— Я останусь жив, — осклабился Норгл, — а тебя даже черепаха догонит и одолеет.

— Я и раньше не бежал от трудностей, — спокойно сказал я. — А уж теперь — подавно. Куда мне, калеке? Поэтому я встречу любую опасность своим мечом.

Выхватил клинок из ножен и упер его в пол. В классе воцарилась гнетущая тишина. Норгл дернулся как от удара, побледнел и даже попятился назад. Но тут же сообразив, что быстрее меня, храбро выпятил грудь и сказала:

— Ну, давай, чего ты ждешь? Нападай, а я пока помедитирую и посплю заодно.

Ничего не ответив, я оперся на меч и помог себе усесться на свое место. Клинок из ножен я достал только для этой цели. Наставник Отто сделал вид, что не заметил оружия в моих руках, начал урок.

Время понеслось вскачь. Я занимался наравне с остальными идущими, было время разобраться в теории. Так же медитировал, ведь наловчился управляться с бесполезными ногами. Не все позы и практики давались, но я делал все возможное. Жаль, что на боевую тренировку наставник меня не пустил, сославшись на то, что я еще не готов и мне нужно привыкнуть к своим новым возможностям.

Тоже мне!

Я не стал спорить и после полудня покинул школу. Выбрался на улицу и тут же увидел отца. Он заметил меня, но прошел мимо, не подав виду и даже не улыбнувшись. Будто бы все было хорошо. Вздохнув, я направился в свою комнату.

Мои ладони не сотрутся в жестах смирения.

Не успел я зайти в комнату, как дверь снова открылась, и следом вошел Ирвин.

— Еле угнался за тобой, — съязвил брат. — Ну и наловчился же ты с этой штукой, носишься и носишься.

— Плевать в потолок слишком скучно, — ответил я. — Слюна постоянно падает на лицо.

Сказал это равнодушно. Попытался быть равнодушным, а внутри кипело и клокотало. Зря я взял с собой меч.

Брат рассмеялся, хлопнул меня по плечу и продолжил:

— Вижу, что ты пришел в норму. Даже шутишь. Это хорошо.

Я не ответил, но и взгляда не отвел. Ждал, что Ирвин скажет дальше.

— Слушай, ты извини, что не навещал тебя. Все как–то… времени не было.

— Не беспокойся, — ответил я. Старался говорить как можно спокойнее. — Трой приходил. И мама с Линдой. Я не скучал.

— И еще… — Ирвин меня не слушал. Брат опустил глаза и с раскаянием произнес: — Прости меня за тот случай в лесу. Честно… Я не видел того вепря. Думал, что вы кроликов гоняете.

Я развернулся и направился к кровати. Ирвин схватил меня за плечо и сказал:

— Постой. Правда… Прости! Я не знаю, что еще сделать. Хочешь… Хочешь, пойдем прогуляемся, поболтаем?

Ого! Впервые слышу такое предложение от братца. Неужели он и вправду раскаялся?! И раскаяние довело его до такого состояния? Похоже на то.

— Ладно, пошли, — согласился я. — Практика мне никогда не помешает.

Кивнул на свои ходули, а Ирвин лишь понимающе улыбнулся.

Мы вышли в коридор и двинулись дальше по поместью. Розами воняло нестерпимо, этим запахом был пропитан каждый сантиметр стен, потолка и пола. Сначала шли молча. Мне сказать было особо нечего, мы не так хорошо общались с Ирвином и до того случая с вепрем. А сейчас — тем более. Хотя слова раскаяния изменили мое отношение к нему. Брат же, наконец, не выдержал и с гордостью выдал:

— Вчера я освоил технику «Вихрь клинков»!

— Ого! — искренне удивился я. — И сколько воздушных клинков за раз?

— Три! — отчеканил брат и засиял ярче, чем все звезды, солнце и луна на небосклоне разом.

— Бартон в твоем возрасте один еле–еле выдавал.

— Ты помнишь? — с удивлением спросил Ирвин.

— Да, — ответил я. — Кстати, как там дела у Бартона? Он тоже не заходил.

— У него очень много дел, — пояснил брат. — Отец готовит его к каким–то важным делам. И еще он много тренируется. По словам Кайла Рикстера, скоро у Бартона сформируется десятый узел, и брат шагнет на ступень старшего адепта.

— Рад за него, — улыбнулся я. Не чувствовал ни зависти, ни злобы, ни горечи. Они все мои братья, и я искренне радовался их успехам. Мощь членов семьи — величие клана.

— Ну а ты? — спросил Ирвин и хитро прищурился. — Не передумал проходить испытание Гранью?

