачились.

И что же запоют южане, когда сопротивление защитников окажется серьёзнее ожидаемого?

Фатально серьёзнее.

Полагаю, они попросят о помощи. Если, конечно, мы не переборщим, и останутся те, кто могут обратиться к командованию. Необычно-сильный гарнизон захудалого форта может заинтересовать руководство. Не исключено, что ради такого дела подключатся основные силы, и от них подтянутся мобильные вояки.

Более осведомлённые, но при этом вряд ли многочисленные.

Дабы увеличить шансы их появления, я приказал выпустить из клеток всех дрессированных птиц, не забыв оснастить их посланиями оскорбительного содержания. Те, кто их прочитают, и разозлятся здорово, и поймут, что с отрядом союзников случилось что-то не очень хорошее. К сожалению, человек, отвечающий за связь, не пережил бой, и мы не знали, какая из его пташек куда «привязана», как и не понимали систему работы «пернатого телеграфа» в целом. Но почти не сомневались, что одна или несколько записок попадут на юг, где движется основная часть западного крыла армии Таллэша.

Там-то обязательно найдутся много знающие люди. И будет неплохо, если один или несколько из них попадут в наши жадные лапы.

— Олух, ворота бегом открывай! — почти добродушно выкрикнул Орнич.

— Приказ командира! Ворота ни перед кем нельзя отворять! — испуганно пролепетал дозорный со стены и неуверенно добавил: — А если кто-то непонятный появится, командир велел сразу стрелять, без разговоров.

— Ну давай, смертник, попробуй стрельнуть! — бесстрашно предложил Орнич. — Олух, ты даже не представляешь, что я с тобой за это сотворю!

Стрелять дозорный не стал, но и открывать ворота не бросился. Просто исчез безмолвно за стеной.

И я его понимаю. На таком расстоянии можно разглядеть самые мелкие детали, и он не мог не понять, что перед ним весьма неординарные личности. Да одна лошадь под Орничем стоит больше, чем жалование всего их гарнизона за несколько месяцев, и такая у каждого моего солдата. Даже те, что без всадников шли, под грузом вьюков, столь же непростые. Доспехи и оружие, само собой, немаленького уровня, это тоже трудно не заметить. Герб Кроу здесь, конечно, вряд ли кому то известен, но то, что он есть на каждом воине, однозначно указывает на принадлежность к отсутствующей здесь аристократии. Ближайшие благородные обитают в странах Тхата, но спутать северянина с южанином на такой дистанции только слепец способен, а этот дозорный явно глазастый.

Неудивительно, что парень растерялся.

— Я могу послать ребят с навыками скалолазания, — предложил Камай. — Вмиг на стене окажутся.

Применив Взор Некроса, в ответ покачал головой:

— Я эту стену перепрыгнуть могу, не сильно разогнавшись. Но эти тараканы там, под воротами, в две шеренги строятся. У них и пращи, и дротики, и копья. Нервничают, не надо их так пугать, они нам не враги.

Камай человек не только преданный, а и умный, потому уточнять, каким образом я могу наблюдать незримое, не стал.

Направившись к воротам, я на последних шагах разогнался, подпрыгнул и врезал пяткой между створок. Масса тела у меня не впечатляющая, зато характеристики очень даже впечатляют. Нет, выбить ворота не выбил, но громыхнуло так, что если не видеть, что происходит, вряд ли усомнишься в том, что нападающие пустили в ход таран.

— Открывайте немедленно! — рявкнул я.

— Господин, а вы кто⁈ — испуганно вопросили из-за ворот.

— Я тот, кто засунет твоё полосатое копьё туда, где ты его видеть не хочешь! А ещё я десница Кабула, нашего великого императора! Открывай бегом, быдло!

Не по этикету, конечно, выразился. Ну да и что с того? С таким же успехом я мог представиться сыном самого Солнца — необразованные простолюдины низкого уровня совершенно не ориентируются в политических фигурах даже своей страны. Что уж тут говорить о соседних. Однако отработанное годами аристократическое презрение и, главное, описание копья, которое с моей стороны видеть невозможно, убедительно повлияло на умы «комитета по встрече».

