Заполненная tabula rasa[242]
Многое из того, что мы за последние годы узнали о человеческой природе, касается, как будет видно далее, видоспецифичных способов, с помощью которых мы воспринимаем и усваиваем информацию и интеллектуально развиваемся. У людей свой способ познания, отличающийся от способа обезьян и дельфинов; этот способ позволяет накапливать новые знания, но не бесконечно.
Очевидным примером является язык. Реальные человеческие языки условны, и одна из величайших пропастей, разделяющих группы людей, есть взаимное непонимание различных языков. С другой стороны, способность усваивать языки универсальна и определяется некоторыми биологическими свойствами человеческого мозга. В 1959 году Ноам Хомски предположил, что существуют "глубинные структуры", лежащие в основе синтаксиса всех языков[243]; идея, что эти глубинные структуры являются врожденными, генетически запрограммированными аспектами развития мозга, сегодня широко принята[244]. Гены, а не культура, гарантируют появление способности к изучению языка в какой-то момент первого года жизни ребенка, и уменьшение этих способностей, когда ребенок достигает отрочества.
Мысль о том, что существуют врожденные формы человеческого познания, получила за последние годы огромное количество эмпирических подтверждений, но одновременно встретила и сильное сопротивление. Причина этого сопротивления, особенно в англосаксонском мире, связана с продолжающимся влиянием Джона Локка и созданной им школы британского эмпиризма. Свои "Эссе о природе человеческого понимания" Локк начинает с утверждения, что в человеческом разуме нет врожденных идей, в частности, врожденных моральных идей. Это и есть знаменитая локковская tabula rasa, мозг — это что-то вроде универсального компьютера, который может принимать и обрабатывать сенсорные данные, ему передаваемые. Но его память в момент рождения, по сути, пуста.
Tabula rasa Локка оставалась сильной и привлекательной идеей в середине двадцатого века, когда ее подхватила бихэвиористская школа Джона Уотсона и Б.Ф. Скиннера. Последний выдвинул даже более радикальную версию, утверждая, что нет видоспецифичных способов обучения и что, например, голубей можно научить узнавать себя в зеркале, как это делают люди и обезьяны, если правильно сочетать поощрения и наказания[245]. Современная культуральная антропология также принимает допущение tabula rasa: антропологи среди прочего утверждают, что понятия времени и цвета — социальные конструкты, присутствующие не во всякой культуре.[246] В исследованиях в этой области и близком к ней изучении культур последние лет сорок делается серьезный упор на поиск необычной, странной или неожиданной культурной практики— под влиянием презумпции Локка, что единственное исключение из общего правила опровергает правило.
Сегодня идея tabula rasa лежит в развалинах. Исследования в когнитивной неврологии и психологии заменили чистую доску представлением о мозге как о составном органе, полном весьма приспособленных когнитивных структур, большинство из которых свойственно только человеку как виду. На самом деле оказалось, что есть нечто вроде врожденных идей — или, точнее, врожденных видоспецифичных форм познания и видоспецифичных эмоциональных откликов на познание.
Проблема со взглядами Локка на врожденные идеи частично относится к определению: он утверждает, что ничего не может быть ни врожденным, ни универсальным, если оно не свойственно каждому отдельному индивиду популяции. Если говорить языком статистики из начала этой главы, то это значит, что природные, или врожденные, свойства должны иметь разброс (стандартное отклонение) ноль. Но, как мы видели, в природе ничего таким свойством не обладает: даже два однояйцовых близнеца с одним и тем же генотипом проявляют некоторые различия в фенотипе из-за слегка различающихся условий в утробе.
Аргументы, которые выдвигает Локк против существования моральных универсалий, страдают тем же недостатком — они требуют нулевого разброса.[247] Он утверждает, что Золотое Правило (то есть принцип взаимности), которое есть ключевое понятие христианства и других мировых религий, уважается не всеми людьми, а многими нарушается на практике.[248] Он замечает, что даже любовь родителей к детям и наоборот не мешает таким аномалиям, как инфантицид и намеренное убийство престарелых родителей.[249] Инфантицид, как он замечает, практиковался без сожаления у мингрелов, греков, римлян, а также у других народов.
Но хотя четко сформулированное Золотое Правило может не быть универсальным для человеческих культур, нет культур, в которых не практикуется в той или иной форме взаимность, и мало таких, в которых она не является центральным компонентом морального поведения. Можно с уверенностью сказать, что это не просто результат усвоенного поведения. Биолог Роберт Трайверс показал, что некоторая форма взаимности заметна не только в различных человеческих культурах, но и в поведении многих других видов животных, что указывает на ее генетические причины[250]. Аналогично теория базового родственного отбора объясняет возникновение родительской любви.
В последние годы проводилось много этологических исследований инфантицида, показавших, что он широко практикуется в животном мире, а также в различных человеческих культурах[251]. Но ничто из этого не доказывает точки зрения Локка, потому что чем пристальнее изучать фактическую практику инфантицида, тем яснее становится, что он мотивируется исключительными обстоятельствами, которые объясняют, каким образом могут быть преодолены эмоции родительской заботы, обычно столь сильные[252]. Эти обстоятельства включают желание отчима или нового партнера устранить отпрыска соперника; отчаяние, болезнь или крайнюю бедность матери; свойственное данной культуре предпочтение детей мужского пола; или рождение болезненного или уродливого младенца. Трудно найти общество, где инфантицид не практиковался бы в первую очередь обитателями социального дна; там, где ресурсы позволяют семье воспитать детей, родительские инстинкты доминируют. И, вопреки Локку, если инфантицид происходит, то редко когда "без сожаления"[253]. Инфантицид— частный случай убийства: нечто, происходящее повсеместно, но повсеместно осуждаемое и преследуемое.
Иными словами, существует моральное чувство человека, развившееся за долгое время из требований гоминид, которым предстояло развиться в интенсивно общественный вид. Локк прав относительно tabula rasa в узком смысле: мы не рождаемся с предварительно сформированными моральными идеями. Но есть врожденные эмоциональные реакции, свойственные человеку, под влиянием которых моральные идеи формируются относительно одинаково для всего вида. Это часть того, что Кант назвал трансцендентальным единством апперцепции — то есть человеческих способов восприятия реальности, которые придают этому восприятию порядок и смысл. Кант считал, что пространство и время — единственные необходимые структуры человеческого восприятия, но мы можем к этому списку добавить еще многое. Мы видим цвета, реагируем на запахи, распознаем выражение лица, анализируем язык в поисках признаков обмана, избегаем определенных опасностей, входим во взаимные отношения, стремимся к мести, смущаемся, заботимся о наших детях и родителях, испытываем отвращение к инцесту и каннибализму, приписываем причины событиям и еще многое другое делаем, поскольку эволюция запрограммировала ум человека на видоспецифичное поведение. Как и в случае языка, мы должны учиться путем взаимодействия со средой, чтобы пользоваться этими способностями, но потенциал их развития и пути, которыми они запрограммированы развиваться, даются от рождения.