— Нет.

— Молодец, — похвалил меня брат. — Верю в тебя.

Мы болтали ни о чем и уходили все дальше, вглубь поместья. В основном говорил брат, а я его слушал. Вскоре добрались до верхних этажей. Там, в полумраке у колонн, Ирвин остановился и сказал:

— Скучно. Давай поиграем?

— Как? — не понял я. Внутри заворочалось пробудившееся чувство недоверия.

— Снимай свои ходунки.

— Это зачем еще? — спросил я. Сомнения нахлынули. И зачем я только пошел с Ирвином?!

— Я же говорю: сыграем в игру. На перегонки. Ты на руках, а я в твоих ходунках, и кто быстрее до конца коридора. Идет?

Весело, не спорю, но почему–то сомнения не унимались. Зачем ему это все?

— Ну, чего застыл? Или боишься проиграть? Я вряд ли быстро справлюсь с этими твоими штуковинами, — брат кивнул на ходунки, — а вот ты наловчился за последний месяц. Шансы равны!

— Давай, — наконец решился я. Поверил брату. Да и что я теряю? — Только, чур, не жульничать и ногами не помогать.

— Привяжи мне их жгутами, — предложил Ирвин.

— Конечно, как иначе? — сказал я и задорно улыбнулся. Играть так играть.

Выбрался из ходунков и передал их брату.

— Отлично. Игра начата, — сказал Ирвин и побежал по коридору с моими ходунками. — До комнаты теперь добирайся сам!

Брат звонко рассмеялся и скрылся за поворотом коридора. Там была лестница, ведущая вниз, и я услышал, как Ирвин громко затопал по ступеням.

Ублюдок! Говнюк! Да и я тот еще дурак. Доверился. И кому? Ирвину! Знал ведь, чувствовал, что он снова затеял какую–то пакость. Хитрая тварь, способная провести даже взрослых. К нему и раньше было мало доверия, а теперь оно и вовсе пропало. Он унес его вместе с моими ходунками.

Зло сплюнув, на руках пополз к лестнице.

Так, стоп, а на каком этаже я вообще оказался? Внимательно осмотрелся. Полумрак, колонны и всего одна дверь посреди длинного коридора. Самый верхний этаж и комната, в которой обосновалась Сальвия с братом и сестрой. Они до сих пор гостили у нас и ждали возвращения своего отца.

Внезапно до меня донеслись неясные звуки. Я прислушался и непроизвольно отшатнулся, отполз в густую тень за колоннами. Из комнаты четы Эркли до меня долетели стоны, редкие но яростные крики, невнятное бормотание и страстные вопли. Звуки нарастали и с каждым мгновением становились все отчетливее и громче. Два голоса. Они рычали и бесновались в порывах обжигающей, безумной страсти.

Стоны удовольствия, крики неутолимой похоти и бессвязные вопли сумасшедшего, невероятного наслаждения. Вместе с этим жалобно и надрывно скрипела кровать в такт бешеному темпу.

Шум казался нереальным и всепоглощающим. Я понял, что происходит в комнате, но боялся даже пошевелиться и двинуться с места.

Вскоре звуки стихли, и в коридоре воцарилась удивительно неуместная тишина. А еще через несколько минут дверь в комнату четы Эркли скрипнула, и на пороге показался… мой отец. Он был абсолютно голым. Раскрасневшееся тело, мокрые от пота волосы, тяжелое дыхание и блестящие от невероятного удовольствия глаза. А на спине новая татуировка, которой раньше не было: три переплетенные между собой линии, образующие орбиты, а посередине — точка. Отец вышел в коридор и, спотыкаясь и покачиваясь, поплелся к лестнице. Он не заметил меня в густой полутьме. А еще — забыл прикрыть за собой дверь.

От нестерпимого запаха роз затошнило.

Я сидел в тени за колонной и все так же боялся пошевелиться. В голове бушевала буря, в висках грохотали молоты десятков тысяч наковален.

Когда отец ушел, из комнаты донеслись всхлипывания и невнятные бормотания.

— Прекрати! — раздался строгий голос Сальвии. — Распустил сопли. Хватит ныть, Бернард!

— Са–а–а-альвия, — дрожащим голосом протянул брат девушки и еще громче захныкал.

— Отстань! — прикрикнула Сальвия на своего брата. — Ты разве забыл, что в ближайшие несколько месяцев тебе можно только смотреть, как я трахаюсь?! Радуйся и этому. И спрячь свой член, ради Грани! Попробуй только кончить на пол, снова будешь слизывать.