Загремели засовы, створки начали раздвигаться.

Первым внутрь ворвался Орнич, грубо растолкав плечами пару солдат, раскрывающих ворота.

— Вы как стоите, смерды тупые⁈ Перед вами сам десница императора Кабула!

Дабы придать вес своим словам, он небрежно врезал по лицу тому самому обладателю украшенного полосатым узором копья. Несмотря на видимую лёгкость удара, тот рухнул, будто топором в скулу схлопотал, а все прочие мудавийцы, внезапно осознав величину моего величия, подобострастно склонились. Некоторые так прониклись, что даже на колени бухнулись.

С гордым видом я заехал внутрь и, оценив богатство россыпей козьего и лошадиного навоза, спросил:

— У вас здесь крепость второй линии, или хлев?

Ответа не последовало.

Да мне и не надо, это был, так сказать, предварительный вопрос:

— Где ваш холопий командир?

Один из солдат указал на вырубленного Орничем копейщика:

— Вот он, господин. Устал сильно, не может сам отвечать.

— А почему он в рваньё одет? Это точно ваш командир, а не бродяга?

— Да, господин, сейчас он точно наш командир.

— Сейчас? А если не сейчас, то кто вами командует?

— Господин Гар Роудик.

— И где этот Гар?

— Два дня назад куда-то отправился. Сказал, что за подмогой и припасами. Селения вокруг горят, рейдеров становится больше и больше. А у нас мало солдат и почти не осталось еды. Мы не сможем стены удержать, если большая банда полезет.

— Получается, это заместитель Гара отдыхает?

— Нет, господин, ваш человек побил Норрика, третьего десятника. Первый и второй десятники с господином Гар Роудиком уехали. Они забрали всех наших лошадей и коз. Получается, главнее Норрика тут никого не осталось.

— Понятно… Сколько у вас всего сейчас солдат?

— Неполные шесть десятков, господин.

— Да уж, небогато… Как тебя зовут, солдат?

— Я Шлок, господин.

— А скажи мне Шлок, зачем, отправляясь за подмогой, забирать с собой всех ваших коз?

— Простите, но я не знаю зачем так делать. Господин Гар Роудик ничего нам не объяснял, он просто сказал, что забирает их с собой.

— Ладно, давай спрошу иначе. Я тут ещё ничего не рассматривал, но почему-то полностью уверен, что ничего ценнее коз в вашей крепости нет. Если я не прав, скажи прямо, тебе нечего бояться.

Шлок огляделся и пожал плечами:

— Господин, я не могу такое сказать, ведь вы правы. Две старые клячи да козы, вот и все богатства. У нас осталось немного крупы червивой и копья со щитами. Больше нет ничего, что можно продать. Ну разве что гвозди из ворот и башни выдрать на металл. Наковальня ещё есть. Дорогая, наверное, очень уж большущая. Только не знаю, на кой она нам без кузнеца. Тяжёлая шибко, втроём не утащишь, вот и стоит просто так. Господин Гар Роудик даже свинцовые пули забрал с собой. Остались только глиняные, мы их замочили сразу после того, как он уехал.

— В смысле замочили? — не понял я.

— Ну… Они из глины обожжённой. Она хорошо влагу впитывает, тяжелеет от этого. Чем тяжелее снаряд, тем лучше бьёт праща.

— Шлок, скажи, а вода у вас в крепости хорошая?

— Отличная, господин. Колодец глубокий и чистим часто. Самим же из него пить.

— Ну хоть одна хорошая новость… Ведра-то, надеюсь, не все разворовали? Давай-ка поставь людей, чтобы натаскали побольше. В вашей грязной реке даже мыть коней страшно, не говоря уже о том, чтобы поить их из неё. И если ты до сих пор не понял, объясняю: ни за какой подмогой Гар Роудик даже не собирался идти. Говоря банально, он вас попросту бросил. И всё ценное прихватить не забыл, сволочь.